Завтра мы с Люком посетим родителей Лиины. Завтра я со всем оставшимся вниманием вернусь к потребностям Мэдди.

Но есть что-то еще. Нечто большее, тихо созревающее внутри меня.

Я мысленно возвращаюсь к фотографии, которую взяла из тумбочки в комнате Мэдди. Сейчас она лежит в конверте и заперта в ящике с моими вещами. Я думаю о медальоне. И о прекрасных словах Лиины на вырванных страницах дневника, проникнутых томлением и духом странствий. И я гадаю, где сейчас находится остальная часть дневника. Клэйтон так и не смог ответить на этот вопрос. Когда Люк спросил его, носила ли Лиина медальон, который мы нашли у нее в волосах, он сказал, что не помнит об этом. Он также не смог удовлетворительно объяснить происхождение термических ожогов на лице Лиины. По его словам, он мог закурить сигареты Лиины, лежавшие у него в рюкзаке, и в беспамятстве погасить окурок ей о лицо.

Мои мысли обращаются к Лайаму Парксу и к его предположительно украденному фотоаппарату с пленкой. Я делаю еще один глоток игристого вина и напрягаюсь, когда рука Люка ложится мне на бедро.

— Ты в порядке?

Он наклонился ко мне, чтобы я могла услышать его за громкой музыкой, взрывами смеха и застольной болтовней. Меня бросает в жар, несмотря на недавние спокойные размышления над вопросами, которые пока что остаются без ответа. Я смотрю на его губы, и на какой-то миг у меня перехватывает дыхание.

— Я просто думала… в этом деле остались свободные концы. Например, где ее дневник?

— Загадки будут решены. Я уверен, что когда дело дойдет до суда, все это выйдет наружу, на этапе раскрытия доказательств и свидетельских показаний.

Я киваю.

— Хочешь уйти отсюда?

Я колеблюсь. Мне следовало бы поостеречься, но я говорю «да».

Мы прощаемся с коллегами, а когда выходим на морозную улицу, то видим, что ночь выдалась ясная и небо усыпано звездами. С моря налетают порывы ледяного ветра, и это быстро проясняет голову.

— Мне нужно домой.

Он выглядит разочарованным, но лишь на короткий момент.

— Да, мне тоже не помешало бы немного поспать. Я провожу тебя к автомобилю.

— Когда ты возвращаешься в Ванкувер? — спрашиваю я.

— Завтра я выписываюсь из мотеля. Поеду обратно после того, как мы навестим Пратиму и Джасвиндера. Я могу собрать свободные концы в моем офисе в Суррее[141].

Мы входим в короткий переулок, ведущий между домами к автостоянке на другой стороне. Здесь темно и сумрачно. Люк явно колеблется. Я останавливаюсь и смотрю на него. Лунный свет очерчивает его волевой профиль. Его глаза поблескивают.

— Хочешь, пойдем в мотель и пропустим по стаканчику на сон грядущий?

Я открываю рот, но тут же закрываю его.

Люк берет меня за руку. Логика оставляет меня. Он привлекает меня к себе, и я позволяю ему это сделать. Он поднимает мой подбородок кончиками пальцев и шепчет мне в лицо:

— Пошли в мотель, Рэйчел.

Он наклоняется ближе; я приподнимаюсь и целую его. Сначала это осторожное прикосновение, но потом поцелуи становятся жаркими, необузданными, ослепительными. Он кладет руки мне на ягодицы и крепко прижимает к себе. Я ощущаю его эрекцию, и у меня подгибаются колени. Он испускает слабый стон, когда его напряженный член ложится мне в руку через брючную ткань.

Внезапно в дальнем конце переулка вспыхивает свет. Яркие фары высвечивают нас, как прожектор высвечивает актеров на темной сцене. Енот, рывшийся в мусорном баке, с лязгом спрыгивает на пустые пивные банки. Автомобиль поворачивает, и свет исчезает. Я напряженно отодвигаюсь с сильно бьющимся сердцем; реальность жестко ударяет мне в голову.

Звук двигателя затихает в отдалении. Я должна вернуться домой. Мне нужно домой. Но к кому? К Мэдди, которая уже крепко спит? К Джейку, который больше не любит меня и в каком-то смысле уже несколько месяцев назад начал процесс выхода из отношений, крушения нашего брачного союза?

— Ты идешь? — тихо шепчет он мне на ухо.

И я иду.

Я пересекаю эту черту.

Я ухожу вместе с Люком в дешевый придорожный мотель. В тот самый проклятый мотель, где Джей раньше изменял мне.

Возможно, поэтому я иду туда.

Возможно, это неосознанная форма мести. Или доказательство того, что я могу поступать так же, как Джейк.

Возможно, это потому, что я знаю: мы с Люком больше не увидимся. И я не могу просто так отпустить его. Или, быть может, мне нужно прикоснуться к его мужской энергии, снова почувствовать себя любимой и желанной. И мне нужен секс. Мне нужно ощущать себя человеком, красивой женщиной. Мне нужно заняться любовью перед лицом смерти и уродства, свидетелями которого мы были во время расследования. А он предоставляет такую возможность. Безвозмездно, как друг и союзник.

Когда мы целуемся в номере мотеля, раздеваем друг друга и занимаемся жаркой и безрассудной любовью, я остро сознаю, что больше никогда не увижу Люка. Только не так. Потому что это разрушит остатки моего супружества. А «хорошая девочка» во мне знает, что я должна сделать все возможное для его спасения.

Ради Мэдди.

— Клэйтон, я получила все копии допросов и другие материалы дела, а также копию вашего признания. — Я протягиваю ему распечатку. Цифровой диктофон лежит на столе между нами. — Можно попросить вас прочитать копию вашего признания для наших слушателей? Начните с того места, где вы сказали, что изнасиловали и убили четырнадцатилетнюю Лиину Раи.

— Я этого не делал.

— Так вы утверждаете сейчас, но в 1997 году вы говорили совсем другое. Вы можете прочитать вслух, что вы тогда сказали, слово в слово, чтобы наша аудитория смогла узнать, что услышали в тот день двое следователей?

Он берет документ в руки.

— Пожалуйста, начните с той части, где вы сказали следователям Уолкзек и О’Лири: «Она проснулась и выглядела более рассудительной, чем раньше».

Он просматривает текст в поиске нужного места. Его лицо приобретает странное выражение. Я чувствую, как меняется атмосфера в комнате, и на какой-то момент мне становится страшно, и я прикидываю расстояние до двери на тот случай, если мне придется бежать или позвать на помощь. Потому что Клэй внезапно превращается в кого-то еще.

Он начинает читать хриплым, монотонным голосом. Медленно и тихо. Это звучит нереально, как будто он репетировал речь все годы, проведенные в тюрьме, и теперь механически произносит ее.

«Тогда я повез ее домой, но когда мы достигли перекрестка около моста Дьявола, она снова взбунтовалась и захотела, чтобы я высадил ее. Я передал ей рюкзак, посмотрел, как она уходит, а потом ударился в панику… На другой стороне моста, где было темно, я снова схватил ее и поволок под мост на северном берегу. Я ударил ее камнем по голове. Наступил ей на спину. Потом схватил ее за воротник и оттащил к крупным камням и валунам. Куртка слетела с нее вместе с рубашкой, потому что я дергал за рукава, а она сопротивлялась… Потом я сел на нее сверху и придавил весом моего тела, чтобы она опустилась на галечное дно. Я надавил ей коленями на плечи. Удерживал ее голову под водой обеими руками. Я убил… я утопил Лиину Раи».

Он поднимает голову.

— И вы оставили ее там, плававшую в тростниках под мостом Дьявола. «Плававшую среди водорослей, пока она не пошла ко дну. Позабытая девочка».

Клэй качает головой и удерживает мой взгляд. Я скорее чувствую, чем вижу мигающий красный огонек записи на диктофоне. Я чувствую, как мои слушатели замерли в ожидании.

— Детектив О’Лири попросил вас подробно описать ваши действия, Клэйтон.

— Это… Я все выдумал. Это неправда. — На какой-то момент он выглядит искренне растерянным. Думаю, я знаю, что происходит. Он не то чтобы лгал мне, когда сказал, что не убивал Лиину. Он обманывал самого себя. А теперь он столкнулся с черно-белой печатной реальностью того, что случилось в той комнате для допросов двадцать четыре года назад.