– Зачем? – испуганно спросила Энджи, уже зная ответ.

– А вдруг всплывут! Кому надо, чтобы твою ДНК снова прибило в Цавассене? Дела нужно делать чисто.

Энджи медленно повернулась к своему отцу. За спиной Каганова тянулся лесистый берег, и вверху, среди деревьев, что-то двигалось. Может, ветер шевелит ветки?

Паллорино напряглась, разглядев силуэты в тени под деревьями. Люди. Двое.

С винтовками.

И тут она узнала иссиня-черные волосы. Мэддокс! Да каким же… «Он пришел за мной. Он меня нашел!» Энджи попыталась не выдать его частым, сбившимся дыханием.

Мэддокс рукой показал ей идти вперед, подальше от Каганова: он держал ее отца на мушке и не хотел задеть Паллорино.

– Сапоги, – нетерпеливо напомнил Каганов. – Снимай, быстро!

Глубоко вздохнув, Энджи наклонилась и медленно начала разуваться.

И тут с высокого берега сорвался случайный камень. Паллорино замерла. Каганов резко обернулся. Мэддокс нырнул обратно под защиту листвы, но Каганов успел выстрелить. От выстрела целая стая сосновых чижей взлетела над кронами. Энджи, не распрямляясь, осторожно повела рукой к заржавелому багру, прислоненному к сараю. Пальцы коснулись старой, рассохшейся деревянной рукоятки и плотно обхватили ее.

Каганов, уловив движение, направил на Энджи пистолет. Глаза его снова стали ледяными. Время замедлилось, когда его палец согнулся и напрягся на спусковом крючке. И тут за спиной Оли Каганова появилось розовое сияние – Мила подбежала к папаше, как месяц назад к «Крестителю», когда Энджи, не помня себя, разрядила в маньяка всю обойму.

Мила протянула ручонку к сестре, и в воздухе зазвенел голосок, словно говорил сам ветер:

– Подём… Подём иглать в лощу…

Энджи забыла дышать, не могла думать. Мила подошла ближе, и Энджи увидела, что из ее глазниц льется кровь. Кровавые ручейки текли по бледному личику, промачивая праздничное розовое платье и капая на белые ножки. Ярость шрапнелью взорвалась в мозгу Энджи, перед глазами все почернело. Она видела перед собой только своего отца-преступника.

«Убей его. Убей его. Убей!»

Она рванула багор к себе и, распрямившись, снизу вверх ударила своего противника острым железным концом по лицу.

Крюк пробил плоть, вонзившись в кость. От удара и боли Каганов дрогнул. Энджи перехватила рукоятку обеими руками и дернула вниз, раскроив ржавым крюком щеку от глаза до челюсти.

Взвыв, Каганов выстрелил, но пуля пролетела мимо. Энджи видела только кровь – повсюду дымящуюся свежую кровь. Воспользовавшись шоком Каганова, она пригнулась, прянула вперед и снова ударила его багром. Крюк глубоко пробороздил грудь, кровавя рубашку, и разодрал мышцы до пупка. Каганов ахнул, уронил пистолет и схватился за живот. Попятившись, чтобы избежать нового удара, он поскользнулся на собственной крови и тяжело упал на спину. Энджи подошла и остановилась над ним, расставив ноги. Высоко занеся багор, она концом рукоятки с силой ударила Каганова в лоб. Рыжий гигант забил руками и обмяк. Время остановилось. Энджи успела удивиться, что не стало слышно птиц. Вообще никаких звуков. Будто мир онемел.

Серые глаза моргали, глядя на нее. Лицо ее отца превратилось в страшную маску из окровавленного мяса. С каждым вздохом на губах у Каганова пузырилась розовая пена.

Энджи, тяжело дыша, стояла над ним, сжимая скользкий от крови багор.

«Убей его!»

Но когда Энджи наклонилась и вытащила из чехла Каганова охотничий нож, до нее долетел чей-то крик. Кричали будто издалека, и Паллорино едва обратила внимание. Опустившись на колени возле обмякшего Каганова, враз обессилев от головокружения, она поднесла острое блестящее лезвие к белой шее и надавила над самым адамовым яблоком, под рыжей бородой, краем сознания отмечая рыжую курчавую поросль на груди, под ошметками рубашки. Ей снова отчетливо вспомнилось, как он убивал неизвестную плачущую истощенную женщину.

– Рокси!

Энджи подняла глаза. Ветер? Или Мила?

Малютка в розовом вплотную подошла к обезображенному лицу Каганова и отрицательно покачала головой.

– Ни-ни, не убибай дядю…

Энджи поглядела в глаза своего отца – такие же серые, как у нее. Полные боли и ненависти. Каганов ее ненавидит. Ее собственный отец ненавидит ее, будучи самым гнусным, чудовищным убийцей.

Она надавила на нож, прорезая белую кожу.

– Ни-ни, Рокси, пе’естань! Рокси!

Энджи вздрогнула от тоненького голоска. Глаза наполнились слезами. Она не такая, как ее отец. Она лучше, чем простая сумма ее прошлого.

«Не повторяй этого, Энджи! Только не как с «Крестителем»! Хватит ослепляющей ярости. Ты же нашла Милу, свою сестру! Ты вернулась за ней и за вашей мамой. Они бы этого не хотели. Им было бы больно увидеть, что он превратил тебя в убийцу!»

Ее затрясло, будто в судорожном припадке.

– Энджи! – кричал подбежавший Мэддокс. – Энджи, не делай этого! Остановись!

Она будто впервые услышала его голос, и сразу вернулись звуки – крики птиц, шорох волн, набегавших на галечный берег. Руки Мэддокса, большие, сильные, опустились ей на плечи, уводя от окровавленного Каганова.

– Брось нож, Энджи, брось. Не стоит того. Мы его взяли, мы его уже взяли!

Но Энджи с силой вырвалась и наклонилась к самому лицу своего отца, проговорив так, чтобы слышал только Каганов:

– Я тебя не убью, сволочь. Так легко ты не отделаешься. Я заставлю тебя заплатить. Я посажу тебя в клетку, как ты тех женщин, на весь остаток твоей жалкой, вонючей жизни.

Мэддокс поднял ее на ноги. У Энджи не осталось сил сопротивляться. Нож выпал у нее из руки, звякнув о кожу сапог. Ее трясло, зубы стучали, по лицу текли слезы.

Мэддокс развернул ее к себе, осторожно коснувшись рассеченной щеки, и заглянул в глаза.

– Соберись, – настойчиво зашептал он. – Энджи, соберись! Я здесь сам всем займусь, а ты иди с Беннетом.

Спутник Мэддокса взял Энджи за руку и повел на берег. Детектив перевалил Каганова на живот и надел на него наручники. Вдалеке послышался рокот вертолетов.

– Летят! – крикнул Беннет. – Это ребята Такуми!

Женщина-парамедик зашила Энджи щеку и бровь и занялась ссадиной на затылке – должно быть, от удара о булыжную мостовую, когда Паллорино упала, оглушенная тазером. А может, когда ее затаскивали в «Ауди»… Энджи вздрагивала от боли при каждом прикосновении.

– Здесь нужен пластический хирург, – сказала парамедик, – а это так, до больницы доехать…

Мэддокс сидел рядом и смотрел на Паллорино, большой и надежный, как скала. Энджи зашивали в просторной гостиной рыболовного лоджа, освещенной выглянувшим наконец солнцем. Грозовой фронт отступал; лысые орлы чертили круги в прозрачном голубом небе. Беннет ждал, когда Мэддокса и Энджи можно будет везти в Ванкувер.

Мэддокс объяснил, как нашел Энджи, покорив ее своим безрассудством и решительностью. Но теперь у нее были ответы, которых она искала. Как справляться с новыми открытиями, это отдельный вопрос, но облегчение она испытала безмерное. Энджи узнала, кто ее мать, как погибли Ана и Мила, где могут находиться их останки – на дне под старыми рыбными садками Каганова. Здесь всплыла маленькая ножка в кроссовке и начала свое путешествие, влекомая течениями, ветрами и штормами, пока не оказалась на берегу в Цавассене.

Группа захвата уже улетела, увозя с собой Каганова, которого наскоро подлатали вызванные парамедики. Лоджем занялись эксперты-криминалисты, изучавшие каждый сантиметр. Представители канадской полиции тоже прибыли на вертолете и опрашивали сейчас гостей лоджа, которых собрали в других комнатах. Плачущую старуху в черном тоже увезли, решив допросить позже. У берега, на территории бывшей рыбной фермы, скоро начнется полицейская операция с участием водолазов: если на дне есть человеческие останки, их поднимут. Ивански Ползим и Саша Макеев объявлены в розыск; уже получены ордера на их арест – скоро они будут за решеткой. ДНК одного из них совпадет с ДНК крови убийцы полицейского, пролитой в 1993 году, и семени на фиолетовом кардигане Анастасии Ковальской. Полиция сравнит отчеты баллистиков по перестрелке у цветочного фургона и, семью годами ранее, у «ангельской колыбели». Ползим и Макеев оказались еще и основными подозреваемыми в поджоге дома в Сквомише. Наконец-то виновные сядут за решетку…