Юджин прижался к ней всем телом и сильнее сдавил шею. Перед глазами появилась красная пелена. Сознание ускользало, но Оливия ощутила, что его пенис стал твердым и толкался между ее бедрами в том месте, где была расстегнута «молния» на джинсах. И Оливия сразу вспомнила ощущение его потного голого тела на своем теле, когда его член проникал в нее все глубже. От ярости у нее просветлело в голове. Пальцы коснулись знакомой рукоятки ножа у него на бедре. Оливия вырвала нож из чехла и вонзила его глубоко в бок Юджина, на этот раз направляя нож вверх, к печени. Он застыл, его пальцы слегка разжались. К ней вернулась четкость зрения. Она вытащила лезвие и снова вонзила его. И еще раз. И еще.

Он охнул. Руки повисли вдоль тела. Он сделал шаг назад, взгляд его хищных глаз не отрывался от нее, черты лица исказились от изумления.

Когда Юджин приложил руки к ране на боку, из которой хлестала кровь, Оливия бросилась на него с ножом, крепко зажав его в кулаке. Ее охватило безумное желание выжить любой ценой, навсегда избавиться от него, и она вонзила нож ему в грудь.

Сталь зацепила ребро, рука завибрировала. Оливия вытащила нож из его тела, лезвие блестело от крови. Он рухнул на пол, ударившись головой о камни очага. Пламя коснулось его головы, и комната наполнилась запахом горящих человеческих волос. Оливия рухнула на него и, рыча, ничего не соображая, принялась наносить удары ножом в грудь, в шею, в живот, в лицо. Она смутно понимала, что вокруг кровь. Много крови, горячей и скользкой, на ее руках, лице, обнаженной груди, в ее волосах. Она чувствовала во рту вкус его крови.

Его светло-янтарные глаза смотрели на нее, но уже ничего не видели. Тело обмякло, голова дергалась при каждом новом свирепом ударе ее ножа. Как будто в тумане она услышала свое имя.

«Оливия! Оливия! Прекрати!»

Она почувствовала крупные руки на своих плечах, кто-то схватил ее за запястье той руки, в которой был нож. Кто-то пытался остановить ее, оторвать от этого ублюдка.

Оливия отбивалась. Раздался выстрел.

Она застыла, вся дрожа.

И какое-то время не могла понять, что она видит, что она только что сделала. Оливия повернулась и подняла глаза.

Коул смотрел на сцену, разворачивающуюся перед ним. Эпизод из фильма ужасов.

Оливия, обнаженная до пояса, с расстегнутой «молнией» на джинсах оседлала окровавленного мертвого мужчину, лежавшего на полу. Его влажные волосы тлели в угасающем пламени. Она была забрызгана кровью, глаза были дикими, она не узнавала Коула, крепко сжимая в кулаке огромный охотничий нож.

– Лив, – прошептал Коул, глядя ей в глаза, нагибаясь и засовывая револьвер, из которого он только что стрелял, за пояс джинсов. Запах крови и горелых волос ударил ему в нос. Было и кое-что похуже. Внутренности. Оливия распорола кишки этому чудовищу, и зловоние было невыносимым. Коул заглянул ей в глаза и осторожно взял за плечи.

– Хватит, достаточно, – негромко сказал он. – Посмотри на меня. Сосредоточься. Он мертв. Умер. Давно умер.

Она смотрела на него пустыми глазами, тяжело дыша открытым ртом.

У Коула защемило сердце.

– Успокойся, Лив, иди ко мне.

Он поднял Оливию с тела убийцы и обнял ее мокрое окровавленное тело. Он крепко прижал ее к себе и слегка покачивал, гладя по спутанным волосам.

– Все в порядке, – пробормотал он, уткнувшись в ее волосы. – Все кончено. Ты справилась. Ты убила его.

Он взял ее лицо в ладони, заглянул в глаза.

– Ты слышишь меня, Лив?

Рот у нее был открыт, но она не могла произнести ни слова, крупная дрожь сотрясала все тело. Ухо было надорвано, из него текла кровь. Нос явно сломан. Лицо порезано и опухло. Коул быстро стянул с себя пуховик и начал натягивать на Оливию.

Но она задохнулась от боли, когда он попытался сунуть ее руку в рукав. От боли Оливия немного пришла в себя.

– Где больно?

– Рука, – прошептала Оливия. – Сломана, я думаю.

Коул снова попытался одеть ее, на этот раз осторожнее обращаясь с левой рукой. Ему удалось натянуть рукав на сломанную руку, правую руку она просунула сама.

Коул застегнул «молнию» на куртке. Взгляд Оливии упал на искромсанное тело на полу.

– Я… я… убила его.

Он взял в ладони ее лицо, заставляя смотреть на него, а не на кровавое месиво возле очага.

– Да, – спокойно подтвердил Коул. – Больше не думай об этом. Не смотри на него. Он в прошлом. Иди сюда.

Он увел ее от тела в угол комнаты, помог ей сесть. Оливия прислонилась к стене и обмякла. Силы закончились.

– Я хочу, чтобы ты рассказала мне, какие у тебя травмы.

Она посмотрела на него, явно не понимая.

– Твоя рука сломана, – подсказал Коул. – Нос тоже сломан.

Он осторожно дотронулся до него, Оливия поморщилась. Он сунул руку в карман за отцовским носовым платком. Легкими касаниями он вытер кровь с ее лица. По большей части это была кровь похитителя, если не считать засохшей крови вокруг надорванного уха и ссадины на скуле. Сердце заболело от жалости к ней. Коул нежно улыбнулся, его переполняли облегчение и любовь.

– С тобой все будет в порядке, Лив, – пообещал он. – Все будет замечательно. Ты слышишь меня?

Оливия кивнула, сглотнула.

Потом заморгала.

– Как… как ты нашел меня? – Она нахмурилась, вспоминая. – Тот самолет… Это был ты?

Он кивнул.

Оливия внезапно вцепилась ему в руку, ее глаза наполнились слезами.

– Эйс? Это был Эйс? Я слышала выстрел. Он застрелил Эйса?

Она опять побелела как полотно, ее снова затрясло.

– Нет, – ответил Коул, хотя не знал этого наверняка. Пока не знал. Но намеревался выяснить это как можно скорее, потому что в этот момент Оливии больше всего на свете был нужен ее пес. Коул тревожился и о Бертоне. Он бросил взгляд на труп, потом осмотрел всю комнату. В углу увидел старый полусгнивший брезент.

– Подожди здесь.

Коул поднялся на ноги, взял брезент. Из складок посыпалась труха, полетела пыль, когда он набросил его на труп. Ухватив тело за ноги, Коул оттащил его от очага и поспешил подбросить в огонь несколько деревяшек, пока угли не погасли.

Потом вернулся к Оливии.

– Я пойду и посмотрю, что там снаружи, ладно? Ты побудешь немного одна?

Она сглотнула, встретилась с ним взглядом. Коул знал, что Оливия думала об Эйсе. От тревоги у него так свело желудок, что Коул даже дышать не мог. Он взял ее холодные руки в свои.

– Я вернусь через минуту. Просто не смотри на него, ладно? Даже не думай об этом.

Оливия кивнула.

Коул вышел из лачуги. По-прежнему валил густой снег. Испытывая беспокойство, он пошел по поляне к той канаве, в которой Бертон должен был лежать в засаде, поджидая убийцу. Когда Коул подошел ближе и его глаза привыкли к полумраку, он увидел примерно в двадцати метрах от себя черный силуэт, лежавший на снегу. Коул похолодел и рванулся вперед.

– Бертон?

Фигура не шевельнулась. На нее ложился снег. Не раздалось ни звука.

Коул взял Гейджа за плечо и перевернул на спину. Сердце у Коула упало, когда голова Бертона откинулась назад. Из уголка рта текла кровь. И из огромной дыры в груди.

Коул пощупал пульс, понимая, что это бессмысленно. Гейдж был мертв. Похититель Оливии сумел догадаться об их плане. Собака хоть и выманила его из дома, но, должно быть, вызвала подозрение у опытного охотника. Ожидая засады, он, вероятно, подошел к Бертону со спины.

Дерьмо.

Коул провел рукой по мокрым от снега волосам. И вдруг испугался. А что с Эйсом?

Коул схватил дробовик, лежавший рядом с Бертоном, и побежал к тому месту, где они привязали собаку.

– Эйс! Приятель! Ты в порядке? – крикнул Коул.

Тишина.

Но, оказавшись под деревьями, он услышал коротенький визг и едва не упал от облегчения.

Старый пес снова хрипло залаял, на этот раз громче, и натянул поводок, чтобы оказаться рядом с Коулом.

Тот рухнул перед ним на колени. Ероша шерсть, Коул отстегнул шлейку.