Дирк потирает подбородок.

— В отчете об аутопсии упоминается вагинальная травма, разрывы мягких тканей. Это не соответствует сексу по взаимному согласию на лесной поляне.

— Может соответствовать, если секс был грубым и агрессивным, — возражаю я.

— Не знаю, — говорит Дирк. — Наверное, нам нужна дополнительная информация о посмертных уликах. Что бы ни случилось с этой девочкой, она испытала крайне жестокое насилие.

— Когда Пелли вышел из себя, он вырвал страницы из дневника, а потом окончательно сорвался с катушек, — говорит Люк. — Такие побои, особенно в лицо, свидетельствуют о необузданной ярости. Я полагаю, это было очень личное дело.

— А запись с камеры наблюдения перед закусочной Ари? — спрашивает Рэй.

— Показания Дарша Раи подтверждаются Трипом Гэллоуэем, — говорит Люк. — То же самое относится к показаниям Эми Чан и Джеппа Салливана.

— И остатки дневника до сих пор не найдены?

— Пока нет.

— Ладно, тогда давайте исполним полученные ордера и арестуем этого поганца, — говорит начальник полиции.

Но как только все приходит в движение, дверь каталажки распахивается и Белла — наш гражданский ассистент и администратор — сует в комнату голову, увенчанную высоким узлом светлых волос.

— Рэйчел, сюда пришла женщина, которая хочет вас видеть.

— Это может подождать?

— Она говорит, дело срочное.

— Кто она такая? — сдавленным голосом спрашиваю я.

— Она не назвала свое имя. Сейчас она в приемной.

Я решительно направляюсь в приемную и застываю на ходу, когда вижу по другую сторону стойки щуплую женщину в несообразно большом пальто, сгорбившуюся на пластиковом стуле. Ее волосы висят влажными прядями, лицо бледное как мел. Она держит на коленях набитую спортивную сумку и медленно раскачивается взад-вперед.

Я поспешно распахиваю половинку двери, отделяющую нашу приемную от зоны ожидания.

— Лэйси! С вами все в порядке?

Она вскакивает на ноги, как испуганный олень в свете фар приближающегося автомобиля. Крепко прижимает к животу спортивную сумку и дрожит всем телом.

— Я… мне нужно поговорить с вами. Прямо сейчас. Я… должна вам кое-что показать.

Я беру ее за руку и понижаю голос.

— Где малышка, Лэйси? Ей ничто не угрожает?

— Она с женщиной из церкви, — шепчет она в ответ. — Я насчет Клэя. Он… думаю, он сделал это. Мой муж убил Лиину Раи. Он… убил свою ученицу.

— Проходите, проходите сюда, Лэйси. — Я провожаю ее за стойку и быстро веду по коридору в комнату для допросов. — Здесь мы можем поговорить. Садитесь, пожалуйста. Я сейчас вернусь.

Лэйси опасливо устраивается на краю пластикового стула, по-прежнему так крепко прижимая к себе спортивную сумку, как будто ее жизнь зависит от этого. Я закрываю дверь. Адреналин бурлит в моей кровеносной системе, когда я широким шагом возвращаюсь в каталажку.

— Это Лэйси, — говорю я. — Она хочет что-то показать мне. Говорит, что ее муж убил Лиину. Думаю, я должна поговорить с ней наедине.

Люк встает и смотрит на шефа.

— Мы будем наблюдать снаружи, — говорит Рэй.

Я возвращаюсь в комнату для допросов с блокнотом в руке и сажусь напротив Лэйси.

— Вы уверены, что с вашим ребенком все в порядке? — Меня тревожит психическое состояние Лэйси.

— Джейни сейчас с Марсией Малейн из женской группы поддержки католической церкви. Я… у меня мало времени. Мой муж Клэй… Он позвонил на работу, сказался больным и отправился к своему врачу. Скоро он вернется домой и, когда обнаружит, что меня нет… Я… — Она резко поднимает сумку и раскрывает ее.

На стол вываливается объемистая куртка.

Чистая, отглаженная куртка цвета хаки. С загибами в тех местах, где она была аккуратно сложена в несколько раз. Цифры и буквы на кармане.

Я смотрю на нее и вспоминаю слова Джасвиндера.

Это была большая куртка цвета хаки… Судя по всему, приобретена на распродаже излишков военного имущества. Множество молний и карманов, какое-то цифровое обозначение на переднем кармане. Эта куртка не принадлежала Лиине. Когда я спросил об этом, она ответила, что одолжила ее.

Я перевожу взгляд на Лэйси.

— Это куртка Клэя, — тонким голосом говорит она. — Я знаю, что Лиину объявили пропавшей без вести, когда она ходила в такой куртке. Услышала это в новостях. Но сразу после того как девочку объявили пропавшей, Клэй принес эту куртку домой из школы. Она лежала в этой сумке. И она была постирана, отглажена и сложена… вот так.

— Лэйси, вы помните, в какой день он принес домой куртку? — тихо и внятно спрашиваю я.

— Вечером во вторник, 18 ноября. Когда он вернулся из школы. За день до этого я услышала по радио об исчезновении Лиины Раи. Тогда я не придала значения тому, что куртка Клэя соответствует описанию, — ведь существует много таких курток, и ходили разговоры, что Лиина скоро объявится. Но когда я повесила чистую куртку в стенном шкафу, то заметила темные пятна.

Лэйси дрожащими руками разворачивает куртку на столе передо мной. Она указывает на участки с потемневшей тканью. Я остро сознаю, что за нами наблюдают через одностороннее зеркало, и почти физически ощущаю напряжение коллег.

— Эти отметины не были выведены в прачечной, — говорит она. — Мне это показалось странным, и я спросила Клэя, почему он вообще отнес куртку в прачечную, а не постирал в нашей машинке. Я имею в виду… ведь нам не хватает денег даже на прачечную самообслуживания.

— Что сказал Клэй?

— Он сказал, что это грязь и кровь. Он поскользнулся, упал на тропе возле школы и порезал руки чем-то острым в грязи. Он сказал, что отнес куртку в прачечную, потому что она большая и тяжелая, а наша машинка не промышленного типа и не рассчитана на такую загрузку. Но я уже стирала его куртки в нашей машинке. Это было странно, но я обо всем забыла до тех пор… — Она сглатывает и качает головой. — До тех пор, пока не нашли тело Лиины и вы не пришли ко мне с вопросами о Клэе и его ботинках. Тогда я поняла.

— Что именно?

— Что это могла быть кровь Лиины. — Она размазывает слезу по щеке костлявой рукой. — Все… складывается. То, что он пришел домой в такое время и в таком состоянии. Ботинки… То, что Лиина приходила к нам и он давал ей частные уроки в сарае… — Она умолкает и невидящим взглядом смотрит на куртку, расстеленную на столе.

Мое сердце ускоряет темп. Я не собираюсь прикасаться к куртке без перчаток.

— Почему вы ждали до сих пор, чтобы рассказать нам? Почему не рассказали вчера?

— Он мой муж… к лучшему или к худшему. Я… мне не хотелось верить, что такое возможно. Я не могла. Но потом… — Она снова замолкает.

Я думаю о распятии на стене ее детской комнаты, над колыбелью. Эта молодая женщина, сама недавно вышедшая из подросткового возраста, стала женой и глубоко верующей матерью. Ее вера в брачные обеты, данные в церкви, перед лицом ее Бога, держат очень крепко. Пока смерть не разлучит нас. Она борется с когнитивным диссонансом и заступается за своего мужа, даже когда считает, что он совершил зло.

— Что было потом, Лэйси? — мягко понукаю я.

— Потом я пошла в его сарай. После вашего ухода. Я взяла болторез. Сломала замок, а когда вошла внутрь и увидела… Это грех. Зло. Бог покарает его. Он будет гореть в аду.

— Что вы видели, Лэйси?

— Она на дне сумки. Это… лишь одна из них. Я… не могла принести другие. Я… — Она умолкает и сидит со склоненной головой, словно ожидая гильотины. Неподвижная. Покорная своей участи. Она пришла сюда, свитая как пружина, но теперь, когда она доставила свою весть, силы покинули ее.

— Вы можете минутку подождать здесь?

Она непонимающе смотрит на меня.

— Я сейчас вернусь, только принесу перчатки.

Я беру пару резиновых перчаток и возвращаюсь в комнату. Осторожно открываю сумку.

Мое сердце дает сбой. Отвращение комком встает в горле.