Она была смертельно бледной.

— Не могу в это поверить, — тихо сказала она. — Рабз. Он собирается бежать вместе с ней? Она — неотъемлемая часть Джервис-Бэй… просто не могу поверить.

— Мне бы следовало использовать этот нож по назначению, — я занесла воображаемый нож и с силой опустила его вниз, потом снова и снова. Так, так, так!

— Элли… — она вскочила на ноги и удержала мою руку. — Остановитесь. Прекратите немедленно.

— Отвали, Уиллоу! Не трогай меня.

Она потрясенно отступила.

При виде ее лица я пришла в чувство. Я тяжело дышала, разжав кулак, я откинула волосы, упавшие на лицо.

— Но я не шучу, — тихо сказала я. — Я собираюсь добраться до него. Я собираюсь поиметь его так жестко, что он пожалеет о знакомстве со мной.

— Что вы хотите сделать?

— Ответить ударом на удар. И знаете, что еще? Если он так поступил со мной… если ему удалось провернуть такую аферу, то готова поспорить, что он уже делал это раньше. Он в совершенстве владеет этим искусством, поэтому должны быть и другие жертвы. Всевозможные жертвы. Для начала те люди, которые вложили крупные суммы в строительство речного вокзала «Агнес», который никогда не будет построен. Этот процесс обречен по нормам природоохранного ведомства. А теперь, когда их деньги пропали? Я собираюсь на войну, Уиллоу. Я соберу чертову армию и закопаю этого ублюдка, — я указала на фотографии, лежавшие на столе. — А это пойдет в мою папку с уликами.

— Вы обратитесь в полицию?

— Сначала мне нужно собрать вещи и уехать из этого дома, прежде чем Мартин вернется из Сиднея. Он опасен. На кону стоят огромные деньги — он увел у меня больше тридцати миллионов, и боюсь, он постарается остановить меня, если не хуже. Я собираюсь обыскать дом, скопировать все улики, которые остались в его компьютере, и скопировать все нужные файлы на флешку. Потом я улечу в Канаду и сразу же обращусь к юристам моего отца. Я собираюсь получить наилучшую юридическую консультацию в безопасном месте и действовать оттуда. Я уверена, что жертвы Мартина рассеяны по всему миру, а канадская судебная система может работать совместно с австралийской и с другими юрисдикциями.

— Не знаю, Элли. Если он сбежит с деньгами, полученными от предварительных продаж, это будет преступлением, совершенным именно здесь, в Новом Южном Уэльсе, — Уиллоу выглядела не на шутку потрясенной. — Вам лучше обратиться в местную полицию. А если он опасен…

— Что они могут сделать? Честно? Взять меня под охрану в рамках программы защиты свидетелей и проверить, что «даже безумные пьяные обвинения Элли могут что-то значить»? Нет, это выходит за пределы их компетенции. Мне нужно выбраться отсюда, и у меня есть неделя, чтобы сделать это.

— А я что могу сделать?

— Вам лучше уйти, Уиллоу. Мне нужно побыть одной, нужно подумать.

— Элли…

— Нет, пожалуйста. Уходите, — я посмотрела на фотографии частного сыщика, разложенные на столе, и у меня болезненно сжалось горло. — Мне нужно все обдумать.

Она огляделась вокруг; в ее голубых глазах застыла тревога, движения были нерешительными. Потом ее взгляд вернулся ко мне.

— Я тоже не могу как следует осознать это. Почему бы нам не прогуляться вместе?

— Мне нужно побыть одной.

Она наклонила голову набок.

— Я не собираюсь принимать таблетки, Уиллоу. Обещаю. Я собираюсь скопировать файлы, собрать чемоданы и купить билет домой, а потом, может быть, прогуляться самостоятельно, чтобы освежить голову. Но я благодарна за фотографии, — я указала на глянцевые улики. — Я в долгу перед вами. И перед частным сыщиком. Но мне нужно подумать.

Когда она ушла, я посмотрела на фотографию над кроватью, где были мы с Даной. И зловещее ощущение все глубже и глубже вгрызалось в меня.

Психотерапевт спросил, был ли Мартин похож на моего отца. Мне была ненавистна его правота в этом смысле; меня действительно привлекают мужчины вроде моего отца. Крупные, властные и могущественные. Я хочу, чтобы они любили и ценили меня, надежно защищали и позволяли чувствовать себя особенной. Как принцесса. Это была остаточная память о детских волшебных сказках, от которой я не могла избавиться, застрявшая где-то в глубинах моей детской психики. В том месте, где у всех сказок есть счастливый конец.

— Значит, если вы желали зла Мартину, это распространялось и на вашего отца?

В моей голове звучит дисгармоничный аккорд: две части моей личности встречаются перед зеркалом.

— Мой отец никогда не проявлял насилия ко мне.

Он взвешивает мой ответ. На самом деле я не ответила на вопрос, а снова запаниковала. Он приближается к тайным и скрытым местам в глубине моей души. Я ощущаю шепотки раздора, тревожные звонки где-то внутри. Тревожное волнение.

— Я вижу, что этот вопрос доставляет вам неудобство, Элли. Если хотите, мы можем двигаться дальше. Вы называли вашу мать слабой женщиной.

— Так оно и было. Я презирала ее за это. За то, что она оставила меня.

Несколько секунд он смотрит на меня.

— Если вы презирали эту часть личности вашей матери, но на каком-то уровне чувствовали себя ею, то значит ли это, что вы презирали такие же качества в самой себе?

— Значит, здесь я должна сказать «да», но с помощью таблеток и спиртного я отгораживалась от признания этой истины?

— Как насчет Дуга? Он оказывал вам внимание, в котором вы нуждались?

— О чем вы говорите?

Молчание. Тонкие язычки подступающей паники начинают лизать меня изнутри.

— Мы с Дугом любили друг друга. Но все пошло вкривь и вкось после того, как мы потеряли Хлою. Горе было слишком сильным. Все, что мы имели, было построено вокруг родителей Хлои.

— Значит, его не было рядом, когда вы больше всего нуждались в нем?

На меня накатывает гнев — первобытный, рудиментарный гнев. Темный и бессловесный.

— Ладно, он вел себя как скотина. Он заводил романы на стороне.

Он пронзительно смотрит на меня поверх своих записей.

— Больше одного?

— Я… Сразу же после рождения Хлои… он утратил интерес ко мне.

— В сексуальном смысле?

Я сплетала и расплетала пальцы. Жар прилил к моим щекам.

— После родов у меня остался лишний жир. Я плохо спала и плохо выглядела. Грудное вскармливание давалось тяжело. Я беспокоилась, что все делаю неправильно, — я опустила глаза. — Мне хотелось, чтобы моя мать была рядом и направляла меня. У меня было сколько угодно денег, но я не могла купить самое нужное для меня.

Он сверяется со своими записями.

— Я вижу, вам поставили диагноз послеродовой депрессии. Вы испытывали клиническую депрессию еще до гибели Хлои.

— Откуда вы это взяли?

— Стенограмма полицейского интервью на Гавайях, — говорит он.

— Вы не имеете права.

— Юридическая группа, представляющая другую сторону, имеет такой же доступ к этой стенограмме, Элли.

Лоцца оседлала последнюю волну и прокатилась на ней до самой отмели, где ее восьмилетняя дочь Майя уже ждала ее со своей доской для серфинга. Солнце опускалось к горизонту, и его лучи окрашивали морскую поверхность тускло-бронзовым светом. Ранний летний бриз, теплый и ласковый, срывал пенные брызги с гребней волн. Это был ее первый сезон серфинга без гидрокостюма, и ощущения были просто небесными.

Она соскользнула с доски и перевела дух, пока Майя подгребала к ней, лежа на своей маленькой доске. Ее мышцы приятно ныли, глаза горели от соли, ветра и солнца. Но она нуждалась в такой психической и физической разгрузке после долгой недели работы в ударной группе, которая привела к разгрому банды байкеров, развозивших наркотики вдоль побережья. После переезда в Джервис Лоцца обнаружила, что серфинг с ее дочерью был гораздо лучшим взбадривающим средством, чем алкоголь, который она раньше регулярно употребляла после трудного перевода в отдел по расследованию убийств в Сиднее. Ее жизнь там превратилась в нисходящую спираль саморазрушения, особенно после того, как она потеряла своего мужа. В конце концов, это лишило Лоццу заветной должности детектива в элитной группе следователей из команды по расследованию государственных преступлений. Но ее босс и доброжелательные коллеги уберегли ее от потери полицейского жетона. Они не довели «инцидент» до огласки в прессе. И незаметный перевод с понижением, после которого она оказалась в тихой полицейской заводи на Южном побережье, практически был спасением для Лоццы. Это позволило ей привести себя в порядок и удочерить Майю. Это сблизило ее с собственной матерью, которая переехала в летний дом у пляжа, арендованный Лоццой, где она могла позаботиться о Майе, пока ее дочь работала допоздна или отлучалась по срочным вызовам.