Я смотрела на кровь, выступившую у него на ладони от натянутой лески. Темное, незнакомое и недоброе чувство шевельнулось где-то глубоко в моем подсознании. Оно начало разворачиваться и приобретать осмысленную форму. Теперь Мартин у меня в руках…

— Элли, — умолял он. — Помоги мне!

Я вздрогнула, потянулась к ножу у него на бедре и вынула его из ножен. Яхта резко качнулась, и меня шатнуло к Мартину с ножом в руке. Я не могла остановить мое движение. Острый кончик клинка полоснул по его руке, располосовал рукав и порезал кожу.

Он завопил. Суденышко качнулось в обратную сторону. Я попятилась и упала в капитанское кресло с рыбацким ножом в руке. Я смотрела на него, стараясь прийти в чувство и ощущая себя очень пьяной. Потом ухватилась за стойку навеса и встала. Я широко расставила ноги с полусогнутыми коленями, чтобы можно было двигаться и раскачиваться вместе с яхтой. Мы описали очередной круг, и волны снова ударяли в борт. Одна большая волна могла отправить нас обоих прямо в воду. И никого нет рядом, чтобы спасти нас. Мне нужно было вернуть Мартина за штурвал. Мне нужно было освободить его, если я хотела вернуться домой целой и невредимой. Еще мне нужно было соблюдать осторожность, но действовать быстро, потому что леска все глубже врезалась в его ладонь, и кровь уже капала оттуда, где я порезала его. Его лицо было молочно-белым, глаза остекленели от страха.

Я отчаянно пыталась сосредоточиться. Потом поднесла клинок к туго натянутой леске у него на шее, беспокоясь о том, что меня понесет вперед, и тогда нож вонзится ему в горло. Та темная, тайная часть моей души желала этого и почти могла представить, как это происходит. Наказать его за то, что он терроризировал меня.

Я перерезала леску. Удилище, плававшее за бортом, резко распрямилось и ушло на глубину, исчезнув в пенистой синеве. Волна ударила в корпус и выбила нож у меня из рук. Лезвие скользнуло по тыльной стороне пальцев, прежде чем он упал на пол. Мое сердце забилось быстрее, когда я увидела собственную кровь. Неплохо. Сосредоточься.

Мартин побрел к штурвалу и рухнул в кресло. Наживка по-прежнему висела у него на шее. Он повернул «Абракадабру» так, чтобы волны ударяли в корму.

— Что… как выглядит мое горло? — прохрипел он. — Очень плохо?

Я поборола волну тошноты и наклонилась ближе. Желчь из пищевода подступила к горлу. Его шея была окровавлена, и я мало что могла рассмотреть.

— Подожди, — я вытерла свою окровавленную руку о штаны и потянулась к моему рюкзаку. Достала мою футболку и аккуратно прижала ее к горлу Мартина, промокнув кровь, чтобы лучше видеть.

— Два из трех крючков засели внутри, кожа немного разорвана.

— А моя рука, что с ней?

Я закатала его рукав. Порез был чистым и неглубоким. Я промокнула его и наложила тугую повязку из банданы, найденной в рюкзаке.

— Сматывай удочки, — распорядился он, разворачивая яхту в сторону суши.

С дрожащими руками и расплывчатым зрением, я принялась собирать удочки, закрепленные вдоль бортов. Я надежно закрепляла крючки с наживкой в кольцах возле катушек, чтобы они не болтались и не могли зацепиться за что-то еще. Мои руки были скользкими от крови. Его кровь смешалась с моей. Она запятнала мою ветровку и штаны. Когда я поправила бейсболку, на ней тоже остались следы крови. Я расставила удочки в держателях бокового отделения, пока Мартин поддерживал курс «Абракадабры». Потом я подобрала нож и багор и убрала их в другое отделение, так что на палубе не осталось острых предметов, которые могли кого-то поранить.

Мартин велел мне сесть и увеличил скорость. Мы начали подскакивать и трястись на волнах, направляясь к дому. Я видела, как он кривился каждый раз, когда мы налетали на большую волну.

— Ты не собираешься сообщить по радио о твоей травме? — прокричала я, перекрывая рокот мотора и свист ветра.

— Чтобы встретить на берегу почетный караул из машин скорой помощи? Ни хрена подобного, мать их!

Его слова сочились ядом. Мне очень не нравилось, когда он так ругался. Раньше он этого не делал, во всяком случае, в Канаде. И во время наших поездок.

— Но это было бы полезно, а?

— Эта херня с крючками происходит постоянно. Мне просто нужен помощник, который выпустит загогулины наружу, обрежет зацепки и вытащит то, что останется. Я и сам могу доехать до клиники, там все сделают.

— Я могу отвезти тебя.

— Нет, черт возьми, ты не можешь! Ты пьяна, как сапожник.

— Пожалуйста, не ругайся, Мартин.

— «Пожалуйста, не ругайся, Мартин»! — пискляво передразнил он и окинул меня ледяным взглядом. — Как насчет того, чтобы больше не глотать таблетки и не напиваться вдрызг каждый раз, когда ты сталкиваешься с мелкой проблемой, Элли? Как насчет этого? Ты сама понимаешь, что виновата.

— Я ни в чем не виновата.

— Если бы ты оставалась трезвой, если бы ты не лазила за таблетками и не глотала банками винный кулер, пока я рыбачил, то могла бы поймать рыбу сачком вместо того, чтобы выбросить его за борт. И мы бы вернулись домой с рыбой вместо гребаного крючка у меня в шее.

Я молчала, слушая стук сердца в ушах. Устрашенная его ядовитыми речами и безобразным видом, когда его лицо искажалось от ярости. Я посмотрела на пустые банки из-под винного кулера, катавшиеся на корме. Потом перевела взгляд на небо, и во мне шевельнулось смутное воспоминание. Я попросила Мартина принести воды. Он сказал, чтобы я сама посмотрела в холодильнике. Но там были только охлажденные спиртные напитки. Я не стала открывать бутылку, решив воздержаться от спиртного. Но через три часа, пока мы болтались вокруг бакена РНУ, без воды и под палящим солнцем, когда мои губы покрылись соляным налетом, я сдалась и взяла банку ледяного кулера на основе фруктового сока, которого мне отчаянно хотелось. Это было последнее, что я помнила перед тем, как пришла в себя на полу яхты. Гнев и унижение поднимались во мне и перехлестывали через край. Ненависть — вот что я испытывала. Это было чистое чувство, как разница между черным и белым, холодным и горячим. Я ненавидела этого человека. Моего мужа. Я испытывала отвращение к нему, прямо сейчас. Я думала, что могу убить его, и мне хотелось этого.

Когда мы приблизились к «точке невозврата», я увидела, что прибой стал еще выше. Толпа зрителей собралась на мысу в лучах предвечернего солнца. Я слышала грохот прибоя. Вернуться в устье реки было еще хуже, чем выйти оттуда.

Люди побежали к причалу, когда «Абракадабра», хромая на ходу, подошла к берегу. Мартин бросил булинь Зогу, который забрел в воду, встречая нас. Зог стал вытягивать нас на отмель, а его сын ухватился за планширь и направлял судно, пока нос с мягким толчком не вошел в песок.

Молодая брюнетка с лодочной станции побежала к нам через лужайку; еще двое мужчин следовали за ней.

— Уиллоу заметила вас со своей подзорной трубой, — сказал Зог, когда они с сыном выровняли «Абракадабру» и пришвартовали ее, пока я пыталась вылезти наружу. — Она сказала, что вид у вас неважнецкий. Ты как, приятель?

Мартин прижимал к шее мою футболку. Его рука была в крови.

— Боже мой, Мартин, ты истекаешь кровью, — сказала Рабз, шлепая по воде. Ее лицо было тревожным и напряженным. — Элли, вы тоже вся в крови. Что за чертовщина там приключилась?

Она прикрыла рот ладонью, когда Мартин отнял от шеи скомканную футболку и показал всем жуткую пурпурную наживку, свисавшую с крючка. Кто-то выругался.

— Вам нужна скорая помощь? — крикнул кто-то, стоявший на травянистом берегу с сотовым телефоном в руке.

— Не надо. Пожалуйста, — сказал Мартин, когда я перебралась через борт и некрасиво плюхнулась в воду. Поднявшись на ноги, я побрела к берегу и выбралась на дорогу. В мокрых туфлях хлюпала вода.

— Элли? — Уиллоу подошла ко мне со спины. — С вами все в порядке?

— Это она во всем виновата! — крикнул Мартин мне в спину. — Чертова пьянчуга!