– Мотив? – спрашивает прокурор, делая еще один глоток кофе.

– Ханна Коди, подруга и соседка, принесла сегодня утром эти фотографии, – Ру нажимает клавишу, и снимки появляются на мониторе. – Их сделал ее муж, Саймон Коди, и на них Том Брэдли явно целуется с жертвой на борту своей яхты всего за три дня до ее смерти.

– Тут скорее мотив для жены, чем для него, – вставляет Тоши.

Прокурор кивает, разглядывая снимки.

– Вероятность есть?

– У обоих, – отвечает Тоши. – Муж мог уйти из дома, пока жена заснула из-за таблетки. Или она могла на самом деле не принимать таблетку и уйти сама.

Прокурор откидывается на спинку стула. И кивает на папку.

– Интригующе, но доказательства лишь косвенные. Плюс на кепке есть и другая ДНК, пока не идентифицированная. И сперма на бедре жертвы тоже не Тома Брэдли.

Ру говорит:

– Дополнительная ДНК на кепке и ДНК в сперме – от разных доноров. И они не совпадают ни с какими дополнительными материалами, исследованными в лаборатории. Мы отправили запрос на проверку этих двух профилей через полицейскую базу данных, возможно, они есть в системе. Результаты скоро придут.

– Значит, на данный момент, – говорит прокурор, – у нас нет никаких неопровержимых доказательств того, что Брэдли убил эту женщину или столкнул ее со скалы. Защита возразит, что Арвен Харпер могла поцарапать его во время ссоры в домике у бассейна на барбекю у Коди. Клайстер возразит, что кепку мог кто-то одолжить, потому что невозможно определить, чья ДНК была оставлена первой. Этот браслет – такие носит не только Том Брэдли. Размер и бренд его кроссовок очень распространены среди бегунов. Да, земля на подошвах совпадает с тропой, потому что да, он бегал по тропе в парке «Спирит Форест». Возможно, на его фонарике следы крови жертвы, потому что Брэдли прикасался к ней, пытаясь реанимировать, а потом взял фонарик и побежал домой. Кровь на теле и на футболке – по той же причине. Он действительно накрыл лицо погибшей курткой по личным мотивам – у него был с ней роман, – она показывает стаканчиком на монитор, на зернистые фотографии целующихся Брэдли и Харпер. – Очевидно, у них была интимная связь, и, возможно, он даже питал к ней глубокие чувства.

– Тогда почему он не сказал нам, что знал ее, когда показывал тело? – спрашивает Бакманн, исполняя роль адвоката дьявола.

Прокурор качает головой.

– Не знаю. Но команда Клайстер может списать все на шок, отрицание. И панику, из-за которой он снял футболку прежде, чем звонить в 911, но не попытался смыть кровь с кожи.

– Звучит натянуто, – говорит Бакманн.

Прокурор пожимает плечами.

– Как бы ни звучало, неопровержимых доказательств нет. И это может сработать. Клайстер хороша. Нам нужно нечто повесомее.

Тоши говорит:

– А жена? Она постирала футболку мужа и так старалась это скрыть, что засунула в пакет мясо и спрятала его в морозильник.

– Опять же защита может списать на шок, панику. Когда человек паникует, логический центр мозга отказывает. Слушайте, дело получается резонансное. Его будут долго муссировать журналисты со всех окрестностей. Арвен Харпер принимала наркотики. У нее были психические проблемы. Какое-то время она даже лежала в психиатрическом учреждении, если верить медкарте. Клайстер этим воспользуется. Кроме того, Клайстер и ее команде достаточно убедить присяжных, что есть весомые причины для сомнений. И все. Они не должны доказывать невиновность, это мы должны доказать несомненную вину. Нам нужно чистосердечное признание. Или неопровержимое доказательство. Что-то.

Ру чувствует тяжесть в груди. Она хотела бы обвинить Тома Брэдли. Привлечь его к суду. И удерживать его, пока готовятся остальные исследования ДНК и они продолжают расследование. Отчасти Ру очень хочется признать его виновным.

– Ладно, ребята, – говорит Ру. – Работа не ждет. Пошли. Нужно что-то найти, пока нам не пришлось отпустить Брэдли.

Джо лежит на спине. Он по-прежнему у Коди, и у него нет желания вставать. Или даже жить. Он видел в «Твиттере», что Брэдли арестовали. Ему нужно с кем-то поговорить. О матери. О том, как она пыталась навредить Брэдли. О случившемся… Но это уничтожит Фиби. Он не знает, что делать, какая информация окажется для нее хуже. Он знает, Фиби всего двенадцать, но он ее любит. С ней Джо впервые в жизни испытал нечто похожее на истинную любовь.

Он думает о записях матери.

Когда полицейские вытащили девочку из-под кровати, они не обнаружили признаков внешних повреждений. Но она оцепенела, не могла говорить.

«Она была в глубоком шоке, – рассказал позднее Возняк журналистам. – У нее повредился разум. Думаю, она все слышала, возможно, видела часть происходившего в комнате мальчика через коридор. В тот день я задался вопросом, сможет ли она снова стать нормальной, если учесть увиденное ею в том доме ужасов. Как человеку оправиться от такого зла?»

Но когда девочку уводили, Возняк заметил одну деталь.

Одну вопиющую деталь.

Девочка, которая пряталась под кроватью, не была девочкой с семейных фотографий.

Девочка из-под кровати была младше и выглядела совершенно иначе. Не как Софи МакНейл.

Ориентировку не отозвали.

Софи не нашли – предполагалось, что она похищена и в смертельной опасности.

Если вообще жива.

Джо приходит сообщение от Фиби. Он читает:

Джо закрывает глаза и опускает руку с телефоном на кровать. Он не может ответить.

Я тоже не знаю, что делать, Фиби.

Внизу Ханна Коди ставит перед Саймоном тарелку горячей овсянки грубого помола. Ей нехорошо. Возможно, не следовало относить детективу фотографии, где Том целуется с Арвен. Саймон не знает, и она слишком испугана, чтобы ему сказать. Но Том сделал, что сделал, – в этом нет ее вины.

– Как думаешь, что будет с Томом? – спрашивает она.

Саймон откладывает газету и зачерпывает ложкой кашу.

– Бог знает, – отвечает он, не поднимая взгляда. – Как вкусно.

Он отправляет кашу в рот.

– Тебе совсем все равно? – шипит Ханна.

Он поднимает взгляд и откидывается на спинку стула. Медленно проглатывает еду, и внезапно его лицо становится жестким. Ханна сжимается, внезапно испугавшись собственного мужа. Идет к раковине и поворачивается к нему спиной. Она начинает мыть кастрюлю.

– Что, если он не виноват? – тихо говорит она.

– А если виноват?

Она закрывает глаза и просто стоит, пытаясь не заплакать, представляя Лили в тюрьме. Что она сделала с подругой? Что будет с Фиби и Мэттью?

Том сидит в своей камере в полицейском участке, уронив лицо в ладони. Теперь его единственная надежда – Диана. Она сказала, если его осудят, то вряд ли выпустят под залог. Есть риск бегства, а характер преступления ужасен. Его продержат до суда, который может быть через месяцы или годы. Но, по ее мнению, у копов есть только косвенные улики. Никаких доказательств, что он как-то навредил Арвен Харпер.

Офицер, который приносил ему завтрак, сказал:

– История во всех новостях. Даже в национальных.

Он молится, чтобы его родители уберегли детей.

Он молится, чтобы адвокат Лили не выбрал враждебную ему тактику. Он надеется, она помнит собственные слова.

Том, что бы ты ни делал, что бы ни говорил, помни про детей. Делай все ради детей. Они такого не заслужили.

Мэттью сидит на кровати в гостевой комнате большого дома бабушки и дедушки в Лендс-Энд. Оба его родителя в тюрьме. Их дом осаждают журналисты. Он слышал разговор бабушки и дедушки. Они сказали, полиция забрала фотографии из комнаты Мэттью. А ведь он рассказал детективу о том, как сфотографировал тогда папу. Это все его вина. Потому что он знает: его отец никогда бы никому не навредил. Глаза мальчика наполняются слезами. Это из-за него папа за решеткой за убийство мамы Джо, и маму тоже почему-то забрали, возможно, за попытки защитить папу. Вина придавила его, словно чудовище. Но вдруг Мэттью озаряет идея.