Когда он просматривает другую полоску негативов из многочисленных катушек пленки, которые он отснял в тот вечер, в его памяти возникает голос детектива Люка О’Лири.

— Ты делал снимки у костра, Лайам? Групповые снимки?

— Я… я потерял камеру вместе с пленкой. Я… я напился, потом проснулся в палатке, а фотоаппарата уже не было. Это была школьная фотокамера. Я расписался за нее, а теперь ее украли.

Он останавливает лупу над кадром с Лииной и мистером Пелли, сидящими на бревне. И думает о голосе, который слышал в подкасте.

Клэйтон: Тринити Скотт, я хочу, чтобы мир понял, что каждый из нас имеет внутреннюю тьму. Эту самую Тень. Даже вы. Но я не насиловал Лиину Раи… И я не убивал ее.

Тринити: Если… если не вы, то кто это сделал?

Охранник: Время вышло, Пелли. Давай, пошли.

Клэйтон: Кто бы это ни сделал, ее убийца до сих пор на свободе.

Лайам пристально вглядывается в другой снимок с группой девочек. Там есть Мэдди Уолкзек, Наталья Петрова, Сима Патель, Чейенна Уилсон, Дасти Питерс и Бет Гэллоуэй. Он хмурится, когда фокус лупы неожиданно попадает на подвеску с фиолетовым камнем в филигранной серебряной оправе. В камне отражается свет костра. Лайам откидывается на спинку стула.

Буквально через несколько часов после того, как он сделал этот снимок, Лиина подверглась сексуальному насилию. Ее жестоко избили, а потом утопили. Из подкаста ему известно, что в волосах мертвой девушки запутался серебряный медальон с багровым камешком. Но это не то, что она носит на его фотографии.

Сердце Лайама громко стучит в груди. Это потому, что Мэдди попросила его сделать вид, будто его камера была украдена? Она предложила ему одну из своих подруг на выпускном балу, если он выполнит просьбу. Поэтому он солгал. Как еще паренек вроде него мог заполучить девушку? Тогда у него практически не было выбора. Он также хотел сделать приятное одной из самых популярных и крутых девочек в школе. Мэдди.

Что ему делать теперь?

Утро заканчивается, а Грэйнджера до сих пор нет дома. Он позвонил вчера поздно вечером, сказал, что слишком много выпил и собирается переночевать в квартирке Рекса над клубом.

Я испытываю странное онемение, когда смотрю на фотографию Лиины, пришпиленную наверху новой белой доски, какими пользуются при уголовном расследовании. Я думаю о Люке и о доске, которую он создал в 1997 году, когда полицейский участок Твин-Фоллс находился рядом с водой и железнодорожной сортировочной станцией. У меня ноет сердце. Я рада, что повидалась с ним, но результат оказался крайне болезненным.

Под фотографией Лиины я прикрепляю снимок медальона, обнаруженного у нее в волосах. А под ней — групповую фотографию девочек у костра, взятую из ящика Мэдди. Беру фломастер и рисую линию между медальоном и девочками. А ниже я пишу:

Лайам снимал это? Он солгал? Почему? Какие еще снимки он сделал?

Далее я прикрепляю фотографии куртки, страниц дневника, книги стихов, окровавленного рюкзака, кроссовки «Найк» и других предметов, найденных в рюкзаке Лиины или поблизости от него. Дополняю картину несколькими фотографиями из отчета о вскрытии тела, включая отпечаток ботинка на шее Лиины и термические ожоги на ее лице.

Потом отступаю назад для оценки моей работы. Но Люк по-прежнему царит в моих мыслях. И в сердце. В моем теле.

Мэдди сваливала вину за распад нашей семьи на мой короткий флирт с Люком. Это было легко для нее, поскольку в автомобиле, вынырнувшем перед нами в переулке, находилась Чейенна с ее матерью. В том самом автомобиле, чьи фары осветили нас с Люком, как актеров на темной сцене. И мы смотрели на свет, как виноватые любовники. Которыми мы и были, на короткое время. Разумеется, на следующий день Чейенна обо всем рассказала Мэдди. А она рассказала Джейку. Это был лишь предлог, чтобы он мог разорвать отношения со мной и вернуться к своему прежнему роману.

Теперь Джейк был далеко вместе со своей подругой. Они улетели в Новую Зеландию, где в итоге поженились и теперь живут рядом с родителями новой жены.

У Джейка есть новые дети почти такого же возраста, как дети Мэдди. Все это еще больше ожесточило ее против меня.

Вероятно, это в самом деле началось с моей потребности показать себя перед отцом, а потом я проводила слишком много времени на работе, вместо того чтобы заботиться о семье. Чувствовала бы я то же самое, если бы была мужчиной?

А может быть, некоторые браки просто распадаются, и нет какой-то конкретной причины, которую можно предложить в качестве объяснения.

Я смотрю на фотографию Мэдди и ее подруг; в свете костра кажется, что их кожа лучится золотистым сиянием. Хорошенькие юные стрекозы, застывшие в янтаре времени. Полные надежд и мечтаний, как и я когда-то.

Следуй за правдой, Рэйч. Даже если это больно. Даже если ты попадаешь туда, куда не хочешь. Еще не поздно. Правда… освобождает. Тайны… гниют. Ты… думаешь, что закопала их, избавилась от них, но они гниют изнутри, как этот проклятый рак. Как только ты устаешь и ложишься, это настигает тебя.

Люк был прав. Это расследование заразило нас какой-то неведомой болезнью. И хотя мы думали, что оставили все позади и пошли дальше, болезнь вернулась.

Внезапно меня осеняет. На одной из фотографий с места преступления есть пачка сигарет и зажигалка. Клэй Пелли не курил; во всяком случае, мне не было известно об этом. Как же Лиина получила термические ожоги?

Может быть, она закурила под мостом, а потом Клэй выхватил у нее сигарету и ткнул ей сначала в ноздрю, а потом в лоб? Что произошло? И как бы то ни было, если ткнуть зажженной сигаретой в человеческую плоть и причинить тяжелый ожог, окурок должен погаснуть. Разумеется, Лиина не могла закурить новую сигарету, чтобы Клэй снова обжег ее. Или могла? На месте преступления не было обнаружено сигаретных окурков, но даже если бы мы нашли их, в 1997 году анализ ДНК не использовался так, как в наши дни. И я хорошо помню, что Клэй так и не дал убедительного объяснения о этих причинах ожогов. Он не был курильщиком.

Я тянусь за блокнотом и делаю заметку насчет ожогов, а потом еще одну, насчет куртки. Я хочу спросить Клэя, почему он отстирал куртку и принес ее домой, но когда его жена повесила ее в шкафу, сразу же стали видны следы крови. Я хочу знать, почему он даже не попытался избавиться от этой куртки. Здесь что-то не складывается.

Я слышу, как кто-то скребется в дверь моего кабинета, и понимаю, что заперла дверь и оставила Скаута снаружи. Я открываю дверь, треплю его по загривку и тянусь за телефоном, пока он устраивается на собачьей подстилке.

Я провожу поиск по запросу «Фотография и дизайн Паркса». Нахожу контактный номер, смотрю на часы и звоню ему.

Он поднимает трубку после второго звонка.

— Лайам Паркс слушает.

Адреналин устремляется в мою кровь, когда я внезапно переключаюсь на старый режим следствия. Я заново открываю это дело, во всяком случае, виртуально. Когда я упорядочу свои вопросы, то собираюсь совершить поездку и добиться встречи с Клэем Пелли.

— Привет, Лайам, это Рэйчел Харт. Давным-давно, когда убили Лиину Раи, я была детективом Рэйчел Уолкзек. Мы с детективом Люком О’Лири беседовали с вами в школе о том празднике у костра. Помните?

Он молчит так долго, что кажется, будто он повесил трубку.

— Лайам, вы еще там?

— Да. Да, я здесь.

— О чем вы размышляли?

— Довольно забавно, что вы позвонили. Потому что вчера вечером я понял, что должен кое-что сказать, но меня не интересует разговор с Тринити Скотт. Действительно не интересует. Я не сторонник дешевых сенсаций. И я узнал из подкаста, что Люк О’Лири находится в хосписе, поэтому я не могу поговорить с ним. И…