– Я… Бога ради, – выдавливает Том. – Как вы можете стоять здесь и задавать мне вопросы, когда она лежит там? И ее клюют, едят вороны, падальщики!

– Следователь и криминалисты уже в пути, сэр, – говорит детектив. – Мой напарник тоже направляется к месту, – она кивает подбородком на дом. – Вы живете здесь?

Он вытирает рот. Лили не может оторвать взгляда от пятен крови на руках мужа.

– Да. Я… У меня не было с собой телефона. Обычно я беру его на пробежку, но прошлым вечером поставил заряжаться на кухне. Обычно я заряжаю его возле кровати, и поскольку он был в другом месте, я… Я его забыл.

Фиби открывает входную дверь.

– Мама? – кричит она с порога.

Лили слышит в голосе ребенка панику.

– Иди в дом, Фиби – вопит она.

– Что происходит?

– Немедленно!

Детектив Дюваль разглядывает двенадцатилетнюю дочь Брэдли с розовыми волосами и ярко накрашенными глазами. Лили видит, как взгляд полицейской снова перемещается на их красивый исторический дом, а потом – на бронзовую табличку у входа с надписью «Оак Три Терапи, Л. Брэдли, к. н.». Лили видит, как эта сотрудница полиции из отдела убийств с непроницаемым лицом и в армейских ботинках смотрит вверх, на окна чердака. И у нее внутри все сжимается, когда она замечает в окне маленькое белое личико Мэттью, наблюдающего за происходящим на их лужайке. Страх Лили пронзает горячий гнев, и он быстро разгорается в защитную ярость.

Ее дорогие дети. Красивый дом. Идеальная жизнь. Она чувствует, как все это сползает и крошится, как те скалы из песчаника у моря. К горлу поднимается желчь. Она хочет убежать. Но одновременно хочет остаться на месте, врасти каблуками в землю и все остановить – исправить. Защищать свою семью и жизнь до смерти. Потому что больше у нее ничего нет. Больше она ничего не знает.

А еще она боится, что полиция узнает о вчерашнем вечере.

Детектив говорит Тому – медленно, словно она тупая и не поняла с первого раза:

– Значит, вы бежали от скал через лес, на эту улицу и через ту парадную дверь?

– Нет. Я… Зашел сзади. Через калитку в переулке.

– В том переулке? – она показывает туда, где по-прежнему стоит седан Вирджинии Уингейт.

Какого черта она здесь торчит? Проклятый стервятник-вуайерист. Все они падальщики. Стоят вокруг и глазеют, жадно высматривая сплетни, чтобы схватить их и разнести по всему городу за какой-нибудь час.

– Да, в том переулке, – отвечает Том.

– Не самой короткой дорогой?

– Парадная дверь была заперта, – говорит Том. – Я не беру на пробежку ключи и оставляю открытой заднюю дверь. Дверь кухни.

– Значит, вы забежали в переулок, зашли через калитку на задний двор своего дома… Во сколько это было?

– А по звонку в 911 определить нельзя? – от раздражения у Тома приливает к щекам кровь. Он выпрямляется, расправляет плечи. Готовый обороняться. Сражаться.

– Как вы сами думаете, во сколько вы зашли в дом и совершили звонок? – уточняет детектив Дюваль.

– Господи, – бормочет он. – Не знаю. Какая разница? Там, на пляже, мертвая женщина.

– Это связано с Убийцей Бегуний? – быстро спрашивает Лили, пытаясь увести беседу от ее семьи.

Детектив смотрит Лили в глаза.

Она сглатывает.

– Я… Я видела вас по телевизору, – говорит Лили. – Бегуньи – вы расследуете это дело, верно? Вас поэтому позвали? Потому что снова напали на бегунью? На этот раз на пляже Гротто?

– Знаете что, – говорит детектив Дюваль Тому, игнорируя Лили, – а проведите-ка нас обратно по тропе. Вы сможете показать, где бежали, где вышли к скалам, где стояли на смотровой площадке и как впервые увидели тело. А потом шаг за шагом расскажете нам, что сделали дальше. Хорошо?

– Да, да, ладно, – отвечает Том. – Хорошо.

Лили говорит:

– Сейчас, только возьму…

– Вы должны остаться здесь, миссис Брэдли, – говорит детектив Дюваль.

– Доктор Брэдли, – поправляет Лили.

Детектив Дюваль не отвечает.

У Лили в ушах пульсирует кровь, пока она наблюдает, как ее муж уходит со следователем по убийствам и двумя полицейскими в униформе. Третий возвращается в машину. Он говорит по рации с открытой дверью, выставив наружу одну ногу. Вокруг клубится туман, размывая все, будто происходящее – лишь плод ее воображения.

Какая-то женщина перебегает улицу и спешит к Лили. Это Ханна Коди, подруга Лили, которая живет в самом конце тупика.

Ханна подходит к Лили.

– О господи. Что произошло? Я слышала, на пляже тело. Ее нашел Том? Все…

– Это детектив, который расследует дело Убийцы Бегуний, – отвечает Лили монотонным, будто бы чужим голосом.

Ханна смотрит на нее с изумлением.

– Они думают, это связано с теми изнасилованиями?

– Я… Я не знаю, – глаза Лили наполняются слезами. – Я не знаю, что думать, – мягко говорит она.

Ханна поворачивается и смотрит, как Том и полицейские исчезают в лесу.

– Кто это? Кто умер?

– Не знаю.

Ханна бросает взгляд на Лили.

– Это точно убийство, – мягко говорит она. – Иначе зачем присылать следователя из отдела убийств?

Холодный ветер дует с моря, когда детектив Руланди Дюваль пробирается по камням к телу.

Два фургона журналистов уже припарковались на утесах Гарри, за периметром желтой ленты, хлопающей на ветру. Этим стервятникам много времени не нужно. Они за милю чувствуют жертву. Чуть поодаль собралась небольшая толпа местных жителей, наблюдающих, как криминалисты в белых костюмах движутся сквозь туман, словно призраки, обыскивая пляж в поисках улик.

Патологоанатом Фарид Гамал уже склонился над покойной, измеряя температуру печени. Когда останавливается сердце, тело начинает остывать с определенной скоростью. Хотя температура и движение воздуха, одежда, масса тела, дождь и поза оказывают определенное влияние, посмертное охлаждение помогает определить время смерти, и Фарид этим пользуется.

Полицейский фотограф уже сделал снимки умершей и окрестностей. Приблизившись, Ру видит, что на покойнице черные легинсы, темно-розовый дождевик и черные кроссовки с белыми галочками по бокам. Вода уже добралась до обуви – начинается прилив. Нужно поскорее ее убрать. Конечности погибшей лежат под странными углами. Как у сломанной куклы.

– Привет, – говорит Ру, подходя ближе.

Фарид поднимает взгляд. Ру бросает взгляд на голову. Ее передергивает от ужаса. Череп раскололся, как арбуз, обнажив блестящее розово-серое мозговое вещество. У умершей темно-каштановые волосы до плеч, мокрые и спутанные. Под ее головой сверкает лужа крови. Ее лицо искалечено до неузнаваемости. Ру даже не может определить, есть ли в наполненных кровью глазницах глаза. Песчаные блохи и другие мелкие существа уже копошатся в открытых ранах. Возле головы лежит смятый красный дождевик. Он покрыт кровью. Лужа крови виднеется и под правым бедром. Легинсы порвались, обнажив глубокое отверстие в плоти. Чуть ниже виднеется раздробленная берцовая кость.

– Господи, – шепчет Ру.

– Многочисленные тупые травмы, – констатирует Фарид. – Как в автокатастрофах. Будет сложно определить, какое именно ранение вызвало смерть, – он смотрит на возвышающуюся над ними скалу, а потом снова на Ру. – Что ты здесь делаешь? Думаешь, она может быть жертвой Убийцы Бегуний?

– Сейчас уделяется повышенное внимание всем случаям, связанным с гибелью бегунов, – говорит она. – Когда в департаменте полиции узнали, что это женщина в одежде для бега, а ее возраст и обстоятельства смерти близки к другим жертвам, нам сразу же позвонили.

– Но у этой нет очевидных признаков сексуального насилия.

Ру снова бросает взгляд на умершую. Та в легинсах. Ключевое различие. Остальные были обнажены ниже талии.

– Что пока можешь сказать, док?

– Ну, это белая женщина. Как и остальные. Лет тридцати-сорока. Судя по трупному окоченению и пятнам, можно предположить, что смерть наступила восемь-двенадцать часов назад. Тупые травмы соответствуют падению с высоты этих скал.