Эб перестает жевать.

– А что?

– Просто… интересно.

Он слегка прищуривается.

– Мам, я не знаю. Я был в своей комнате, – он смотрит на нее странным взглядом. – Мама, если дело в…

– Нет.

На самом деле да. Именно. Это поглощает Ру, сжигает ее изнутри, как тлеющая смола, и ядовитый дым медленно проползает сквозь ее тело. Скоро он поглотит ее разум, и она больше не сможет контролировать кипящий гнев.

Эб опускает взгляд. Он смотрит на еду и говорит:

– Иногда хорошие люди просто не подходят друг другу, понимаешь?

– Эб, все нормально.

– Нет, не нормально. Я знаю. Я… Ничего страшного, если ты уйдешь.

Ру смотрит сыну в глаза. Голоса в новостном выпуске размываются. Шум в голове становится все громче. И при этом ее сердце тает. Она так сильно его любит. Он – ее мир.

– Он хороший отец для меня, но плохой партнер для тебя.

Эмоции вот-вот одолеют Ру. Если на свете и есть человек, способный заставить ее плакать, то это ее мальчик. Ру и Сет сохранили отношения ради него. Но как бы Эб ни любил отца, Ру больше не верит в жизнеспособность этого брака. Сет снова ее предал, несмотря на обещания, что все позади и больше ничего подобного не повторится. И на этот раз его раскусил Эб и рассказал Ру.

– Давай не будем сейчас это обсуждать, ладно? – говорит она. – День выдался тяжелый.

Эб собирает еду и молоко, встает с кресла и медлит, прежде чем уйти.

– Мам…

– Что?

– Я сделаю ради тебя что угодно, мам, ты ведь знаешь? – помолчав, добавляет: – Я хочу, чтобы ты была счастлива.

Он пристально смотрит ей в глаза. И Ру не может спросить о браслете из маленьких оранжевых и зеленых бусин, пропавшем с его запястья. Просто не может.

Не сейчас. Пока рано. Она уверена: все разрешится, и ей вообще не придется об этом спрашивать.

В зале для вскрытий холодно. По потолку тянутся голые трубы, и холодильники с мертвецами гудят, поддерживая низкие температуры для предотвращения роста бактерий и разложения. Ру посетила уже немало вскрытий. Ей знаком особый запах, висящий в воздухе каждого морга, – смесь бальзамирующих растворов, дубильных веществ и самой смерти. Но от этого не легче. Она жует жвачку с корицей, наблюдая за патологоанатомом Фаридом Гамалом и его помощником. Тоши стоит с ней рядом. Они оба в защитных костюмах поверх одежды. Фарид комментирует свои наблюдения в микрофон над головой.

Погибшая лежит без одежды на стальном столе. Голова – на специальной подставке, чтобы было видно шею. Стол слегка наклонен, чтобы стекали жидкости. Внизу висят весы с крючком, дожидаясь органов. Рядом с Фаридом – столик поменьше, с необходимыми ему инструментами – ножницами, пилой для костей, большими ножами. Это не тонкие приборы для спасающих жизни операций. Этими предметами разрезают на части тела, вскрывают грудные клетки, распиливают кости.

Фарид с ассистентом уже взвесили и измерили погибшую. Потом произвели внешний осмотр, тщательно собирая нитки, соринки, волоски и кусочки растительности. Потом они сняли украшения и осторожно ее раздели, все записывая. Любой снятый с тела предмет – от крошечной ниточки до одежды – был пронумерован и упакован в качестве улики.

Ру смотрит на татуировку на выгнутой шее покойной. Еще одна находится на бедре – она похожа на изображение богини Апаты в студии Арвен Харпер. Чернила ярко видны на бледной, полупрозрачной коже.

Ру заставляет себя смотреть на погибшую объективно. Нужно рассуждать разумно, иначе она с собой не справится. По опыту она знает – если поддаться эмоциям, она не сможет сосредоточиться на маленьких уликах. Ру открывает новую упаковку жвачки и кладет в рот. Тоши бросает на нее взгляд. Это лишь его второе вскрытие. Но он прекрасно справляется. В отличие от нее.

– Она пахнет, словно сильно напилась незадолго до смерти, – говорит Тоши.

Ру бормочет:

– Вполне соответствует показаниям, что она много выпила на барбекю у Коди.

– Мы умираем, как живем, – говорит Фарид и тянется за рулеткой. Ментальные и физические травмы, прошлое, привычки, страсти, желания, фетиши, зависимости – все начертано на теле, – он смотрит на них из-за пластикового защитного экрана для лица, который покроется кровью и измельченными костями, когда он достанет пилу. – Наши тела хранят всю информацию, даже если мы ее забываем. Здесь, на моем столе, прятать нечего. Смерть уравнивает все, в том числе и в плане алкоголя. Дешевая водка или «Дом Периньон», все этанол. Все ядовито, и тело перерабатывает его в тошнотворно-сладкий запах, у бедных и у богатых.

Он наклоняется вперед, чтобы измерить и изучить татуировку на шее. И описывает ее для записи.

– Похоже на химеру, – говорит он в микрофон.

– А что это? – спрашивает Тоши.

Фарид ненадолго поднимает взгляд.

– Из греческой мифологии. Огнедышащее чудовище. Видишь? Передняя часть тела – лев, средняя – козел, а в середине – дракон. Хвост обычно изображают, как здесь, с головой змеи на конце. В наши дни химеру иногда используют в качестве символа фантастических идей или вымыслов.

– Ее сын сказал, что на бедре изображена греческая богиня, – говорит Тоши.

– Апата, – уточняет Ру. – Богиня обмана.

Фарид переворачивает левое запястье покойной.

– Глубокие раны на внутренней стороне обоих запястий, – говорит он. – Продольные порезы.

– Это она сама? – спрашивает Ру.

– Похоже на старую попытку самоубийства, – говорит Фарид, переключив внимание на сломанные ногти. Он начинает вычищать из-под них грязь.

– В Онтарио она ходила к психотерапевту, – говорит Тоши.

Грязь из-под ногтей отправляется в пакетики для улик с надписями ПРАВАЯ и ЛЕВАЯ. Фарид берет щипцы. Он начинает доставать порванную нитку с маленькими оранжевыми и зелеными бусинами, зажатую между пальцев.

Ру сглатывает. И неотрывно смотрит на нитку.

Фарид одну за другой бросает бусины в металлическую миску. Они падают со звоном. Звук кажется Ру неестественно громким.

– Оранжевые и зеленые бусины. Похоже, пластиковые. Круглой формы. Диаметр два миллиметра, – он осторожно достает из пальцев новую бусину, побольше. – Коричневый металл. Шестиугольная форма. Десять на пять миллиметров. Плоская поверхность, – он слегка хмурится и наклоняется ближе. – На ней напечатан какой-то знак… Похоже на стилизованную голову носорога.

Шум в голове Ру становится громче. Ее бросает в жар.

Тоши наклоняется ближе, чтобы лучше увидеть.

– Да, голова носорога. Во всяком случае, очень похоже. На скале тоже нашли бусины. Думаю, она сорвала их с противника во время борьбы. Прежде чем упасть.

Горло Ру сжимается, ей становится тесно в этом помещении. Она думает о Эбе. И не может дышать. Ей становится плохо.

Фарид бросает металлическую бусину в стальную миску. Она падает с громким стуком.

Он берет лампу Вуда – размером с большой фонарь, – и его ассистент выключает свет.

Фарид освещает лампой тело в поисках спермы, которая светится под ультрафиолетовыми лучами. Кровь и слюна не светятся. Некоторые ворсинки – да. И хотя внешних признаков сексуального насилия нет, он тщательно все осматривает.

Странное пятно сиреневого света виднеется на внутренней стороне правого бедра.

Тоши бросает взгляд на Ру.

– Нужно сделать анализ ДНК, – говорит он.

Но когда Фарид собирается брать гинекологические мазки, Ру становится совсем дурно.

– Я… Простите… Мне нужно на воздух.

Она спешит к выходу.

– Ты в порядке? – за ней спешит Тоши.

Она поднимает руку.

– Просто нехорошо. Нужно подышать воздухом.

Она выскакивает из металлических дверей, в груди набухает чувство стыда, а к горлу подступает тошнота. Она бежит по блестящему полу коридора под лучами резкого флюоресцентного света, направляясь к пожарному выходу. Вырывается на лестницу и спешит вверх по бетонным ступеням. Толкает дверь и вдыхает влажный, прохладный уличный воздух.