Переключив передачу, Энджи выехала с парковки.

Понедельник, 19 ноября

Кьель Хольгерсен ухнул на стол еще две коробки с файлами. За ним в маленький кабинет вошел Лео, тоже сгрузил свою ношу и, чертыхаясь, отряхнул брюки. Побагровевший, с бисеринками пота на верхней губе, он растянул узел галстука. Пахло от Лео вчерашним перегаром.

– Опять в «Свинье» допоздна засиделся? – будто невзначай спросил Кьель, снимая крышку с одной из коробок.

– Я топил свои печали. Зачем, черт побери, Мэддокс вообще перевел меня из убойного в этот новый, особо тяжкий? – Лео возмущенно махнул рукой в сторону горы коробок. – Чтобы законопатить меня в эту задницу? Это же висяки, из которых песок сыплется! Остальной отдел идет по следу, ловит свеженьких маньяков, а мы в дерьме ковыряемся? – Говоря, он оттащил металлический стол к окну, заняв лучшее место в кабинете. – Мэддокс мне мстит, блин, за то, что я рассказал Грабловски – Паллорино и есть подкидыш из «ангельской колыбели». Он считает, что я слил ее историю и несу ответственность за книжку, которую накропал Граб.

– Ты действительно слил ее историю, – отозвался Кьель.

– Знаешь что, не я эту книжонку сляпал! Эта сволочь Граб все равно бы все раскопал, со мной или без меня. Я всего-то малость ускорил дело, пособил ненароком…

– За деньги, какое ненароком!

Лео пропустил эти слова мимо ушей и включил кофемашину.

– А вот вопрос, почему Мэддокс и тебя задвинул, а, Хольгерсен? Ты-то чем провинился, чтобы заслужить такой реверанс от нового босса?

Кьель передвинул свой стол под белую маркерную доску.

– Потому что он считает, что я сумею повысить убойному процент раскрываемости, в том числе по розыску пропавших. Вот сейчас сдуем пыль с этих дел, где-то, глядишь, вновь следствие откроем, так нам и людей в помощь дадут. Опять же уважение. Неплохое поручение-то!

– Мечтай, мечтай, приятель. – Лео налил кружку кофе и отнес на свой стол. Вернувшись к коробкам, он снял с одной крышку и начал нехотя перебирать старые нераскрытые дела об убийствах. – С чего тут начинать-то, блин?

– Да вот с этого, что ты делаешь. Открываем папочки, забиваем материалы в новую компьютерную систему…

– Систему же еще не запустили?

– Сегодня заработает, айтишники через час включить обещали. Знакомимся с делом и присваиваем ему рейтинг с точки зрения раскрываемости, общественного резонанса, потенциальных новых ниточек через соцсети, возможности применения новых методов анализа ДНК, вероятности связей с другими старыми делами, наличия свидетелей, которые могут решиться заговорить, и так далее. Как только мы определимся с приоритетами – ну, рассортируем висяки, – сразу отдадим первые дела аналитикам и соцсетям, а ДНК и отпечатки поставим в очередь в нашу лабораторию. Если получим совпадения, начнем работать с совпадениями. Если понадобятся еще люди, попросим, обещали дать. Все просто.

Лео фыркнул и открыл первую папку. Пролистав, он сразу заявил:

– Ну, вот такое смело можно отправлять в корзину.

– Такое – это какое?

– Уличных торчков. – Лео постучал волосатым пальцем по снимку лица молодой женщины. – Бездомных маргиналок вроде этой дряни. Найдена сдохшей от передоза на берегу Внутренней гавани пять лет назад.

Кьель подошел посмотреть. Имя жертвы – Сима Соломон. Чья-то дочь, сестра. Может, даже молодая мамаша. Человек, который заслуживает элементарного уважения. Женщина, которая оказалась в неудачном месте в неудачное время и теперь мертва. Женщина, жизнь которой оборвалась при невыясненных обстоятельствах.

Лео закрыл папку, отложил на угол стола и снова принялся рыться в коробке.

– И что ты собрался делать с этими материалами? – спросил Кьель.

– Ничего. Дело подлежит утилизации.

– Только потому, что жертва из маргинализированной части населения?

Лео замер и поднял на Кьеля глаза.

– Да ты что, издеваешься? После Пиктона[18] мы теперь каждого пропавшего или мертвого бездомного будем записывать в жертвы серийного маньяка?

– Не знаю, надо проверять.

Лео хмыкнул:

– Во-первых, запаришься искать, во-вторых, искать-то нечего, приятель.

Кьель открыл другую коробку и вынул папку, оказавшуюся делом о розыске без вести пропавшей в декабре прошлого года.

– А вот и Аннелиза Йенсен, – сказал он, читая материалы. – Помнишь студентку, которая пропала зимой из кампуса Университета Виктории? – Кьель поднял глаза на Лео. – Ее до сих пор не нашли. Папаша – крупный промышленник и страшный богач. – Кьель постучал по папке: – Это резонансное дело, которое вызовет живой интерес общественности. Красивая молодая блондинка из хорошей семьи бесследно исчезает из кампуса, как ассистентка фокусника: раз – и нету! Неужели никто понятия не имеет, куда она подевалась? Вот пару таких дел раскроем – считай, свою зарплату отработали. – Кьель подошел к своему новому рабочему месту и уселся, продолжая внимательно просматривать материалы дела. – Да, я это все помню, – произнес он. – Я как раз работал с Паллорино в отделе сексуальных преступлений, когда из Внутренней гавани выловили утопленницу. Все сначала решили, что это и есть Аннелиза Йенсен – репортеры только об этом и спрашивали… – Он поднял голову: – Надо это дело в самое начало списка. Зашлем-ка мы поручение отделу соцсетей – пусть объявят, что мы не бросаем поиски Йенсен.

– Да об этом и так все СМИ трубили в конце прошлого года!

– Но ты же знаешь, как бывает. Иногда те, кто что-то видел, сперва боятся пикнуть. Затем у них меняются какие-то обстоятельства, и они готовы заговорить. Или зимой просто пропустили сенсацию мимо ушей… – Кьель вновь углубился в чтение, краем глаза следя, как Лео незаметно забрал дело Симы Соломон и унес к себе на стол.

Странное чувство шевельнулось в Кьеле, и он вспомнил слова Мэддокса:

«Понаблюдай за ним. Следи, как он будет сортировать старые дела».

От Метчосина пришлось ехать еще с полчаса, поэтому лишь около полудня Энджи постучалась к Хартам, жившим в доме со множеством пристроек на самом берегу океана. Найти Рейчел Харт оказалось легко: семидесятидвухлетняя режиссер-документалист имела собственный сайт с контактными телефонами. Энджи позвонила, объяснила, что ведет расследование, и попросила о встрече.

Дверь открыл старик лет семидесяти пяти – высокий, поджарый и мускулистый. На длинном лице жили озорные голубые глаза.

– Энджи Паллорино?

– Да, я…

– Рейчел вас ждет, входите. Я Даг, ее муж.

Рукопожатие хозяина дома оказалось твердым, хотя взгляд оставался теплым. Энджи Даг сразу понравился. Она кое-что подчитала перед приездом и знала, что Рейчел замужем за доктором Дугласом Дж. Хартом, недавно удалившимся на покой деканом гуманитарного факультета Университета Виктории – того самого, где училась дочь Мэддокса Джинни и работал отец Энджи, профессор антропологии. Прежде чем поступить в полицейскую академию, Энджи Паллорино тоже вначале подумывала пойти в науку.

– Проходите. Не разувайтесь, Рейчел у воды, забрасывает удочку. – Даг провел Энджи через открытую гостиную к раздвижным дверям на лужайку, полого спускавшуюся к заливу. Дом Хартов отличали четкие, стройные линии и обилие естественного света. На одной стене висели черно-белые фотопортреты, и Энджи замедлила шаг. На одних были Даг и Рейчел, на других – маленький мальчик и девочка постарше, а затем только девочка в разном возрасте.

– Это Иден, ваша дочь? – уточнила Энджи. – Узнаю по фотографиям из той поездки на реку.

– Да, это Иден, а это наш Джимми. Погиб, когда ему было четыре года.

– Мои соболезнования, – искренне сказала Энджи, взглянув на Дага.

– Мы на лето сняли дом на озере, Джимми катался на трехколесном велосипеде и упал с мостков. Когда мы обратили внимание, что его не слышно, было уже поздно. Мы с трудом это пережили… – Даг отодвинул дверь, впустив в дом свежий осенний воздух. – Я провожу вас на пляж. Рейчел любит постоять с удочкой, когда ей хочется подумать или отдохнуть. – Даг снова улыбнулся, обернувшись к Энджи: – Она давненько не вспоминала о той поездке. Для нее стало настоящим шоком, когда вы ей сказали, что останки Жасмин идентифицировали.