– Ты вроде хотела работать в убойном? Ты знаешь, что от меня потребуют дать оценку твоей работе за тот период, пока мы работаем в паре?

Она заморгала.

– Ну так вот, Энджи, таким манером ты ничего не добьешься. Дело не в ночном клубе, а в твоем характере, в слаженности наших действий. Я должен быть уверен – меня не подстрелят из-за взбрыка моего напарника. И я обязан буду сказать своим коллегам правду, если сочту, что работать с тобой рискованно.

– То есть ты угрожаешь подставить меня?

– С этим ты прекрасно справляешься сама.

Энджи зло выругалась.

– Значит, твое эго все-таки задето, и это твоя месть?

– Ты себя послушай. Ты уже потеряла напарника. На твоем месте, если бы я захотел повышения, я бы задницы сейчас целовал, а не выпендривался.

Энджи бешено уставилась на него. Атмосфера была наэлектризована до предела, и Мэддоксу ничего на свете так не хотелось, как схватить Паллорино и отыметь прямо здесь, в машине.

– Я не ребенок, Мэддокс, можешь со мной не нянчиться. – Энджи выскочила из машины, грохнула дверцей и зашагала к подъезду.

Мэддокс чертыхнулся, выбрался из машины и направился за Энджи. Та перешла на бег – пожилой человек подошел к подъезду и вынул электронный ключ. Дверь уже начала закрываться, но Энджи ее перехватила, показав удивленному жильцу полицейский значок. Мужчина пожал плечами и не стал спорить. Она вошла, не придержав дверь для Мэддокса, однако он успел в последний момент протиснуться в подъезд и нагнал ее у лифта.

Запыхавшиеся, не глядя друг на друга, они поднимались в пентхаус в гневном молчании. Уже на верхних этажах Мэддокс тихо сказал:

– Больше не провоцируй меня, Паллорино. Я не из тех, кого можно рассердить без последствий.

Она сверкнула глазами, и в ее взгляде и выражении лица он прочел, что она сожалеет о своей импульсивности и вспыльчивости. Он тоже пожалел о своей резкости, но такие ситуации в учебниках не описаны…

Дверцы лифта разъехались, и Мэддокс и Энджи на секунду замялись. Он пропустил ее первой, и они пошли по коридору к пентхаусу Джона Джекса-младшего – Энджи впереди, Мэддокс за ней.

Паллорино постучала в дверь. Спина у нее была прямая, как струна, плечи расправлены, лицо серьезное и деловое.

Дверь открыл молодой блондинчик среднего роста. Стрижка, явно от дорогого стилиста, выгодно подчеркивала достоинства совсем еще мальчишеского лица. Он был в махровом халате и босиком.

– Джон Джекс? – осведомилась Паллорино.

– А вы кто?

– Детективы Паллорино и Мэддокс, столичная полиция, отдел расследования убийств, – сказала Энджи, протягивая свой значок. Мэддокс показал свой. – Уделите нам, пожалуйста, минуту своего времени.

Джекс устроил настоящее шоу, с повышенной тщательностью проверив их удостоверения. За его спиной был виден кусочек сверкающего паркетного пола целой залы с огромными окнами, откуда открывался вид на город. Мебель в гостиной была белой. Где-то в недрах пентхауса играла музыка.

– Что там такое, Джей Джей? – послышался капризный женский голос.

– Ничего, детка! – крикнул через плечо Джекс. – Ты там не остывай, я сейчас вернусь… – Он вернул детективам значки. – А как это вы вошли в здание?

– Нам известно, что вы были знакомы с Грейси Мэри Драммонд, – сказала Энджи.

– С Грейси? А, да, теннисный клуб… – Поза Джекса чуть изменилась: он взялся за дверную ручку, словно преграждая дорогу.

– Мы сочувствуем вашей потере.

После едва уловимой паузы Джекс-младший сказал:

– Я ее едва знал.

– Можно нам войти? – спросил Мэддокс.

– Нет.

– Вы ездите на черном «бумере», – продолжал Мэддокс. Он не спрашивал, а утверждал – он уже проверил по базе: на этого сопляка зарегистрирован «БМВ Z4 Е 89 cлингшот».

– Ну езжу, и что?

– Вы несколько месяцев встречались с Драммонд, – подключилась Паллорино. – Это несколько интимнее, чем «едва знал».

– Слушайте, вы же видите, я сейчас не один, и ваши вопросы мне не нравятся. Я не обязан отвечать, мне отец сказал, что вчера вы его уже доставали вопросами про какую-то девицу и можете прийти и ко мне. Он предоставил в мое распоряжение адвоката!

– А почему ваш папа сделал такой поспешный вывод, что если копы задавали ему вопросы про «какую-то девицу», то мы придем сюда спрашивать вас о Грейси Драммонд?

Джекс-младший издал короткий смешок, но в глазах появилось беспокойство. Да, он не самый острый инструмент в сарае.

– Просто отец по опыту знает, что, когда вы отправляетесь, как это говорится, тралить дно или начинаете охоту на ведьм, вы трясете всю семью. Это называется «преследование», поэтому, если вы не можете предъявить обвинение, мне вам сказать нечего. – И он начал закрывать дверь.

Мэддокс придержал ее ногой:

– В следующий раз мы вызовем вас в управление.

– Вот мажор тупой, – бросил он, когда они с Энджи отъехали.

– Джекс, Пеннингтон, Батлер, этот пастор Джилани, судя по тому, что сказали Хольгерсен и Лео, – все это напоминает заговор молчания, – сказала Паллорино.

– Зато не молчат СМИ и Мерри Уинстон со своим болтливым информатором. – Мэддокс поколебался: – Чем закончился ваш разговор?

Энджи покосилась на напарника.

– Я объяснила ей, почему не надо мешать расследованию, и спросила, кто другие жертвы изнасилования и кто ей сливает информацию.

– Она ответила?

– Нет.

– Неудивительно. А что ты имела в виду, сказав, что ты ее зацепила?

Энджи глубоко вздохнула. Руки на руле заметно напряглись.

– Я объяснила, что мне не наплевать на Фернихок и Риттер, Драммонд и Хокинг. Что я добиваюсь правосудия для пострадавших женщин и детей и поэтому работаю в своем отделе. Я сказала, что использование конфиденциальных сведений в ее статейках ставит под угрозу безопасность других девушек… – Она облизала пересохшие губы. Мэддоксу показалось, что приоткрылось некое окошко, и он увидел настоящую Энджи Паллорино. – Уинстон не сказала мне ничего конкретного, но я почувствовала – ее проняло. А я успела понять, что прошлое у нее было весьма пестрое. Она явно прошла огонь и воду. Надо бы разузнать. Чем больше накопаем, тем вернее выйдем на информатора. Я собираюсь пробить ее по нашей базе…

– Фиц уже пробил ее по базе. За ней ничего нет.

Глаза Энджи сверкнули:

– Да вы с Фицем что, и впрямь спите друг с дружкой?

«Единственный офицер полиции, с которым я спал, – это ты, Энджи Паллорино», – хотел ответить Мэддокс, но счел за благо придержать язык. Положение спас звонок мобильного.

Звонил Базьяк.

– Кое-что есть, – без предисловий сказал он. – Дорожная камера зафиксировала черный «Лексус» с номером БХ3 99Е, который переехал через мост Джонсон-стрит на запад в пять тридцать семь вечера в субботу и снова проехал в обратном направлении в шесть пятьдесят две. Я хочу, чтобы вы потянули за эту ниточку, но самым аккуратным образом, строжайше соблюдая все формальности. Потому что «Лексус» зарегистрирован на Рэя Нортона-Уэллса.

Сердце Мэддокса на мгновение остановилось и тут же взорвалось частым стаккато.

– Мужа заместителя генерального прокурора?!

– На него самого. Адрес – Аплендс, Стэнли-роуд, 5798. Будьте тише воды, ниже травы, говорите с ним только о «Лексусе», на убийства пока никаких намеков. Если машину видели вблизи тех мест, где были обнаружены оба тела, это не означает, что Драммонд похищали непременно на «Лексусе». Повторяю и прошу прислушаться: ведите себя самым осторожным образом. Если эта ниточка куда-то приведет, если это дело каким-то образом связано с замом и вообще с офисом генерального прокурора, нам в опергруппу потребуется гособвинитель по особо важным преступлениям. Расследование грозит стать настоящей бомбой для СМИ и политического истеблишмента – нужно, чтобы никакие юридические комары потом носа бы не подточили, блин.

Гравий хрустел под ногами Энджи, когда они с Мэддоксом медленно обошли бронзового цвета «Ягуар», стоявший перед домом. Двери гаража со стороны дома были открыты. Дождь усилился, ледяной ветер с моря продувал улицы элитного района. Атмосфера между Энджи и Мэддоксом по-прежнему оставалась накаленной – и сексуальной. К тому же Паллорино испытывала неловкость, зная, что перешла черту, и ее пугало, что Мэддокс прав, что он читает ее, как книгу с крупным шрифтом, и не боится открыто сказать ей то, что не решаются сказать другие. Энджи действительно губит свою карьеру, как любой человек с зависимостью. Причем у нее не получается остановить сползание в свою зависимость, и она не могла бы убедительно ответить, что ею движет. Мэддокс был прав и в другом: одно его слово, и ее заявление о переводе в убойный полетит в корзину. Энджи задевало, что у Мэддокса над ней такая власть.