– Дверь в мою спальню там, в кухне, – говорит Джо. – А там маленькая ванная, – он показывает на дверь.

– Ты сказал, что пропали кроссовки твоей мамы – она оставила их возле этой двери? – спрашивает Ру.

– Да. И ее куртка обычно висит на этом крючке, рядом с фонариком и кепкой.

– Ты сказал, она обычно берет с собой мобильный? – спрашивает Тоши, пока Ру медленно рассматривает интерьер.

На стенах – фотографии Арвен Харпер. Она была красивой женщиной, по-цыгански красивой. В животе у Ру возникает комок. Похоже, ревность. И нечто большее – болезненные терзания, растущее чувство вины по непонятной ей самой причине. В погибшей определенно есть нечто знакомое. Но если она окажется той, кого преследовала Ру, граница уже пересечена, и с каждой секундой она вязнет все глубже. Она снова уверяет себя, что этого не может быть.

– Да, как я говорил, я пытался ей дозвониться, но безуспешно.

Возле тела не нашли телефона. Ру замечает на скамейке у входа холщовую сумку. Она чуть приоткрыта, и внутри виднеются полотенце и очки для плавания. На уголке полотенца – логотип спортзала. «Рекреационный центр Уиндзор Парк».

Она смотрит на него, и внутри все сжимается.

– Твоей мамы? – спрашивает она.

– Она любит плавать, – отвечает Джо. – Говорит, вода – символ бессознательного, и ей нужно погружаться, чтобы творить. У мамы есть подобные странности, в том числе – гадание на картах таро, – он переступает с ноги на ногу и вдруг трет глаза, и без того покрасневшие и опухшие. Парень измотан. Он выглядит так, будто вот-вот свалится в обморок.

– Значит, у твоей мамы есть членство в центре «Уиндзор Парк»? – осторожно спрашивает Ру.

Он кивает.

– А еще она ходит туда в спортзал. И любит бегать. Я… – внезапно он резко выдыхает, и его глаза наполняются слезами. – Простите.

– Джо, тебе нужно отдохнуть. Если ты дашь нам контакты врачей твоей мамы и мы сможем быстренько осмотреть ее студию, мы уйдем и вернемся уже позже, с научно подтвержденным опознанием. Тогда мы сможем поговорить еще и приведем сюда команду для тщательного исследования помещения, если ты не против.

Он кивает и идет к комоду. Открывает верхний ящик, роется и вытаскивает несколько листков бумаги.

– Вот, – он протягивает листы. – Эти медицинские счета она еще не оплатила. И, возможно, не планировала. Мы постоянно получаем повестки из-за неуплаты и тому подобного. Один из счетов – за услуги ее врача в Оаквилле, Онтарио, где мы жили. Еще один от стоматолога, и один от психотерапевта. Там есть все контакты.

Ру бросает взгляд на чек от терапевта.

– Твоя мама посещала сеансы психотерапии?

Он сглатывает и опускает взгляд.

– Эм… да, у нее… были некоторые сложности. До моего рождения она пыталась покончить с собой.

Ру и Тоши молчат.

Джо поднимает взгляд:

– Она никогда не делала ничего подобного после моего рождения. Она бы не стала. Я знаю только из-за шрамов на запястьях – я спросил, откуда они.

Тоши бросает взгляд на Ру. Ру не видела запястий погибшей на пляже – она не сдвигала рукавов куртки. Шрамы тоже помогут подтвердить личность.

– А здесь твоя мама ходила к психотерапевту, Джо?

Он качает головой.

– Говорила, она в порядке.

Ру протягивает Тоши медицинские счета.

– Где нам найти расческу и зубную щетку твоей мамы? В студии?

– Да. Сейчас отведу.

Джо идет на кухню, открывает маленький глиняный горшочек на подоконнике и достает ключ.

Они следуют за ним на улицу и пересекают лужайку к студии. Он впускает их, включает везде свет и отходит.

В отличие от коттеджа, здесь словно прошел ураган. Зайдя внутрь, Ру ударяется о велосипед, прислоненный к стене возле двери. Он падает на плиточный пол. У нее подпрыгивает сердце. Она нагибается, поднимает его и осторожно приставляет к стене. С двух сторон от руля висят сумки, на раме – светоотражатель в виде бабочки.

– Иногда она ездит на нем в спортзал, – говорит Джо.

Стены увешаны большими картинами на разных этапах создания. На мольберте возле дальнего окна стоит пустое полотно. Старый деревянный столик рядом с мольбертом завален красками, бутылками, банками и кистями.

Ру и Тоши переглядываются, пораженные мрачными картинами. Грубые мазки красной масляной краски, словно кровь, покрывают черные воронки с желтыми вкраплениями. На другой изображены полулюди-получудовища, как на ее татуировке. На третьей фигура без лица в мантии с капюшоном держит серп, стоя на груде человеческих черепов.

– Ого, – говорит Тоши.

– Мама зациклена на смерти, – тихо говорит Джо. – Она нарисовала их в Онтарио. Мы перевезли их в фургоне.

Ру подходит к картине. Под ней прикреплен к стене листок бумаги с написанным от руки текстом:

– Они… тревожные, – говорит Тоши.

– Мама всегда говорила, искусство должно рождаться в тревоге и тревожить тех, кто спокоен.

Ру думает о чеке от психотерапевта. Она подходит к другой картине. Женское лицо, разделенное на две части.

– Мама называет ее «Апата», – поясняет Джо. – В честь греческой богини. У нее на бедре татуировка с этой богиней.

– А какую роль Апата исполняла у греков? – спрашивает Тоши.

– Она – воплощение обмана, жульничества и коварства, – говорит Джо. – Богиня лжи. Апата – один из злых духов, выпущенных из шкатулки Пандоры, и, освободившись, она бродила по земле тысячу лет, сеяла разрушения и использовала свой дар для обмана людей. Мама говорит, чаще всего люди обманывают сами себя, и поэтому лицо на ее картине расколото.

Ру поднимает бровь. Она подходит к странному шкафу, прибитому к стене перед столом – по сути, гигантской пробковой доске за открытыми дверцами. Из доски торчат булавки и виднеются дырки от уже вытащенных. Под некоторыми булавками – крошечные клочки бумаги, словно все резко посрывали.

– Для чего это? – спрашивает она.

– Для ее проекта.

– Какого проекта?

– Она многое держала в тайне, в том числе и это. Какой-то дурацкий большой секрет, до того секретный, что она запирала эти двери, когда им не занималась. И настолько большой, что нам пришлось переехать сюда с другого конца страны ради ее работы над ним. Она уверяет, он станет нашим большим прорывом.

– И она скрывала это от тебя?

Он глубоко вздыхает.

– Не знаю, зачем она его прятала, – он смотрит на доску. – Иногда мне кажется, она прятала вещи от себя, чтобы не приходилось смотреть на них без крайней необходимости.

– Значит, она сюда что-то крепила? – спрашивает Тоши.

– Не знаю. Я видел его исключительно с запертыми дверцами. На столе перед доской стоял ноутбук, но он исчез. Я искал везде. Не могу найти ни его, ни телефон.

Ру и Тоши снова переглядываются. Ни телефона. Ни компьютера. Пропала вся ее электроника?

В дверь студии кто-то стучит. Все удивленно оборачиваются.

Дверь со скрипом открывается.

– Джо? – появляется женщина. Она видит полицейских и округляет глаза. – Джо? Все в порядке?

Но Джо внезапно белеет как полотно. Молчит. Смотрит на дверь. Словно он ожидал увидеть мать.

– Я Ханна, – смущенно представляется незнакомка. – Ханна Коди из дома напротив.

Сегодня у Арвен выходной, и она сосредоточена на работе в студии.

Она сидит за столом напротив собственноручно сделанного «шкафа» из пробковой доски. Дверцы можно закрыть и запереть, чтобы спрятать доску от любопытных глаз. Сейчас дверцы открыты, демонстрируя нечто вроде доски для расследования преступлений – следователи до сих пор используют такие в телешоу про убийства. Фотографии четырех жертв прикреплены сверху.