За две недели до убийства

Джон Риттенберг сидел с Генри Клеем в пабе «Охотник и пес». Паб был оформлен в брутальном стиле: стены отделаны массивными деревянными панелями, табуреты и стулья обтянуты темной кожей, свет приглушен, на столах стоят винтажные лампы с зелеными абажурами. Именно сюда член совета директоров корпорации «Терра Уэст» седовласый Генри Дж. Клей пригласил Джона выпить и закусить, что в его представлении означало очень дорогое виски и стейк из вагю[69].

Сидя напротив Джона, Генри агрессивно орудовал ножом с деревянной ручкой. В полумраке кабинки он напоминал притаившуюся жабу, которая собирается проглотить комара. Лежащее перед ним на тарелке мясо было почти фиолетовым – Генри, как всегда, взял мясо с кровью. Вот он подцепил на вилку очередной кусок, но его рука замерла на полпути ко рту. Кивком показав на нетронутый стейк на тарелке Джона, Генри спросил:

– Что не ешь?

Несколько мгновений Джон разглядывал кровь, которая, сочась из стейка на тарелке Генри, понемногу пропитывала картофельное пюре. Никакого аппетита у него не было. Сначала ему нужно было переварить то, что он только что услышал.

– Давай, действуй, сынок! Это лучшее мясо, какое только можно достать в наших краях. – Генри потянулся к бокалу с четырнадцатилетним «Бальвени» и запил стейк большим глотком.

– То есть претендентов на это место двое? – уточнил Джон. – Ты уверен? – Новость, которую сообщил Генри, по-прежнему казалась ему вздором.

Генри рассмеялся, сделал еще один добрый глоток виски и знаком приказал миловидной официантке в блузе с глубоким вырезом повторить. Промокнув уголки губ льняной салфеткой, он сказал:

– Если бы Лабден не отправился в отставку так скоропостижно, повышение было бы у тебя в кармане. Да ты и сам это знаешь!

– Но?..

– Но ситуация изменилась, Джонни. Лабден выпустил вожжи из рук. Уступил место молодым. Я – последний из стариков в совете.

Джон почувствовал, как его желудок заполняется кипящей кислотой.

«Это место должно было быть моим! Лабден обещал, что именно я стану административным директором нового курорта, как только будет закончено строительство. Черт побери, я столько лет горбатился на корпорацию, вкладывал в эту работу всю душу. «Терра Уэст» немало заработала, эксплуатируя мое имя, мою известность, мое олимпийское золото. Да я женат на дочери основателя корпорации, чтоб его!»

– Откровенно говоря, даже Лабден понимал, что пришло время перемен. Крутых перемен. Интуиция и умение мыслить на несколько ходов вперед значат в нашем бизнесе многое, если не все. «Терра Уэст» должна производить впечатление корпорации, которая умеет подстраиваться под общественное мнение.

– Кто он? Этот мой конкурент?

Генри прищурился.

– А тебе не приходило в голову, что это может быть не «он», а «она»?

– Ну и кто она?

Его собеседник снова рассмеялся.

– Это он, и ты его видел. Он был на презентации на прошлой неделе. Парень буквально на днях прилетел из Церматта[70]. Новый человек в головном офисе…

– Ахмед Вахид? Парень из Северной Африки?! – Джон был потрясен. Он действительно встречался с этим человеком на прошлой неделе. – Да что этот Вахид может знать об управлении горнолыжными курортами?

– Вообще-то немало. Может, Вахид и родился в Северной Африке, но еще ребенком он объехал с родителями всю Европу. Его отец был дипломатом. Вахид учился кататься на лыжах в Италии и Австрии. Он говорит на пяти языках, включая арабский. В свое время он окончил Школу делового администрирования в Гренобле, а там, сам знаешь, учат современному подходу к управлению бизнесом. Вахид поднялся с самого низа, прошел от Кицбюхеля и Валь-д’Изера до Шамони… Говорят еще, он первоклассный сноубордист.

– Сноубордист?! – Черт. – Поэтому его перевели в головной офис? Скажи честно, его уже давно готовили на мое место? Еще когда Лабден был у руля? Потому что… Ведь так и было, верно? Мой собственный тесть, который обещал мне это место и под этим предлогом вынудил нас с Дейзи вернуться в Ванкувер, – это он откопал где-то в Северной Африке этого молодца?

Генри откинулся на спинку кресла и задумчиво раскрутил виски в бокале. По его лицу скользнули янтарные блики.

– Это не интуиция, это… проституция! – выпалил Джон и, схватив свой бокал, осушил его одним глотком. Виски обожгло горло, и он поморщился. – Гребаная политкорректность! Мое место отдают цветному только потому, что он цветной, и все это прекрасно понимают. Такое кадровое решение не имеет никакого отношения к опыту, к заслугам, к… к тому, насколько человек вообще способен занимать высокий руководящий пост.

Официантка, сверкая улыбкой, принесла напитки. Лицо у нее было свежее, сияющее. Когда она наклонилась над столом, чтобы забрать пустые бокалы, Джон уловил исходящий от ее кожи запах мыла и разглядел у нее на запястье маленькую татуировку – он вдруг почувствовал себя очень старым. Не таким старым, как Генри, но все же… На него навалилась невероятная усталость, а душа наполнилась досадой – так чувствует себя игрок, которому выпала скверная карта.

Как только официантка ушла, Джон схватил бокал и поднес к губам. Запрокинув голову, чтобы сделать глоток, он вдруг заметил краем глаза какую-то женщину, которая сидела у дальнего конца барной стойки и смотрела на него.

Брюнетка. Белоснежная кожа. Длинные, густые волнистые волосы. Их глаза встретились, и Джон почувствовал, будто по его спине пробежал электрический ток. Женщина выдержала его взгляд, и на несколько мгновений между ними установилась необъяснимая связь, природу которой Джон затруднялся назвать. На эти несколько секунд заполненный посетителями зал перестал существовать, а музыка оркестра на эстраде превратилась в протяжный стон, словно кто-то пустил пластинку с меньшей скоростью. Джон и сам едва не застонал. Женщина была прекрасна, и она явно им заинтересовалась. Как в былые времена, когда он был олимпийским чемпионом, богом скоростного спуска, королем слалома, золотым жеребцом, которому подвластно все и вся. Но женщина отвернулась, связь оборвалась, а Джона отбросило обратно в реальность, и только его сердце стучало чаще обычного, а в груди поселились неясное томление и тоска.

Он не сразу заметил, что Генри пристально за ним наблюдает.

Слегка откашлявшись, Джон проглотил виски и посмотрел своему собеседнику в лицо. Сейчас ему больше всего хотелось вырваться из оков собственного тела, освободить тот скрытый огонь, ту буйную энергию, которую ему было так трудно сдерживать. Вот бы еще раз испытать то волнение и восторг, которые охватывали его, когда, вырвавшись из стартовых ворот, он стремительно мчался по трассе, вздымая облака снежной пыли и подставляя лицо бешеному ветру. Вот бы еще раз пережить то, что он чувствовал, когда, поднявшись на верхнюю ступень пьедестала, вздымал над головой сжатый кулак. Снова первый! Золотой Мальчик. Берг-Бомба. «ДжонДжон! ДжонДжон!» – скандировала его имя толпа. Самые красивые девчонки были готовы на все, лишь бы оказаться с ним рядом, а теперь он заперт в тюрьме невыносимо скучного брака. Он живет в скучном доме под названием «Розовый коттедж», и его жена ждет ребенка. Пройдет совсем немного времени, и он станет отцом, и тогда на него обрушатся новые обязанности. Как он с ними справится? Собственный отец Джона вот не сумел. Он вырвался из цепей брака, оставив Джона и его мать одних. Правда, он регулярно присылал деньги из Европы, где трахал молоденьких моделей, но мать Джона этого удара не вынесла. Она стала искать утешения в бутылке и бесконечной череде партнеров. В конце концов это ее и убило. «Мой отец убил мою мать», – думал Джон все эти годы. С отцом он не общался. Тот позвонил ему один-единственный раз, когда сын выиграл олимпийское золото. Видимо, ему просто захотелось сказать всему миру: «Поглядите-ка на моего парня!»