Хольгерсен подошел и дружески обнял Мэддокса, сильно хлопнув по спине. Затем повернулся обнять Паллорино, но смущенно остановился.
– Привет, – поставив собственную сумку, Энджи шагнула вперед и обняла бывшего напарника. Ей это было внове, но черт побери, если на душе не стало хорошо! Хольгерсен шмыгнул носом и почесал колючий подбородок.
– Рад тебя видеть, Паллорино.
– Я тоже.
– Тачка вона где, – Хольгерсен подхватил Джека-О. – Подумал, подвезу вас, что ли.
Они пошли к машине.
– Значит, новые девушки, которых выгрузили, в порядке?
– Лучше некуда, – заверил Мэддокс. – Скоро отправятся домой, к своим семьям. Если Каганов согласится на сделку, с его показаниями команда Такуми прижмет монреальский клуб и еще один в Вегасе, а то и третий в Нью-Йорке. А следствие займется пражской группировкой. Дело это небыстрое, но зато все наконец-то пришло в движение.
Они шли вдоль гавани. Мимо по волнам проплыло желтое морское такси. Цвета вокруг казались яркими и четкими, а воздух свежим. Чайки кружили и кричали в высоте, с набережной закидывал удочку какой-то парнишка. Отель «Императрица», возвышаясь над водой, сиял, как гостеприимная почтенная леди. Энджи не покидало ощущение, что с зимы – или с ее глаз – сняли траурную вуаль. Казалось, она впервые видит жизнь во всей ее сложности и красоте. Да, в душе осталась печаль, но появилась и надежда. Это и означает быть нормальным человеком, думала Энджи.
Она узнала, кто она и откуда.
Для этого пришлось вернуться к самому началу, заглянуть в глаза чудовища, но не убить его, а победить демона собственной ярости. Энджи избавилась от призраков, томившихся в ее подсознании.
– Я слышал, останки, поднятые со дна под рыбными садками Каганова, отправили на экспертизу. Там несколько скелетов, включая детский, – Хольгерсен поглядел на Энджи.
Она кивнула.
– Холодным течением кости постепенно сносило в глубокую расселину, заполненную илом. Операция по подъему будет сложной и длительной – предстоит тщательно обыскать дно, а потом определять принадлежность останков.
– А лососи, которых Каганов выращивал и поставлял на рынок, они, получается, питались человечиной?
Паллорино пожала плечами:
– Не исключено.
– Ну, он прямо как Пиктон – тот скармливал трупы свиньям, которых продавал на бекон, а люди ели и нахваливали… – Хольгерсен остановился у своей машины и пискнул пультом. – У Пиктона на ферме тоже проводили масштабную операцию, нагнали экспертов. Пиктон, кстати, был связан с «Ангелами ада»… Наверное, скоро и останки с рыбьей фермы выдавать начнут?
– Да, – отозвалась Энджи. – Родственники хоть смогут их похоронить.
Хольгерсен несколько мгновений смотрел ей в глаза, затем открыл багажник. Мэддокс положил туда их сумки. Кьель распахнул дверцу водителя, но садиться не торопился:
– Слушайте, а мамаша Каганова – она что, в курсе была?
– Угу. Уже начала сотрудничать со следствием. Жена Каганова тоже знала, и дочь и жена Загорского что-то подозревали.
– Ну, блин… И молчали! Во семейка, куда там коза ностре… Боялись пикнуть после своих сибирских «гулагов».
– Каганов их обеспечивал, – объяснил Мэддокс, подходя и открывая дверцу для Энджи. – Одной рукой охранял, другой карал в случае чего. Нарциссист с замашками диктатора. Они хорошо знали, на что он способен.
Энджи глубоко вздохнула. В ней тоже гены Каганова, но есть и частица матери. И деда. Данек Ковальский был политическим героем своего времени. От этого легче дышалось: если ее отец – чудовище, это не значит, что и Энджи монстр.
– Я могу и сзади поехать, – тихо сказала она Мэддоксу.
– Да ладно, садись вперед!
Она села на пассажирское сиденье. Мэддокс подхватил Джека-О.
– Дай мне его подержать, – попросила Энджи.
Детектив замер и поглядел на нее. Невысказанное ощущение родства возникло между ними. Мэддокс положил Джека-О ей на колени, наклонился, поцеловал в губы и прошептал:
– Ты думай давай.
Энджи улыбнулась:
– Я думаю.
Мэддокс захлопнул дверцу и сел сзади. Заведя мотор, Хольгерсен спросил:
– А чем ты теперь будешь заниматься, Паллорино?
– Пока не знаю.
Он переключил передачу, выехал с парковки и присоединился к потоку машин на центральной улице.
– Ты лихо провела собственное расследование. Может, тебе получить лицензию частного детектива и специализироваться на разных висяках и розыске пропавших? А когда понадобится экспертиза, обратишься к своему Андерсу.
Энджи фыркнула:
– Обязательно. Вот только с делами разберусь…
«Например, запишусь к психотерапевту, раз обещала Мэддоксу».
– Хочу в Польшу съездить, с родней познакомиться. Оказывается, у меня жив дядя. Я с ним списалась, и он ответил, что мой дед был бесстрашным политическим диссидентом и участником «Солидарности». Ана бежала, когда деда посадили, и с тех пор о ней ничего не знали. Ну, теперь зато узнали… Очень ждут моего приезда – хотят увидеть дочку Аны.
– Мамаша Каганова тоже твоя родственница, – напомнил Хольгерсен.
Энджи гладила Джека-О и смотрела в окно. Она пока не могла думать о матери Каганова как о своей плоти и крови. Конечно, родню не выбирают, но Энджи не обязана уважать эту женщину, пусть та тоже скорее жертва и в каком-то роде заключенная. Может, со временем что-то изменится, но не сейчас.
– Мне тоже нужно кое с чем разобраться, – сообщил Хольгерсен, поглядывая на Паллорино.
– Например?
– С Харви Лео.
– А что с Лео? – не понял Мэддокс.
Хольгерсен фыркнул.
– У меня есть план. Скоро Лео с треском вышибут с работы, йо-хо-хо!
– За что? – удивилась Энджи. – Он не сделал ничего криминального, рассказав обо мне Грабловски, если ты об этом.
Хольгерсен только плечом дернул, сидя со странным выражением лица.
Энджи смотрела на него минуту, затем отвернулась. Хольгерсен всегда был загадкой и, пожалуй, таким и останется. Она стала рассматривать проносившиеся за окном городские улицы. Виктория… Обстановка любимого города была бальзамом на сердце.
У нее нет работы, нет ничего – и вместе с тем есть все, потому что теперь Энджи знает, кто она и откуда, она нашла свое место в мире, а сестра и мать наконец упокоятся с миром. Успокоение и примирение с собой – вот для чего, оказывается, все это было нужно. Теперь, глядя в зеркало, Энджи знает, что добилась справедливости для Милы, своего призрачного двойника в розовом.
Оглянувшись, она встретилась взглядом с Мэддоксом, сидевшим с серьезным видом. У нее есть все шансы построить совместное будущее с детективом Джеймсом Мэддоксом. Сегодня они ужинают с его дочерью.
В мире все постепенно налаживалось.
Лорет Уайт
Девушка в темной реке
© Мышакова О., перевод на русский язык, 2020
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020
* * *
Тем, кто разыскивает пропавших
И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла.
Бытие, 2:9
Пронизанное тайной
Сентябрь 1994 года
Сумерки на пятьдесят первой параллели наступают медленно, хотя уже и небо окрасилось в глубокий индиго, и крохотные белые звезды прокололи его плотный полог, дрожа в вышине, как золотая пыль. Похолодало – в конце сентября здесь уже чувствовалось ледяное дыхание близкой зимы. Клубящаяся, какая-то призрачная водяная дымка висела над белым пенным потоком оглушительно грохочущего водопада Планж. Вечерний туман окутывал лес плотным одеялом, играя в пикабу с зазубренными вершинами окрестных гор.
Осторожно ступая по скользким камням вдоль Наамиш с ее коварными водоворотами, таившимися под обманчивой зеленоватой гладью, женщина остановилась, засмотревшись на тучу мошек, которые уже начали носиться над непрерывно меняющейся поверхностью воды. Царивший вокруг необыкновенный покой казался физически ощутимым, как легкое одеяло, наброшенное на плечи. Охваченная азартом, женщина присела на корточки и достала из нагрудного кармана жилета коробку для мушек размером с бумажник. Открывая серебристую коробочку, она прислушивалась к грохоту водопада ниже по течению. Порыв ветра вдруг пронесся над лесом, и деревья на высоком берегу глухо зашумели. Выбрав крохотную сухую мушку, неотличимую от тех, которые толклись над водой, женщина, зажав ее передними зубами, вытянула шнур с катушки, наматывая на кулак, и ловко и быстро привязала наживку к типету подлеск. Металлический крючок скрыт яркими перышками, чтобы обмануть форель и заставить ее думать – перед ней лакомый кусочек… Губы женщины изогнулись в улыбке.