Ребекка отключилась и сидела, глядя на две проталины на ветровом стекле над выходными отверстиями обогревателя. Возможно, Эш отдал все свои деньги, но это вовсе не дотягивало до пятидесяти тысяч долларов.

Это произошло из-за денег? Из-за сорвавшейся поставки наркотиков? Могло ли это иметь прямое отношение к Тревору и Уитни, но не иметь никакого отношения к Эшу? Могли ли молодые люди прикарманить незаконные деньги, сбежать из города и спрятаться где-то в другой стране?

Но тогда почему Уну Феррис заставили сказать, что они уехали из города на автомобиле с орегонскими номерами? И кто мог заставить ее это сделать? Этот человек должен по-прежнему находиться в городе. Особенно если это связано со смертью ее отца.

«Что я упустила из виду?»

А если Уитни и Тревор на самом деле получили больше пятидесяти тысяч долларов, возможно, наличными, как поведала Солли, и если с ними случилось что-то плохое, то куда делись эти деньги?

Кто мог внезапно стать владельцем целой кучи наличных в 1998 году?

Кто еще владел тайной, за которую стоило убить?

– Нет, я так и не встретился с вашим отцом, – сказал Фрэнк Хатфилд, провожая Ребекку в заднюю комнату своего магазина в Девилс-Батт.

Хатфилд был шестидесятилетним костлявым мужчиной ростом под два метра, с бледным лицом и каймой рыжеватых волос, коротко подстриженных вокруг блестящей плеши на затылке. Он предложил Ребекке пластиковый стул, а сам уселся на краю металлического стола, заваленного бумагами. Вдоль одной стены выстроились кофе-машина, холодильник и микроволновая плита. На другой стене висели разные инструменты и заготовки для ключей.

– Ной позвонил и сказал, что хочет поговорить со мной об этом инциденте со стрельбой двадцатилетней давности, но он не сказал почему. – Фрэнк повертел в руках степлер, лежавший на столе. Его темно-карие, почти черные глаза напоминали Ребекке навозного жука.

– Вы хорошо помните этот случай? – спросила она.

– Господи, кто же не запомнит, как пуля из охотничьего ружья вспарывает подголовник у тебя за шеей? Думаю, Бог призрел меня в тот день. Если бы пуля прошла на дюйм в ту или другую сторону и если бы мой отец ехал чуть быстрее или чуть медленнее, то сейчас надо мной было бы шесть футов земли.

– Что произошло, когда вы поняли, что чудом спаслись?

– Отец остановил автомобиль. Мы посмотрели друг на друга, потом посмотрели на лес. Мы что-то увидели: бегущее, очень быстрое. Подумали, что это белохвостый олень, убегающий от браконьеров.

– А это могло быть чем-то еще?

Его густые брови плотно сошлись над переносицей.

– Вы имеете в виду другую дичь?

Ребекка подалась вперед, удерживая его пронзительный жучиный взгляд.

– А может быть… это был один из охотников? – предположила она, чтобы поколебать его уверенность.

– То есть человек? – Фрэнк замолчал, пораженный этой мыслью. – Боже, вы хотите сказать, что кто-то убегал от охотников?

– Думаю, именно об этом хотел спросить мой отец.

– Но почему? Почему ему вообще пришла в голову такая мысль?

– Я не знаю. – Ребекка сопроводила ложь слабой улыбкой. – Я лишь пытаюсь собрать воедино фрагменты того, чем занимался мой отец перед своей смертью.

Он провел по своей плеши бледной рукой с длинными пальцами.

– Ох. То есть я хочу сказать… Теперь, когда вы сказали об этом, мне кажется, что это мог быть человек.

– То есть вы не на сто процентов уверены, что это был олень?

Он провел ладонью по рту.

– Думаю… цвет немного отличался от местных оленей.

– Как это?

– Туловище, пожалуй, было слишком бледным. А шерсть скорее золотистая, чем бурая.

Ребекка ощутила прилив энергии. Она помнила фотографию Уитни, ее длинные золотистые волосы.

– Что было потом?

– Мы вышли из автомобиля и приблизились к опушке леса, чтобы посмотреть, что это было.

– Почему вы так поступили, если из леса могла прилететь еще одна шальная пуля?

– Сам не знаю. Это было… В общем, мне казалось, что все не так, как должно быть. Мы вышли, поскольку что-то было неправильно. Мы это чувствовали.

– Что именно?

Он покачал головой:

– Не знаю. Вернее, не могу припомнить.

– А потом?

– Потом мы увидели кровь на обочине дороги. В канаве. На траве и камнях, там было много крови. Мы только углубились в лес, но тут загремел гром и начался ливень. Штормовой ветер и молнии. Мы поспешили вернуться в автомобиль из страха перед ударом молнии; моего деда убило молнией на ранчо. Мы уехали и сообщили об инциденте в департамент охраны природы, когда вернулись домой.

– Фрэнк, у меня к вам большая просьба. Вы можете закрыть глаза, расслабиться, мысленно вернуться в прошлое и шаг за шагом описать мне, что вы видели, чувствовали или думали, когда вышли из автомобиля и заглянули в лес?

– Попробую.

Он закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов.

– Меня трясло от пережитого шока, – сказал он. – Я пытался осмыслить, что произошло минуту назад, когда пуля ударила в подголовник…

Он сделал паузу. Ребекка видела, как двигаются его глазные яблоки под веками с прожилками синеватых вен.

– Мы вглядывались в тени. Между деревьями было темно. Ветви сильно колыхались, потому что надвигалась гроза. Ветер был очень плотным и горячим. Я ощущал нечто вроде электрического давления. Потом мы увидели движущуюся фигуру.

– Какого цвета?

– Я… – Он открыл глаза. – Определенно бледную… и более золотистую, чем олень. А я всегда считал, что видел оленя.

– Мозг иногда работает таким образом. Мы видим то, что ожидаем увидеть. Мы видим вещи, которые кажутся нам наиболее логичными в тех или иных обстоятельствах. Особенно во время стресса или сильного потрясения.

Фрэнк шумно выдохнул. Его лицо стало еще бледнее, глаза глубоко запали под надбровными дугами.

– Вы думаете, это был человек… женщина?

– Почему вы сказали «женщина»?

– Я… Возможно, из-за длинных волос. – Он казался подавленным. – Может быть, мой мозг говорил, что я видел оленя, но я чувствовал, что здесь что-то не так.

– А кровь?

– Кто-то был тяжело ранен. Темная артериальная кровь, когда животное получило смертельную рану и скоро истечет кровью, хотя само не подозревает об этом.

Нервы Ребекки буквально звенели, кровь стучала в висках, кожу покалывало. Она часто испытывала такую реакцию, когда отдельные фрагменты расследования начинали складываться в единое целое. Но пока что она не видела картину целиком.

– Если не возражаете, когда приедут мои коллеги, мы придем к вам, чтобы вы сделали официальное заявление, – сказала Ребекка. Она поднялась на ноги, достала карточку из своего бумажника и протянула ее Фрэнку Хатфилду. – Если вспомните что-то еще, пожалуйста, звоните мне в любое время.

Он посмотрел на карточку с таким видом, будто его тошнило.

– Фрэнк, пока я здесь, вы не могли бы показать на карте, где произошел этот инцидент?

– Да-да, конечно. – Он выдвинул ящик стола, пошарил там и вытащил закатанную в прозрачный пластик карту местности из тех, какими обычно пользуются охотники и любители природы, которые хорошо знают, что в глуши современные технологии могут подвести человека, обрекая его на смерть.

Фрэнк отодвинул бумаги, разбросанные на столе, расстелил карту и взял ручку. Длинным паучьим пальцем он начал обводить изгибы главной лесовозной дороги.

– Мы проезжали этот участок. А пуля вылетела здесь. – Фрэнк обозначил место крестиком. – Прямо здесь. Я знаю, потому что это место находится почти на границе провинциального заповедника на южной стороне, а земли Короны, то есть государственные территории, находятся здесь, на востоке. А вот эта линия обозначает границу собственности на дальней стороне ранчо Хогена.

У Ребекки возникло ощущение, как будто она проглотила маленький холодный камень.

– А это, – Хатфилд указал длинным пальцем, – это заброшенный летний лагерь, который отец Олафа Хогена сдавал в аренду как учебное заведения для занятий по природоведению и ориентированию для местных школьников. Олаф не стал продлевать договор аренды, когда унаследовал ранчо, и эта часть земель Хогенов не используется уже десятки лет.