– Просто жирная. Давай тащи…

Бам-бам-бам!

Боль вспыхивает во всем теле. Я открываю рот, чтобы закричать, но по-прежнему не могу издать ни звука.

Еще один удар.

Меня швыряют вниз, и я ударяюсь головой о дверь нашей квартиры.

– Идем отсюда, – шепчет Дейзи. – Быстро!

– Нельзя оставлять ее здесь. Она может замерзнуть.

– В окнах свет. Нас услышали! Скорее, бежим!

После этого я наконец теряю сознание. Следующее, что я помню, это голос матери. Она сидит на кровати рядом со мной и держит меня за руку. Потом я узнала, что пролежала без сознания почти двенадцать часов…

Так что, дорогой Дневник, Дейзи тоже была передо мной в долгу.

Мэл откинулась на спинку кресла и пригладила рукой волосы.

– Нужно показать дневник Кит прокурору, – сказала она Бенуа. – Если все это правда, то старания Дейзи Риттенберг и ее матери помешать расследованию выглядят весьма неприглядно. Да и сама Дейзи, оказывается, довольно активно пыталась замести следы. Думаю, Селим или еще кто-то из числа подозреваемых смогут назвать нам имя подруги, которая была с ней в машине. Нужно найти эту «приятельницу» Дейзи.

– Если она заговорит, Дейзи конец. Другой вопрос, готова ли она заговорить? И назовут ли ее остальные?..

– Мы ее вычислим так или иначе. А она обязательно заговорит, если поймет, что это может спасти ее шкуру… – Мэл собиралась сказать Бенуа что-то еще, когда дверь распахнулась и в зал вошла Лула. За ней шел Арнав, он нес большой торт с воткнутыми в него горящими свечами. Следом за ними появился Гевин, который прижимал к груди бутылку игристого и несколько фужеров. Шествие замыкал Джек с охапкой воздушных шаров.

– Не сердись, – со смехом сказал Бенуа, увидев выражение лица Мэл. – Я не смог их отговорить.

– Приятной пенсии, босс! – громко воскликнула Лула, ставя роскошный торт перед Мэл. – Мы знали – нам вряд ли удастся уговорить вас надраться с нами сегодня вечером, поэтому решили, что праздник должен прийти к вам сам. – Поколебавшись, она добавила: – А что останется – заберете домой, угостите Питера. Для нас торт все равно слишком большой.

Мэл почувствовала, как ее захлестывают эмоции.

– Черт бы вас побрал! – воскликнула она, глядя на своих подчиненных. – Как же мне будет не хватать вас всех!

– Я слышала, вы собираетесь консультировать новое независимое подразделение по расследованию «висяков», которое собирает помощник ректора Школы криминологии, – сказала Лула. – Не спрашивайте, откуда я это знаю, – птичка на хвосте принесла. Говорят, университет получит солидный грант. В общем, я уверена, босс, – мы еще о вас услышим.

– И все-таки откуда ты это узнала? – спросила Мэл, смеясь. – Предложение поступило только сегодня утром, и я еще ничего не решила. Неужели никто здесь не в состоянии хранить тайну?

– Вы забыли, босс… – вмешался Бенуа. – Наша работа – раскрывать тайны, так что… А теперь задуйте поскорее свечи, иначе нам придется жевать шоколад пополам с парафином!

Мэл набрала в грудь побольше воздуха и дунула. Погасли все свечи за исключением одной, которая затрепетала, плюясь расплавленным воском. Она хотела задуть и ее, но передумала. Есть огонь, который никогда не гаснет, подумала Мэл. Лу права: она вернется. И пусть эти дела будут старыми, забытыми, списанными в архив. Сейчас для нее главное не это. Главное – Питер.

И она решительно задула последнюю свечу.

Бун увидел в Инстаграме новый пост и улыбнулся.

На снимке была она – его лучший друг. Она выглядела здоровой, загорелой, очаровательной. Спокойной. Она выглядела как человек, который путешествует и получает от этого удовольствие. И главное – она была жива. Жива.

Бун вспомнил, как рассказывал сержанту ван Альст о том, что высадил Кит поблизости от «Стеклянного дома». Якобы именно тогда он заметил подозрительную машину. На самом деле второй «ауди» Бун видел раньше – примерно в половине двенадцатого, когда они с Кит в спешке уезжали от особняка, – но не придал этому большого значения. Только потом он понял, что это мог быть Джон…

Да, сержант была права – возвращаться в «Стеклянный дом» было небезопасно, и не только из-за соседей или вероятности столкнуться с прибывшей на вызов полицией, но и потому, что Джон Риттенберг все еще мог скрываться где-то поблизости. Но он не подумал об этом, да и Кит настаивала, что ей необходимо заменить в гостиной фотографию, о которой она совершенно забыла. Вместо снимка, на котором они с Буном были запечатлены в Никарагуа и который она повесила на видном месте, чтобы обмануть Дейзи, приезжавшую на обед к «Ванессе», Кит хотела снова повесить фото «настоящих» супругов Норт. И он уступил. Убедившись, что в окрестностях «Стеклянного дома» не происходит ничего подозрительного, Бун подвез Кит к самому дому и дождался, пока она проделает все необходимое. От особняка он повез ее прямо на вокзал, где в камере хранения лежали ее чемоданы. Паспорт и «одноразовый» телефон были у Кит с собой. На «Скайтрейне» она отправилась прямиком в Международный аэропорт Ванкувера, а он отогнал арендованный «ауди» обратно в прокатную фирму.

Сердце Буна болезненно сжалось.

Кит знала, что он увидит ее новый пост, думал он. Она знала, что он ежедневно заходит в ее аккаунт в ожидании новостей. И она не сомневалась, что он сразу поймет, где она. Карма-бич… Это было место из списка ее «хотелок» – место, о котором она всегда мечтала. Мечтала как и о справедливости. Что ж, и то и другое из списка можно наконец вычеркнуть.

Среди хештегов оказалась подсказка, намекающая, куда Кит отправится дальше:

Этот шифр предназначался только для Буна, и он сразу же его разгадал. Речь шла о маленькой тайской деревне, в которой родился его отец, где встретились и поженились его родители и где он сам появился на свет. Бун часто рассказывал Кит, как бы ему хотелось побывать там, и вот теперь она звала его к себе.

Жду в гости. Вода – сказка.

Глаза Буна наполнились слезами, но он улыбался. Кит – его единственный друг – простила его. Она сообщала, где ее можно найти, и приглашала к ней присоединиться. Если только он захочет…

Хочет ли он?..

Ответ на этот вопрос мог быть только один.

И ночной ветер принес с собой запах зловонный и вместе с тем дурманящий. Таким тонким был этот запах, что если бы Кромвель не заметил малейшей перемены в лице сопровождающего, когда внезапный сквозняк сильнее раздул пламя костра, он не уловил бы ничего. Но его спутник, Моро, сидевший на корточках у огня и куривший трубку, вдруг резко взглянул в сторону леса, и Кромвель сам почувствовал слабый, но неприятный аромат. Ноздри Моро раздулись, как если бы он был ребенком лесов, учуявшим вонь падали. Когда же пламя вновь погасло, Кромвель заметил написанное на смуглом лице сопровождающего выражение, которое его встревожило. Его спутник был напуган до глубины души…

Читатель закрывает книгу и какое-то время сидит неподвижно, словно тень, пристально глядя на стеклянные банки на полке, в которых плавают человеческое сердце и зрачки. Читатель ощущает себя счастливым. Властным. Это Читатель сейчас взял верх над Историей. Читателю нравится представлять Историю как живое существо, а динамичный диалог между автором и потребителем — как соитие. Автор никогда не вправе считать Историю завершенной, пока она не попадет в руки Читателя; лишь тогда круг замкнется. История не может остановиться. Каждый новый Читатель привносит в Историю уникальный опыт, рассматривая через свой собственный объектив различные эмоции, выраженные одними и теми же словами…