«У тебя яиц нет, чтобы это сделать».

Он постарался выбросить эти слова из головы и крепче прижал к себе Монику. Ее красивое тело было теплым, несмотря на дрожь, и к его глазам подступили слезы. Он полюбил Монику с того самого момента, как впервые увидел ее в кафетерии студенческого городка много лет назад, когда они были первокурсниками. Для него Моника была неземным существом, помазанницей божьей. Прекрасная наследница, единственная среди женщин. Натана всегда изумляло, что в конце концов она выбрала его.

«Ты знаешь, почему твоя жена изменяла тебе».

В нем вспыхнула ярость, и он снова быстро подавил ее. По крайней мере, Натан мог продемонстрировать, что Стивен не может управлять его чувствами. При необходимости он умел напускать на себя бесстрастный вид.

– Не знаю, что это такое, Моника, – тихо сказал он. – Я понятия не имею, что здесь творится на самом деле, но нам с тобой нужно быть сильными, потому что, когда мы вернемся домой, – а мы обязательно вернемся, – то не станем ворошить все, что случилось в прошлом между тобой, мной и Стивеном. – Он почувствовал, как она содрогнулась, и крепче прижал ее к себе. – Мы не должны говорить ничего, что могло бы последовать за нами домой, потому что это разрушит нашу жизнь и все, что мы построили: твою компанию, мою преподавательскую работу.

– А если Стивен проболтается?

– Этого не будет. Тогда он потеряет еще больше, чем мы.

– Он совершенно непредсказуем, Натан.

– При этом он является известным хирургом и высоко ценит свой статус и образ жизни. У него сильный инстинкт выживания.

– Но кто-то уже знает. Поэтому мы оказались здесь; теперь я уверена в этом, – она снова посмотрела на него. – Берт был тем автомехаником, правда? Вот откуда ты знаешь его. Ты сказал, что отправился в Барнаби к надежному человеку, который берет деньги под столом. Это был Берт Кундера, не так ли?

Натан набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. Потом кивнул. Он понял это, когда Берт стал рассказывать о своей прошлой работе. Кусочки головоломки начинали становиться на места.

– А Дэн Уитлок… он мог быть полицейским, который расследовал тот самый инцидент. Он служил в ванкуверской полиции.

– Я так не думаю, Моника. Ты же слышала Джекки: он был жуликоватым частным сыщиком.

– Он мог заняться частным сыском после того инцидента. Мы не знаем, когда это случилось. А Кэти освещала тот инцидент. Мы с тобой это знаем, и Стивен должен был запомнить ее. Она увидит связь, это лишь вопрос времени. Она уже вспомнила, что мы жили в Китсилано, и теперь все знают, что ты преподавал в университете Саймона Фрейзера в Барнаби, где Берт держал свою ремонтную мастерскую. Разве ты не понимаешь, Натан? Все это связано с нами и тем, что случилось четырнадцать лет назад.

Он не мог рассказать ей о пакете с продуктами, обнаруженном на кухне, – о том, что они были куплены в магазине «Китс-Корнер». Только не сейчас. Это будет тяжким ударом для нее… но он не может вечно скрывать это, не так ли?

– Но какое отношение к этому имеют другие люди? – спросил он. – Стелла, Джекки и Дебора?

Моника на несколько секунд закрыла лицо ладонями, по-прежнему дрожа как лист.

– Не знаю насчет Джекки и Деборы, но Стелла… Я… я думаю, это она.

– Кто?

Моника посмотрела на него.

– Думаю, она была матерью того маленького мальчика.

Кровь отхлынула от лица Натана.

– Нет, – прошептал он. – Нет, ни за что на свете. Это не она.

– Я догадалась по глазам. Она выглядит совсем иначе, но глаза остались прежними.

– Нет, ты ошибаешься.

– Почему ты так уверен?

Натан задумчиво посмотрел на снег, пролетавший за темным окном.

– Мать была брюнеткой, – тихо сказал он. – У нее были густые, длинные темно-каштановые волосы.

– Она могла покрасить волосы. Должно быть, у нее появилось много седины, поэтому она сделала химию и коротко подстриглась.

– Но та женщина была пухлой. У нее было округлое лицо с мягкими чертами.

– Она сбросила вес и сильно похудела. Потом загорела, и ее кожа обветрилась и покрылась мелкими морщинами от работы на свежем воздухе или чего-то в этом роде. Она стала похожа на загорелую, жилистую вегетарианку. Но при этом она ненамного моложе нас, Натан. Прошло четырнадцать лет. Такая трагедия может состарить человека и в конце концов изменить его почти до неузнаваемости.

Она замолчала. В комнате наступила тишина, прерываемая лишь шорохом снежинок, задуваемых ветром в оконное стекло.

– Я боюсь, – прошептала Моника. – Мне очень страшно.

Натан смотрел в окно еще долго после того, как его жена легла в постель. Перед его мысленным взором снова возникла фотография из теленовостей. Та самая мать. Он вспоминал фотографии бездомных людей на улице – как они выглядели до того, как жизнь сломила их, и после того, как они пристрастились к наркотикам, опустились в умственном и физическом отношении. Они становились неузнаваемыми, если только вы не знали, где нужно искать черты сходства. Неузнаваемыми, особенно вне контекста.

Но теперь контекст появился.

Возможно, это была она. Это была она, но первобытная часть его мозга, нацеленная на выживание, отказывалась в это верить.

Горький вкус желчи подступил к его горлу.

Неужели мы в конце концов столкнемся с обвинением в убийстве? В препятствии правосудию? Так или иначе?

Его кожа блестела от пота, голова кружилась. Он резко провел рукой от верхней губы к подбородку.

Все будет хорошо. Погода наладится, и мы улетим отсюда. Мы очнемся от кошмара и поймем, что все это было вымыслом, порожденным нашим чувством вины. Кому не приходилось лгать? Все лгут; есть ложь во спасение, невинная ложь, мелкая ложь, злостная ложь и большая ложь. Возможно, Моника ошибается, и Стелла не имеет ничего общего с той женщиной. Возможно, чувство вины притупляет рассудок и заставляет видеть людей не такими, какие они есть на самом деле…

Что-то снаружи привлекло его внимание и прервало нить размышлений. Натан потушил крошечный огонек лампы и прильнул к окну. Он протер отверстие на стекле, затуманенном их дыханием, и выглянул наружу.

Крошечный луч света мелькал между деревьями. Внезапно сцену заволокло туманом, и свет исчез. Его сердце забилось быстрее. Привиделось ли ему или там действительно кто-то был?

По его шее пробежал холодок.

Он снова увидел это. Тень, несущая крошечный свет, покачивавшийся между древесными стволами. Тот, кто находился снаружи, не пошел по тропинке, ведущей прямо к воде. Он прячется? От кого?

А потом слабый свет снова исчез в густых клубах тумана и падающего снега.

Стивен прищурился, глядя в окно своей комнаты с видом на озеро. Кажется ли ему или кто-то с фонариком бродит между деревьями?

Его сердце учащенно забилось, когда он увидел второй силуэт, следовавший за первым. Краем рукава он протер грязное затуманенное стекло, но силуэты и свет уже пропали, скрытые усилившимся снегопадом и разлапистыми ветвями елей.

Окно снова затуманилось, и он еще раз протер стекло, но больше ничего не смог разглядеть за колышущейся снежной пеленой в темноте. Исчез даже причал вместе с пришвартованным самолетом.

Что-то в истории с этим самолетом не давало ему покоя.

То же самое относилось к Джекки. И к Берту. И к женщине-пилоту; чем больше Стивен думал о ней, тем сильнее становилось его убеждение, что он где-то видел ее. Эти глаза…

Он начинал различать связи, которые ему совсем не хотелось видеть.

Мог ли он прекратить все это? Подавить в зародыше, прежде чем все выйдет наружу?

Прежде чем он все потеряет?

Он поспешно отошел от окна и аккуратно двинулся через комнату, стараясь не скрипеть половицами. Он натянул черную шерстяную шапку, надел ботинки и потянулся за курткой и перчатками.

Джекки быстро оглянулась через плечо и убедилась, что никто не последовал за ней от задней двери. От своего наблюдательного пункта среди деревьев она не видела никакого движения за туманом и падавшим снегом. Снег покрывал колючие кусты и распростертые крылья на тотемных столбах, лежал на голове жуткого зубастого ворона на вершине самого большого столба. Казалось, ворон с ухмылкой смотрит на нее в темноте. Джекки поежилась, внимательно прислушиваясь к окружающим звукам. Только скрип веток, шелест листьев и тихий плеск волн, набегавших на берег озера.