Мне кажется, душевную рану, особенно такую глубокую, вылечить невозможно. Можно лишь подобрать какой-то нарратив, который научит тебя с ней жить.

Ну а теперь, дорогой Дневник, я должна признаться в одной вещи. На самом деле у меня никогда не было психоаналитика. Просто однажды я задумалась, что бы я сделала, если бы какой-нибудь психоаналитик уговорил меня вести дневник. И вот что из этого получилось… Впрочем, настоящая причина, по которой я начала делать эти записи, заключалась в том, что я должна была поведать свою Историю. Я должна была оставить после себя что-то, что заинтересует полицию.

Я должна была рассказать им о Джоне и Дейзи.

О том, что произошло со мной той страшной ночью на горнолыжной базе.

Я начала вести дневник в тот день, когда поняла, что убираю их дом.

Но самое интересное в том, что моя воображаемая психоаналитичка была совершенно права! Я начала свой дневник по одной причине, но незаметно для меня он превратился в нечто совершенно иное. Когда я писала эти строки, я постоянно спрашивала себя: почему? почему? почему? И в конце концов обещанный мне прорыв произошел.

Ты помог мне взглянуть на мой мир иначе, дорогой Дневник.

Ты помог мне не сдаться. Помог нанести ответный удар.

Ты помог мне понять, что я больше не хочу быть Безымянной. Не хочу быть призраком.

Теперь я хочу, чтобы меня заметили.

Боюсь ли я, что зашла чересчур далеко? Да, такое опасение у меня есть. Я боюсь, что могу не пережить того, что начала. Я боюсь, что в итоге мой план выйдет мне же боком. Что я погибну.

Но точка невозврата пройдена. Я – Тельма и Луиза[83], которые на огромной скорости несутся к обрыву…

Рано утром в понедельник Мэл поехала в криминалистическую лабораторию. Бенуа вновь отправился на стройплощадку АДМАК, чтобы наблюдать за попытками полицейских водолазов извлечь тело со дна залива. Накануне проведению работ помешали сильное волнение и высокий прилив, но специалисты рассчитывали, что сегодня дело сдвинется с мертвой точки.

– На заднем сиденье «ауди», в щели между подушками и спинкой, мы нашли светлый волос, – сообщил Мэл начальник лаборатории Отто Во́жак и, подведя ее к задней дверце задержанного автомобиля Джона Риттенберга, показал место, откуда была извлечена улика.

– Волос крашеный? – привычно спросила Мэл.

– Да. Корень темный, так что… Мы уже проверили – волос полностью совпадает с образцами, найденными в хозяйской спальне «Стеклянного дома». Кроме того, здесь же, на заднем сиденье, обнаружены следы крови. На полу лежала порванная черная бархотка, также со следами крови.

Мэл вспомнила фотографию Кит Дарлинг. На снимке на шее девушки тоже была черная бархотка.

– Как насчет грязи на покрышках и номерах? Она совпадает с образцами, взятыми на стройплощадке?

– Результаты сравнения образцов почвы будут готовы в ближайшее время, – сообщил Отто и, опустившись на корточки, показал на колеса «ауди». – Но уже сейчас можно сказать, что рисунок протектора полностью соответствует следам, найденным на причале. То же самое и с «субару».

– Могу я увидеть вещи, изъятые из второй машины?

– Прошу за мной… – Отто первым двинулся к длинному столу в дальнем конце лабораторного гаража, где стоял желтый «субару кросстрек».

– Все изъятое сфотографировано и описано, – сказал он. – Вот это – тот самый деревянный клин, с помощью которого была заблокирована педаль газа. Бумажник был найден под приборной доской. В нем лежали вот эти предметы… – Отто показал на выложенные в ряд водительские права на имя Кит Дарлинг, кредитные карточки «Виза» и «Мастеркард», карточку «СитиИнтраБанка», семьдесят долларов банкнотами и монетами, абонемент в тренажерный зал, накопительную карточку аптеки, карту лояльности универмага, читательский билет, несколько театральных билетов и чек из ресторана быстрого питания.

– Эта дамская сумочка также была в машине, – сказал Отто. – В ней лежало вот это…

Мэл двинулась дальше вдоль стола, внимательно рассматривая содержимое сумочки. Щетка для волос, довольно много косметики (она отметила губную помаду ярких, почти вызывающих цветов) и пять леденцов на палочке. От воды они сделались липкими, их обертки размокли и отставали. Несколько пластинок острой жевательной резинки с корицей. Автомобильные ключи с брелоком. Крошечный серебряный медальон с фотографией мужчины и женщины. Медальон заинтересовал Мэл, и она пристальней всмотрелась в лица этих двоих, гадая, могут ли они быть родителями Кит. Тут же ей вспомнилась пустая погребальная урна на полу квартиры девушки и слова Бун-ми Селима: «Ее мама умирала долго, мучительно, и Кит вся испереживалась… Ей было нелегко. А потом, когда мама наконец умерла, она долго не решалась развеять ее пепел. Но в этом году, когда со дня ее смерти исполнился год, я сказал, что Кит должна уже это сделать и что я готов пойти с ней. В общем, мы отправились в парк Лайтхаус и высыпали прах с обрыва в воду. Это раз. Два – в тот же день Кит начала работать на новых клиентов…»

– Вроде ничего необычного, такое носит с собой каждая женщина, – сказала Мэл, продолжая разглядывать стол. – Водительские права, кредитные и банковские карточки, косметика… – Она повернулась к Отто. – Но кое-чего не хватает. Где ее мобильный телефон? И дневник?..

– Мы аккуратно разделили страницы и отправили на просушку. Скоро вы его получите. К сожалению, записи в дневнике были сделаны фиолетовой гелевой ручкой, а такие чернила легко растворяются в воде – не сравнить с обычной шариковой. Но я все-таки думаю, что после просушки большую часть текста можно будет прочитать. Мобильный телефон тоже пострадал от воды. Мы как раз пытаемся извлечь из него информацию.

– Но дневник, кажется, был герметично упакован…

– Это верно, но пластик оказался пробит, предположительно, во время падения автомобиля с причала.

– Как по-вашему, насколько это необычно – возить с собой личный дневник, да еще в герметичном пластиковом пакете?

– Умозаключения – это ваша работа, детектив. Я просто собираю факты – в меру моих научных знаний. Но я бы сказал: тот, кто положил дневник в пакет, хотел сохранить его сухим. И читаемым.

Мэл пристально посмотрела на Отто, но его лицо было непроницаемо.

– Как только дневник просохнет, мы сфотографируем каждую страничку, если понадобится – сделаем цифровую обработку и перешлем материалы вашей команде. То же самое касается и мобильного телефона: все, что удастся из него извлечь, когда он высохнет, также будет отправлено вашим.

– Ладно, а что там насчет предметов, которые доставили из «Розового коттеджа»?

Отто повел Мэл в рабочий зал лаборатории. Одетые в белые халаты криминалисты, сидевшие каждый за своим столом, подняли головы, чтобы посмотреть на вошедших, некоторые кивнули Мэл в знак приветствия. Добравшись до своего стола, Отто нажал несколько клавиш на ноутбуке, выводя изображение на большой экран на стене.

– Это ботинки, найденные в стенном шкафу Джона Риттенберга. Грязь на подошвах выглядит идентичной грязи со стройплощадки АДМАК, но, как я уже говорил, окончательный ответ может дать только сравнительный анализ образцов почвы. Кроме того, в углублениях подошвы и вот здесь, на мысках… – он показал, – обнаружены следы крови. Мы уже получили образцы ДНК из частной лаборатории, и… – Криминалист посмотрел на нее.

– Господи, Отто, не тяни!..

– Кровь на ботинках Джона Риттенберга принадлежит Кит Дарлинг. Кровь на сиденье «ауди» тоже совпадает с ее образцами. И волосы…

– Ты не мог сказать мне все это, когда я только сюда пришла?!

Отто Вожак рассмеялся.

– И какое в этом удовольствие?

Мэл закатила глаза.

– Ладно, выкладывай, что вы еще накопали.