Затормозив у кассы, она опустила стекло, и соленый ветер хлестнул ее по лицу, терпкий от запаха моря и обещания перемен.

На паром «Королева севера» «Ниссан» втиснулся последним. Трап под ним глухо лязгнул, когда Энджи въехала на автомобильную палубу. Звук непоправимости… Трап начали поднимать, и человек в ярко-оранжевом жилете замахал сигнальным фонариком, показывая ей глубже заехать в темное чрево парома. Моторы заурчали, застучав металлом. Энджи повернула ключ, вышла из «Ниссана» и застегнула утепленную куртку доверху. Поднявшись на пассажирскую палубу, она толкнула тяжелую дверь и вышла под мощные порывы ветра. Она стояла на носу парома, вцепившись в перила и не прячась от шквала, не обращая внимания на ледяной дождь, хлеставший по щекам. Впереди, за серо-стальной водой, – остров Ванкувер, ее дом. Сзади остается материк, ее неизвестное прошлое. Взревел гудок, и урчанье моторов изменилось. Винты взбили белую пену, поплывшую по поверхности моря, и паром отвалил от пристани. Энджи казалось, что она стоит на неведомом пороге, готовясь сделать шаг.

Мэддокс удержался от того, чтобы растянуть галстук, хотя в комнате для допросов в региональной исправительной тюрьме очень душно и жарко. Корпус из шлакоблока. Блеклые тюремные стены, двустороннее зеркало, запертая дверь. У двери охранник в черной форме – ноги расставлены, мощные плечи напряжены, правая рука сжимает левое запястье – готов к любым неожиданностям. На нагрудном кармане значится «Морден». На ремне кольцо с ключами и дубинка. Напротив Мэддокса сидит заключенный, которого он приехал допросить, – трансгендер Зайна, телохранитель и секретарь мадам Ви, арестованный на борту «Аманды Роуз» две недели назад.

Рядом с Зайной сидит адвокат Израэль Липманн. За допросом через хитрое зеркало следят Хольгерсен, представитель прокуратуры и сотрудник тюрьмы.

Мэддокс, Хольгерсен и представитель обвинения приехали на полуостров Саанич в Уилкинсон-роуд (старую тюрьму максимально строгого режима, где содержались и осужденные, и арестованные до суда), когда Липманн предложил сделку в обмен на перевод своего клиента в другую тюрьму и смягчение обвинений. Детективам и прокуратуре он посулил информацию о личностях девочек с татуировками-штрихкодами.

Если Зайна выведет полицию на поставщиков «живого товара», это станет настоящим прорывом в расследовании. Торговля женщинами – это уже уровень международной организованной преступности; штрихкоды на коже недвусмысленно давали понять, что владельцы «товара» – серьезные люди, со своим клеймом.

Мэддокс рассматривал орлиные черты сидевшего напротив двухметрового трансгендера. Волосы заключенного были острижены по-военному коротко и выкрашены в серебристый цвет. От Липманна детективы узнали, что Зайна идентифицирует себя как женщину, и Мэддоксу было странно и непривычно считать «особой женского пола» палача, тюремщика и торговца людьми. Но Джеймс Мэддокс над этим, как говорится, работал. Кожа заключенной была необычного пепельного оттенка, глаза почти бесцветные. Зайна сидела в тюремной одежде – ярко-красных брюках и такой же рубашке с буквами «РИТ-В, БК» на спине – странно спокойная, с бесстрастным лицом. Опухшую левую щеку украшали свежие фиолетовые синяки, на виске швы, на шее след от веревки. Мэддокс оценил иронию судьбы, помня, что одна из секс-работниц «Вакханалии» погибла во время снафф-сессии.

Прежде чем войти в допросную, Липманн и представитель прокуратуры долго и придирчиво обговаривали условия сделки, которые устроили бы и защиту, и обвинение.

Мэддокс нажал кнопку записи, включив видеокамеру и магнитофон.

– Начат допрос заключенного, известного как Зайна. Место проведения – региональная исправительная тюрьма на острове Ванкувер, время – шестнадцать сорок пять, среда, третье января. – Мэддокс поглядел Зайне в глаза: – Для записи назовитесь полным официальным именем, пожалуйста.

– Зейден Камю, – четко ответила заключенная, не мигая.

Пульс у Мэддокса участился. Наконец-то хоть что-то, с чем можно работать!

– Гражданство?

– Я из Алжира. Мать была алжиркой, отец – французский гражданин. У меня французский паспорт, постоянно проживаю в Париже.

Вот чем объясняется ее акцент!

– Но называете вы себя Зайной? – уточнил Мэддокс.

– Так женственнее. Я считаю себя женщиной и в настоящее время прохожу гормональную терапию. Операция состоится позже.

Вот и вскрылась истинная причина сегодняшней встречи. В хаосе штурма «Аманды Роуз» полицейские, производившие аресты, не разобрались, что Зайна, родившаяся мужчиной, считает себя женщиной, поэтому ее поместили в мужскую камеру на общих основаниях. В первую же ночь Зайну изнасиловали и сильно избили; теперь она содержалась в одиночной камере. Липманн засыпал жалобами различные организации, в том числе комитет по правам человека, требуя перевода своей подзащитной в женскую тюрьму, однако соображения безопасности взяли верх над существующими правилами содержания под стражей трансгендеров. Учитывая более чем вероятное участие Зайны в похищении, изнасиловании, переправке, пытках, психологическом насилии, приучении к наркотикам и незаконном удержании несовершеннолетних девочек на борту «Аманды Роуз», ей придется нелегко в любой тюрьме. Однако ради перевода в женскую среду Зайна готова была заговорить.

– Где ваши документы, удостоверяющие личность, где паспорт? – спросил Мэддокс. – На «Аманде Роуз» мы их не нашли.

Зейден Камю взглянул на своего адвоката. Липманн еле заметно кивнул.

– Мадам Ви велела мне положить наши документы в водонепроницаемую сумку, добавить что-нибудь для веса и выбросить за борт.

– Когда она приказала вам это сделать?

– Когда полицейский спецназ начал штурм яхты.

– Каким образом вы выбросили сумку в воду? – спросил Мэддокс. – Из окна в кабинете вашей мадам?

– Совершенно верно, из иллюминатора в ее кабинете.

– Опишите сумку.

– Герметичная, непромокаемая. Черная, с маленьким оранжевым логотипом сбоку.

– Размер?

– Объем пять литров.

– А зачем же за борт-то?

– Мадам Ви считала, что молчание и анонимность – самая безопасная тактика в случае допроса. А еще она хотела сохранить документы на случай, если мы в обозримом будущем сможем достать сумку с помощью дайвера.

– В сумке есть что-нибудь, кроме ваших паспортов?

Глаза Зайны блеснули. Липманн провел рукой по блокноту – условный знак.

– Да.

– Что еще лежит в сумке?

– Другие документы, тоже удостоверяющие личность.

Мэддокс записал себе эту информацию и описание сумки. Надо будет отправить полицейских дайверов понырять вокруг «Аманды Роуз». Разобравшись с этим немаловажным вопросом, Мэддокс попросил:

– Назовите официальное имя и гражданство мадам Ви.

Зейден Камю напрягся, впервые выдав волнение. Мэддокс не сводил с него взгляда и заметил, как в бесцветных глазах трансгендера шевельнулся страх. Старая сутенерша все еще имела власть над Зайной – и над другими своими работничками. Пока таинственная престарелая мадам не открыла полиции ничего, а в базе данных не оказалось ни ее отпечатков, ни Зайны. Установление личности мадам Ви стало бы значительным шагом вперед.

– Отвечайте, – тихо подсказал Липманн.

– Вероника Саббонье, – произнесла Зайна.

– Гражданство?

– Тоже француженка.

– Где вы познакомились с Вероникой Саббонье?

Зайна сглотнула.

– В Париже. Она часто останавливалась в отеле, где я была управляющей.

– Когда это случилось?

– Примерно пять лет назад.

– Вероника Саббонье уже тогда была сутенершей?

Липманн кашлянул:

– Этот вопрос выходит за рамки оговоренного соглашения.

Несколько секунд Мэддокс подчеркнуто смотрел в темные глаза адвоката, но задал вопрос иначе:

– Когда вы начали работать на Саббонье?

– Я снова встретила ее два года назад в марсельском отеле, куда меня перевели. «Аманда Роуз» стояла в порту Марселя четыре месяца. За это время я ближе познакомилась с мадам Ви, и она пригласила меня на яхту, а потом предложила работу в клубе.