— Здравствуй, Дейзи. — Я опускаюсь на корточки. — Как поживаешь, малышка? Как твоя сестричка?

Четырехлетняя Дейзи робко улыбается, выступает вперед и цепляется за джинсы своего отца, прислонившись к его ноге.

— Поздоровайся, Дейзи, — говорит Даррен. — Это твоя бабушка.

— Здрасьте, — застенчиво говорит она и заливается румянцем.

Я чувствую острый укол боли от того, что стала чужой для моих внучек. Бог знает, я старалась изменить это, но Мэдди ставит мне препоны, где только возможно.

— Я тебе кое-что принесла. — Я достаю из кармана батончик «Сникерс» и протягиваю ей.

— Мэдди не хочет, чтобы девочки ели сладкое. — Даррен умудряется принять извиняющийся вид. — Особенно с арахисом.

Я опускаю батончик в карман.

— Ладно, Дейзи, тогда в следующий раз привезу тебе кое-что получше. А где Лили?

— Шпит, — очаровательно шепелявит она. У меня сжимается сердце, к глазам подступают слезы. Я быстро встаю.

— Мэдди дома? — спрашиваю я Даррена. — Я видела ее автомобиль в гараже.

Он выглядит сконфуженным. Дверь гаража открыта, автомобиль стоит внутри. Он не может изобразить Грэйнджера и сделать вид, будто его жены нет дома.

— Кто там? — я слышу голос Мэдди за углом коридора.

Когда она видит меня, то застывает на месте, вцепившись в колеса кресла-каталки. Ее лицо каменеет.

— Привет, Мэдс, — говорю я.

— Кто умер?

— Я проезжала мимо. Решила заглянуть… чтобы повидаться с внучками.

— Ну да.

— Мы можем поговорить?

— Если хочешь поговорить, можешь все сказать здесь.

В прихожей. С дверью за спиной.

— Ко мне приехала женщина по имени Тринити Скотт. Она делает подкаст об убийстве Лиины Раи.

Мэдди смотрит на меня. Время растягивается, как желе. Потом она резко разворачивает кресло и выкатывается из коридора.

— Заходите, — тихо говорит Даррен и отодвигается в сторону.

Я нахожу мою дочь на кухне; она моет посуду в раковине, спиной ко мне. Над раковиной есть окно с хорошим видом на северный склон Чиф-Маунтин. Скальная поверхность блестит от влаги и расчерчена серыми полосами. Возле расщелины я замечаю две цветные точки, и мне становится тошно. Скалолазы. Не могу понять, почему моя дочь хочет жить в доме с видом на гранитную гору, которую она так часто и упорно пыталась покорить, выбирая все более рискованные скалолазные маршруты, словно отвергая силу тяготения и способность горы стряхнуть ее с себя. Как будто желая, чтобы это произошло. И тогда гора откликнулась. Два года назад, вскоре после того, как Мэдди родила Лили. Чиф-Маунтин повела плечом, словно раздраженная человеческой мошкой, наседающей на нее, и отделила от себя каменную плиту, за которую уцепилась Мэдди. Все говорили, что ей чудом удалось выжить. Какая-то тайная часть моего существа до сих пор верит, что моя дочь действительно хотела умереть, и я так и не смогла как следует понять, когда и почему это случилось с моей некогда счастливой маленькой девочкой. Или почему бо́льшая часть ее гнева была направлена на меня. Да, у меня был короткий роман, но ее отец гораздо чаще изменял мне. Конечно, она сердита и на отца, но, похоже, хочет примерно наказать только меня.

— Тринити хочет взять у меня интервью, — говорю я. — О расследовании, которое привело Клэйтона Пелли за решетку.

— И что? — Мэдди не поворачивается ко мне. — Это предлог, чтобы ты пришла повидать моих девочек?

Я сажусь на барный табурет возле кухонной тумбочки.

— По словам Тринити, она собирается поговорить со всеми, кто имел отношение к этому. Со следователями. С родителями Лиины. С ее одноклассниками. С людьми, которые видели Лиину у костра.

Мэдди пожимает плечами и ставит тарелку на решетку для сушки. Но я вижу, как она напряглась. Даррен стоит в дверях и слушает, Дейзи цепляется за его ногу.

— Я… просто подумала, что тебе нужно знать заранее, Мэдс. На тот случай, если Тринити позвонит или приедет сюда.

Тишину в кухне можно резать ножом. Потом резко звякают ложки и вилки, вываленные в ведерко.

— Почему? Думаешь, это меня расстроит?

Я ничего не говорю. Она наконец поворачивается, сердито поблескивая глазами.

— Думаешь, мне будет больно от напоминания, как ты развалила нашу семью во время этого расследования? Как твой роман с этим копом разрушил нашу жизнь? Как отцу пришлось уйти…

— У твоего отца тогда уже был свой роман на стороне. — Мой голос звучит сдавленно, и я понимаю, что она подловила меня. Я заглотила наживку вместе с крючком, и теперь мое кровяное давление взмывает до небес.

— Выходит, ты поступила правильно? Отец начал встречаться с другой только потому, что ты исключила его из нашей жизни. Нас обоих. Твоя работа всегда находилась на первом месте. А потом началось дело Лиины. Оно было оправданием для тебя. Ты больше заботилась о мертвой девушке, чем о живой семье. Только Лиина, Лиина, Лиина, но на самом деле это был Люк О’Лири — не так ли, мама? Все эти долгие ночи? Оправдания насчет поздней работы как предлог для того, чтобы потрахаться с коллегой. И ты даже не особенно скрывала…

— Мэдди, — предостерегающе говорит Даррен.

Она не обращает на него внимания. Моя дочь вошла в наезженную колею ожесточения и свирепо таращится на меня.

— Твоя собственная подруга и ее мать видели тебя в том переулке. Ты буквально довела отца до пьянства. И ты боишься, что я расскажу об этом Тринити Скотт? Что ты была дерьмовым копом и дерьмовой матерью?

— Боже мой, Мэдди, — говорит Даррен.

— Отвали, — огрызается она.

— Все нормально, я ухожу. — Я поднимаюсь на ноги. Мэдди снова повернулась ко мне спиной и смотрит на две крошечные точки на склоне горы, которая всегда нависает над нашим городом. И над нашей жизнью.

— Первые два эпизода подкаста уже вышли в эфир, — тихо говорю я. — Клэйтон Джей Пелли заговорил.

— Клэй заговорил? — спрашивает Даррен.

Я гляжу на затылок Мэдди.

— Да. Клэй заявил, что он этого не делал. Не насиловал и не убивал Лиину. Он сказал, что убийца все еще где-то здесь.

Мэдди не вздрогнула и даже не пошевелилась. Я достаю из кармана визитную карточку Тринити Скотт и кладу ее на столешницу.

— Их сайт указан на этой карточке. И подкаст можно загрузить на iTunes.

Никакой реакции.

— Не надо меня провожать, — говорю я Даррену.

Когда я открываю входную дверь, то слышу, как Даррен и Мэдди начинают громко спорить на кухне. Выходя наружу, я слышу, как Даррен говорит своей жене, что она могла хотя бы попытаться быть добрее к своей матери. Он говорит, что Мэдди ведет себя неразумно.

Эта история никогда не закончится…

Когда я уезжаю от их безупречного дома в идеальном новом квартале под сенью Чиф-Маунтин, то пытаюсь вспомнить, когда именно все пошло вкривь и вкось. Неужели наши отношения с Мэдди уже начали портиться еще до того, как я приступила к работе над делом Лиины?

Или это случилось из-за того, что сделали с Лииной?

Сейчас почти 17:30, и мы с Люком ждем в автомобиле без опознавательных знаков у паромного причала Лорел-Бэй. Мы видим огни маленького парома, плывущего в мглистой темноте. Дождь продолжает тяжело барабанить по крыше. За нами начинается провинциальный парк Твин-Фоллс, откуда доносится грохот водопада.

— На завод нельзя добраться по дороге? — спрашивает Люк.

— Нет. В двадцатых годах вокруг него был поселок со своей школой, но члены семей давно переселились оттуда.

Паром дает гудок, когда приближается к причалу. Опускается трап, и пешие пассажиры начинают выходить на берег. Они маленькими группами движутся к автостоянке. Несколько рабочих носят тюрбаны, другие — комбинезоны и бейсболки или выцветшие джинсы с подтяжками, клетчатые рубашки и теплые куртки. Некоторые несут с собой коробки для ленча и выглядят усталыми в свете фонарей. Особенно старые трудяги. Молодых легко отличить: их походка все еще сохраняет упругость. Эти фабричные рабочие отражают демографические изменения в нашем городке, где новые иммигранты смешиваются с уроженцами Британской Колумбии и пополняют кадровый состав лесозаготовительной и железнодорожной промышленности.