– Что говорит судебный антрополог? – спросил Рики, когда Кайра вернулась.

– Кости левой стопы трех-четырехлетнего ребенка. Никаких признаков механической ампутации – нет следов ножа или пилы. – Кайра поставила кофе сбоку от клавиатуры. – Трупный воск не дает ответить, сколько стопа пробыла в океане, но «Си-би-си» вовремя вышли на бренд и узнали, в какие годы выпускалась эта модель. – Кайра отпила из своей кружки, глядя на мониторы Рики. – «Ру-эйр-покет-зиро» с высоким верхом производились с восемьдесят четвертого по восемьдесят шестой.

– Это не значит, что ребенок тогда и попал в воду, – отозвался Рики, потянувшись за кружкой.

– Не значит, – согласилась Кайра и кивнула на мониторы: – На днях я общалась с копом, который доказывал, что ГИС – это лажа. По его словам, все то же самое можно сделать с помощью большой карты и цветных кнопок. Дескать, опытные сыщики должны работать с бумажной картой и кнопками, а схемы выстраивать в уме.

– Луддит, – отозвался Рики, ставя кружку и не отрывая глаз от экрана. – То же самое спецы старой закалки говорили о ванкуверском детективе Киме Россмо. Он стал первым офицером полиции в Канаде, защитившимся на доктора криминологии, а его диссертация положила начало методу географического профилирования и сейчас применяется в ФБР.

– Да, я ему так и сказала. И еще объяснила, что если, допустим, разбивается самолет и не находят тел, но нам известно, кто был на борту, ГИС это запоминает, и если на берег через пятнадцать лет выбросит ногу или в рыбацкой сети запутается сустав пальца, мы сразу сможем сказать, это с того крушения или нет. Вспомнить хоть тело в Кокуитламе, которое вытащили из реки Фрейзер четверть века назад, – Кайра снова отпила кофе. – Оказалось, это житель Принс-Джордж – течением тело отнесло почти на восемьсот километров. Никто и не подумал искать пропавшего мужчину так далеко к северу – криминалисты были в шоке!

Рики замер.

– Черт, – удивился он, подавшись к мониторам и застучав по кнопкам. – Нашли! Блин, есть совпадение!

По спине Кайры пробежали мурашки.

– Елки-палки, – она схватила со стола телефон и набрала начальника отдела: – Доктор Колборн, вы должны на это посмотреть! У нас полное совпадение ДНК с детской ногой. – Кайра говорила быстро, пробегая глазами информацию, появлявшуюся на мониторе Рика. – Только эта девочка не числится пропавшей, – она помолчала, пока новые строки заполнили экран. – И даже мертвой. Она очень даже жива!

В четверг Мэддоксу позвонили в восемнадцать минут девятого утра – одна из девушек со штрихкодом согласилась с ним поговорить. Она вроде бы понимала по-английски и объяснила консультантше из службы поддержки потерпевших, что она русская. Мэддокс немедленно связался с переводчицей и попросил приехать в больницу, а сам с Хольгерсеном прибыл на место в рекордное время.

Вместе с консультантом и переводчицей детективы шагали по коридору к палате.

– Это самая старшая? – уточнил Мэддокс, думая о девочке, которая вяло тыкала вилкой в тарелку, когда остальные сидели неподвижно.

– Да, – согласилась консультант, шедшая чуть впереди. – И, безусловно, самая сильная психологически. – Она подошла к закрытой двери и повернулась к детективам и переводчице: – Она там с медсестрой. Во время разговора я буду присутствовать, медсестра выйдет. Если я почувствую, что потерпевшая испытывает стресс, я остановлю разговор. Это понятно?

– Абсолютно, – ответил Мэддокс.

Консультант поколебалась.

– Наверное, двое мужчин – это чересчур…

Мэддокс повернулся к Хольгерсену:

– Слушай, подожди в кафетерии, пока я не приду.

– Как скажете, босс, – Хольгерсен повернулся и ныряющей походкой пошел прочь, на ходу ища в куртке никотиновую жвачку. Мэддокс вдохнул, настраиваясь на спокойное, не таящее угрозы поведение. В идеале он поручил бы этот допрос Энджи, однако сейчас в следственной группе не было женщин с необходимым опытом, а ждать было рискованно – жертва может снова замкнуться.

Консультант взялась за дверную ручку, но снова остановилась:

– Она до сих пор еще дерганая – отвыкает от наркотиков, которые им давали.

– Понял, – отозвался Мэддокс.

Они вошли. Девушка сидела с медсестрой за круглым столом у длинного окна. Палату заливал свет зимнего дня. Говорить действительно вызвалась та самая брюнетка, которая хоть что-то кушала. Темные волосы снова убраны в хвост, никакого макияжа, простой серый анорак поверх белой футболки, эластичные спортивные штаны и тапочки, которые ей, видимо, кто-то принес. У Мэддокса сжалось сердце – она выглядела младше Джинни, совсем юная. От мысли, что остальные ее товарки еще младше, щемило сердце.

Медсестра коротко накрыла руку девочки ладонью, встала и вышла. Ее место заняла переводчица, представившись по-русски и пояснив, для чего они здесь.

Мэддокс положил на стол папку и блокнот.

– Я детектив Джеймс Мэддокс, – сказал он. – Вы не против, если я сниму пальто и присяду?

Переводчица повторила его вопрос по-русски.

Потерпевшая кивнула. Взгляд черных глаз под тяжелыми веками нервно метался по комнате. Девушка ерзала, стискивая руки на коленях. Ногти обкусаны до мяса. На тонкой шее выцветающие синяки. Желчная горечь поднялась к горлу Мэддокса, когда он вспомнил допрос Зейдена Камю.

«– И что означают эти штрихкоды? Срок годности? Принадлежность владельцу?

– Владельца, происхождение и возраст «товара» – и время, когда девушку впервые… пустили в эксплуатацию. Татуировки сканируются и заносятся в компьютерную базу для отслеживания. Девушек отдают обычно на два года, за установленную сумму. По истечении этого периода их можно при желании обменять на новых…»

Он повесил пальто на спинку стула и присел.

– Далеко от дома забрались, – сказал он.

Переводчица передала его слова.

Девушка кивнула.

Мэддокс продолжал:

– Вы можете перестать говорить, когда захотите. Сразу скажите мне или дайте сигнал, вот так, – он приподнял руку ладонью к собеседнице.

Та выслушала переводчицу и кивнула.

– Вы не против, если мы запишем разговор?

Когда переводчица перевела вопрос, глаза девочки расширились от страха.

Мэддокс чуть подался к ней, говоря по-прежнему тихо и спокойно:

– Мы сделаем все, чтобы вас защитить, и чем больше информации вы нам дадите, тем эффективнее мы сможем обеспечить вашу безопасность. Запись разговора очень поможет упрятать ваших врагов за решетку.

Девушка что-то сказала по-русски, и переводчица объяснила:

– Она хочет знать, придется ли ей давать показания в суде в присутствии этих людей, если она расскажет о них под запись.

– Нет, это необязательно. Мы можем скрыть личность свидетеля, – пообещал Мэддокс. – О’кей?

Девушка кивнула, и только тогда Мэддокс выложил на стол диктофон и нажал кнопку. Загорелся красный огонек. Девушка смотрела на него как завороженная.

– Скажите, как вас зовут, – попросил Мэддокс.

Выслушав переводчицу, девушка поглядела на консультанта. Та кивнула.

– София Тарасова.

– Сколько вам лет?

– В этом месяце исполнилось семнадцать.

– А где ваш дом, София?

– Я из Новгорода, это в России.

– Ваши близкие в Новгороде?

Тарасова потупилась и покачала головой.

– А где ваша семья? Кому можно сообщить, что с вами все в порядке?

Девушка сильнее замотала головой.

Мэддокс кивнул. Она не только боится, но и очень стесняется. Позже он вернется к этому вопросу, потому что родные Софии наверняка сходят с ума от беспокойства.

– А как ты оказалась на яхте «Аманда Роуз»?

Девушка глубоко вздохнула и заговорила, не отрывая взгляда от трещины на столе. Переводчица передавала ее слова с русским акцентом.

– Я увидела в Интернете объявление о наборе моделей и позвонила. Мне сказали прийти по одному адресу в Новгороде. Там меня встретил фотограф, сделал снимки, предложил лакомства и воду. Он держался очень приветливо. А потом я проснулась в каком-то автомобиле типа универсала, но без окон. У меня все болело, потому что меня изнасиловали. У меня шла кровь. Мне дали воды, в которую, наверное, было что-то подмешано, потому что я снова заснула. Из памяти выпало много времени. Я не знаю, сколько дней я пробыла в том автомобиле. Меня привезли в Прагу. Я знаю, что это Прага, потому что слышала, как это сказал один из мужчин. В Праге меня держали в квартире, били и много раз насиловали разные мужчины. И давали наркотики. Я была прикована цепью к матрацу на полу, одежду у меня всю забрали.