Детективы переглянулись. У Энджи даже мурашки побежали от волнения.

– Метеоролог тоже подтверждает, что сильное береговое течение в сочетании с недавно зафиксированным шквалистым ветром с моря и высокой приливной волной в это время года вполне могло принести такой груз, как мертвое тело, от острова Тетис в залив. Личинку падальной мухи тоже можно объяснить, если тело некоторое время оставалось на острове, прежде чем его бросили в воду.

Энджи подалась вперед и быстро заговорила:

– На острове Тетис есть заброшенный хутор. В 1862 году во время эпидемии черной оспы несколько семей покинули материк и устроили на Тетисе маленькую коммуну с козьей фермой. Однако «черная смерть» проникла и на остров… Короче, на хуторе никого не осталось, козы без присмотра постепенно дичали, и сейчас там целая колония одичавших домашних коз.

Она замолчала. Интерес собравшихся вырос до предельного градуса.

– Возможно, у нас есть место убийства Хокинг, – сказал Базьяк, решительно поднявшись на ноги. – А ну, поехали работать.

Среда, 13 декабря

Энджи в сапогах-бахилах стояла рядом с Мэддоксом, Хольгерсеном и Базьяком в большом холодном погребе старого хутора на острове Тетис. Все молча смотрели, как работает Барб О’Хейган вместе с экспертами-криминалистами. Фотограф снимал каждый сантиметр подвала. Одетые в белые комбинезоны, шапочки, бахилы и нитриловые перчатки, эксперты двигались как на стоп-кадрах в ослепительных вспышках фотокамеры, сообщавших обстановке почти потустороннюю атмосферу. Царила тишина, нарушаемая лишь треском вспышек и тонким, действовавшим на нервы завыванием ветра, задувавшего в щели возле треснувших стропил.

С раннего утра выехать не получилось: очередной штормовой фронт, густой туман и высокий прибой задержали полицейских до середины дня. Дорога до Тетиса, до которого на полицейском катере было двадцать минут, растянулась на пару часов – мешал сильный встречный ветер и волнение на море. Детектива Лео скрутила морская болезнь, и он сейчас стоял наверху и курил, борясь с рвотными позывами и ругаясь, как морской волк, что не может спуститься в подвал, не заблевав место преступления. Не хватало еще повсюду оставить свою ДНК!

В погребе с земляными стенами было темно, хоть глаз выколи, и стоял ледяной холод – «как ведьмины сиськи», по меткому выражению Хольгерсена. Энджи сказала бы – как в морозильнике. Учитывая истинно арктическую стужу, цепкой хваткой державшую город больше двух недель, не нужно было ломать голову, отчего тело Фейф Хокинг так хорошо сохранилось. С поправкой на вновь вскрывшиеся обстоятельства О’Хейган определила давность наступления смерти от десяти дней до двух недель. Труп, сказала она, лежал здесь практически как в холодильнике морга. Даже сейчас, когда штормовой фронт принес дожди и наметилось потепление, погреб напоминал земляную пасть со стылым дыханием из недр земли.

Эксперты привезли с собой портативные, на аккумуляторах, прожекторы, заливавшие все вокруг неестественно резким светом, это позволяло увидеть мельчайшие детали и догадаться об ужасах, творившихся здесь. Энджи осматривалась, стараясь уяснить, что происходило с Фейф Хокинг.

Эксперты обнаружили свежие царапины на осклизлых досках пристани, где швартовались полицейские катера. Это был первый признак недавнего присутствия человека на острове – о подпоры и доски явно терлась лодка, и вряд ли сюда приезжали на пикник, учитывая погоду последних двух недель. Были найдены следы, ведущие от пристани, – отпечатки ног в подмерзшей грязи и следы волочения: мох и лишайники, выросшие на камнях, оказались местами содраны.

Возле входа на хутор в грязи отыскались следы. В развалинах дома полицейские наткнулись на небольшое стадо одичавших коз, укрывшихся от непогоды. Нетрудно было понять, как козья шерсть, семена травы, фрагменты листка белого дуба и остальное могли попасть внутрь кокона из пленки.

Но в погребе детективы и эксперты наткнулись на настоящую золотую жилу.

Плетеный полипропиленовый шнур свисал с опорной балки под потолком, покачиваясь на сквозняке (ветер ухитрялся проникать даже через открытый люк подвала). Таким же шнуром была обвязана Хокинг. Осмотр с люминолом позволил обнаружить следы человеческой крови на жестком шнуре, а между полипропиленовых волокон эксперты нашли фрагменты человеческих волос – черных и темно-русых. Энджи подумала, что длинный черный волос, скорее всего, принадлежит Хокинг, а вот другие вызвали острый интерес всей следственной группы: среди них явно были лобковые или же волосы с тела мужчины. Все находки поместили в отдельные пакеты и занесли в список вещественных доказательств. Энджи страшно хотелось знать, совпадут ли какие-то фрагменты волос со светлым волосом, обнаруженным на одежде Драммонд: это связало бы обладателя волос с обеими жертвами.

Один из экспертов присел на корточки у стены, отскребая капли свечного воска. Несколько огарков, сгоревших практически полностью, уже были соответствующим образом упакованы и отнесены в палатку, где развернули передвижную лабораторию.

Лист плотной пленки вроде той, в которую было замотано тело Хокинг, лежал смятый в углу подвала вместе с остатками сгнивших мешков, старых деревянных ящиков, нанесенных ветром сухих дубовых листьев, желудей, клочков старой травы, обломков коры и обрывков «ведьминой бороды» – этим лишайником густо заросли сосны с наветренной стороны острова. После обработки люминолом засветились и темные пятна на кедровых досках, настеленных прямо на земляной пол.

О’Хейган присела на корточки возле этих пятен, сравнивая их расположение с фотографиями со вскрытия Хокинг, которые она привезла с собой. Пальцем, обтянутым нитрилом перчатки, она указала на грубо оструганную кедровую доску:

– Ширина досок и расстояние между ними совпадает с формой трупных пятен на спине Хокинг.

Она сжала губы, похожая в своем широком белом комбинезоне и шапочке на пряничного человечка из сказки.

– Что там? – нетерпеливо спросил Базьяк.

О’Хейган взглянула на веревки, болтавшиеся под опорной балкой.

– Толщина веревки совпадает с размером некоторых странгуляционных борозд на шее трупа, но… – она пожевала нижнюю губу, – как же быть с содержанием ЖКТ? Жертва была буквально напичкана очень дорогими кушаньями.

– А следов, что она ела здесь, нет, – добавил Мэддокс.

– Может, он ей устроил последний ужин? – вмешался Хольгерсен. – Я всегда считал, что это перевод продуктов, когда смертник заказывает себе все, что душа пожелает. Еда ж все равно останется в желудке непереваренной, когда он откинет коньки…

Не обращая внимания на Хольгерсена, Мэддокс тихо сказал:

– Ее могли убить в другом месте, а сюда привезти на катере вскоре после убийства, прежде чем начался процесс разложения. Разлагаться тело стало, уже порядком полежав на этих досках. Или же ее могли привезти сюда сразу после ужина и задушить этими веревками. – Он подбородком указал на качавшиеся веревки.

– Ага, то есть она могла поесть в любой точке побережья и попасть сюда в течение часа на катере, – буркнул Хольгерсен. – Или ее могли задушить прямо на катере, который вез ее сюда. Спектр поисков все равно ни хрена не сужается.

Снаружи ветер завыл так, что эксперт, соскребавший с досок воск у земляной стены погреба, заметно вздрогнул и огляделся, будто боясь увидеть призрак кого-то из жертв эпидемии оспы полуторавековой давности. Веревки закачались, где-то наверху скрипнул чудом державшийся ставень.

И тут в подвале появилась маленькая девочка в мягком переливающемся розовом сиянии – возникла рядом с испуганным экспертом. Энджи окаменела. В ушах снова зазвучал голосок – так приговаривают дети в такт игре: «Пойдем, пойдем играть, пойдем в рощу поиграть…»

Но его тут же заглушил пронзительный женский крик: «Утекай!»

Девочка повернулась и выбежала с развевающимися волосиками и подолом прямо через черную земляную стену. Энджи уставилась туда, мокрая от пота; сердце ритмично бухало в груди. Голос Хольгерсена доносился будто издалека, как в каком-то тоннеле сложной конфигурации: