Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Гейдж распахнул дверь своего кабинета и широким шагом прошел по коридору.

– Тори? – Он заглянул в комнату дочери. – Тори! Где ты?

Он услышал шум воды в ванной комнате и увидел, что трубка лежит на аппарате. Гейджа затопило облегчение. На короткий ужасный миг он решил, что дочь слышала их разговор с Луизой.

* * *

Юджин забрался в кабину своего дома на колесах. Номера штата Вашингтон были сняты и лежали на пассажирском сиденье. Было безопаснее сохранить номера, чем выбрасывать туда, где их могли найти.

Он включил зажигание, дворники и влился в поток машин. Дворники щелкали, Юджин ехал в сторону моста Лайонс-Гейт в плотном потоке машин. Выбравшись с загруженного моста, он свернул на скоростное шоссе, которое должно было привести его на север, в горы.

Сзади раздался шум. Бум, бум, бум. У Юджина подскочило давление. От раздражения по коже побежали мурашки. Лекарства, которыми он ее поил, действовали все хуже и хуже, потому что у нее развилось привыкание.

Юджин посмотрел в зеркало заднего вида, которое обычно позволяло ему через маленькое окошко рассмотреть то, что происходило в доме. Но было темно, дождь заливал стекло, отражавшее огни других машин. Он связал ее крепко, но она как-то сумела ударить в борт каблуками.

Бум, бум, бум-бум-бум. Шум раздался снова. Да, на этот раз «багаж» попался упертый.

Всегда наступал момент, когда свежее мясо начинало тухнуть. Она изначально не была свежей, если уж говорить об этом. Но не стоит торопиться и избавляться от нее. Ему нужно сделать все правильно. Он должен оставить особенное послание.

«…Это становится игрой только тогда, когда обе стороны знают, что они играют».

Губы Юджина изогнулись в улыбке, едва он понял, как поступит, как постепенно будет намекать Саре Бейкер, что она снова стала добычей, что за ней охотятся. Он облизал губы, вспомнив горько-сладкий, соленый вкус отчаянного страха на коже Сары Бейкер.

Глава 2

Четверг.

Четыре дня до Дня благодарения.

Вверх по склону Оливия пустила лошадь галопом. Волосы развевались, ветер выбивал слезы из глаз. Нужно было надеть перчатки, пальцы заледенели. Но Оливия обожала ощущение холодного осеннего воздуха на обнаженной коже. Эйс, немецкая овчарка Оливии, сильно отстал, ориентируясь на стук копыт Спирит. На вершине холма Оливия еле успела вовремя остановить кобылу.

Небо на западе раскрасили яркие полосы цвета фуксии и шафрана. Армию темных елей на вершине западной гряды подсвечивало заходящее солнце, поэтому казалось, что деревья охвачены пламенем. Пока Оливия смотрела, как сияющий огненный шар медленно опускается за горизонт, ветер неожиданно сменился, и температура упала. Затявкали койоты, их хор эхом отозвался в горах Мраморного хребта. Солнце исчезло, и мир вокруг окрасился в перламутровые оттенки серого. Койоты вдруг замолчали. По спине Оливии пробежал холодок, тонкие волоски на руках встали дыбом.

Оливию не переставал поражать этот ритуал, это вечернее шоу, когда свет сменялся темнотой, и то, как на него отвечала дикая природа. Огромное свободное небо. Бесконечные мили лесов и гладких холмов раскинулись на внутреннем плато высоко над уровнем моря. В этом месте, на этом ранчо Оливия наконец обрела чувство покоя. У нее появился дом.

С вершины этого холма открывался самый лучший вид на ранчо Броукен-Бар. Отсюда золотистые поля мягко спускались к аквамариновому озеру. На этих полях обычно пасся скот, но последних животных только что продали, как и большинство лошадей. Это было суровым напоминанием о том, что дела на ранчо шли неважно.

Оливия насчитала три рыбацких лодки на озере. Они медленно плыли к кемпингу на западном берегу, а вода постепенно приобретала цвет олова. Первый снег уже припорошил Мраморный хребет на юге, а листья осин стали золотыми. До Дня благодарения оставалось всего несколько дней. Это будут последние выходные, когда рыболовы, самые несгибаемые, которых не пугали ночные заморозки, попытаются урвать еще несколько часов для ловли удочкой. Зима быстро спускалась с гор, спокойно зажимая природу в ледяном кулаке. Через несколько недель или даже дней леса станут белыми и замерзшими, и ранчо Броукен-Бар, отрезанное от мира, перестанет принимать гостей.

Если бы ранчо принадлежало ей, Оливия открыла бы его для зимнего отдыха, предложила бы катание на санях и лыжах по пересеченной местности, прогулки на снегоступах и катание на снегоходах по лесным тропам, протянувшимся на многие мили. На озере можно было бы кататься на коньках и играть в хоккей. По ночам разжигали бы костры. Она бы устроила рождественский ужин в ковбойском стиле: выращенная на ранчо индейка, овощи со своего огорода и ревущий огонь в гигантском камине. Она бы украсила сверкающими белыми лампочками большую голубую ель, которая, словно часовой, стояла перед старым хозяйским домом. Броукен-Бар идеально подходил для зимнего отдыха. Оливия почувствовала легкий укол в сердце, острую тоску по тому, как она праздновала Рождество и День благодарения в прошлом, тоску по теплу больших семейных сборищ. По той жизни, которая у нее была когда-то. Но Оливия давно стала другим человеком и никогда не смогла бы вернуться к себе прежней. И ни в коем случае она не будет чувствовать себя виноватой в этом.

Больше не будет.

Роль жертвы едва не убила ее. Оливия стала совершенно другим человеком.

И все же это время года, переменчивый интервал между осенью и зимой, всегда давалось ей нелегко. Запахи осени, крики улетающих на юг гусей, первые выстрелы осенней охоты на холмах по-прежнему действовали на нее, наполняли смутным страхом, нашептывали о незабытом ужасе. Оливия особенно остро ощущала боль потери. Боль матери, потерявшей своего ребенка. На нее наваливались вопросы.

«Где ты сейчас, моя девочка? Счастлива ли ты? В безопасности ли?»

Ее настроение изменилось, и внимание переключилось на дым, выходящий из каменной трубы большого старого дома в отдалении. Джип доктора Холлидея все еще стоял на парковке.

Хозяином ранчо был старик Майрон Макдона. Оно принадлежало его семье с середины XIX века, с тех пор как его предки обосновались на земле Карибу. Если верить верной экономке Майрона, Адель Каррик, то Броукен-Бар двадцать три года назад было процветающим скотоводческим и гостевым ранчо. Но потом в результате несчастного случая погибли Грейс, жена Майрона, и их младший сын Джимми. С этого времени Майрон начал уходить в себя, становился все более жестким, ворчливым, грубым и несдержанным, а ранчо постепенно приходило в упадок. Двое старших детей уехали и ни разу не навещали отца.

Теперь Майрон заболел и стал распродавать то, что осталось от ранчо и рыболовного бизнеса. Прошлой зимой Майрону поставили диагноз, и он практически сразу продал весь оставшийся скот и почти всех лошадей. Гости больше не оставались в хозяйском доме. С весны до осени сдавались только домики и места в кемпинге. В прошлом сезоне прекратились поездки на лошадях, поэтому уволили всех работников конюшни и грумов. Работал только Брэнниган, который ухаживал за несколькими оставшимися лошадьми. Из персонала ранчо остались только экономка, шеф-повар, помощница на кухне, официантка и бармен, которых нанимали на сезон, уборщицы с неполной занятостью, сезонные рабочие на ферме и она, Оливия. Менеджера офиса и магазина наживки отпустили на прошлой неделе с обещанием взять на работу следующим летом. Но доживет ли Майрон до следующего лета, никто не знал.

Ветер швырнул волосы в лицо Оливии. Этим вечером она почти ощущала на вкус приближающийся снег – слабый металлический привкус, – и ей вдруг показалось, что вокруг смыкается холодная темнота.

Она хотела переговорить с доктором Холлидеем. Оливия уже собралась свистнуть Эйсу, который пошел по следу за каким-то зверьком, когда ее отвлек шум мотора большого автомобиля, ехавшего по лесовозной дороге на другой стороне озера. Оливия прищурилась. Пыль, словно мелкие брызги, тонкой дымкой поднималась над деревьями на другом берегу. По звуку ей показалось, что это дизельный грузовик, который тащит трейлер. Вероятно, кто-то направлялся в кемпинг.

248
{"b":"896960","o":1}