– Мы нашли лабораторный отчет по результатам осмотра неизвестной на предмет изнасилования.

Энджи набрала воздуху в грудь:

– И что там написано?

– Доказательств половой жизни нет, однако обнаружен старый вагинальный разрыв.

Энджи резко отвернулась к окну, сжав руки в кулаки. Она с бешенством глядела на штормовой океан. Это ничего не доказывает. Такую травму можно получить при различных обстоятельствах. С другой стороны, нет и доказательств, что изнасилования не было. В общем, что бы ни случилось с ней в раннем детстве, этого оказалось достаточно, чтобы память милосердно отключилась ради сохранения психики, начисто вытерев доску, на которой приемные родители написали совершенно другую биографию.

– Спасибо, – произнесла она.

– Все документы из коробки переписаны и отсканированы. Вещдоки тоже переписаны и сфотографированы. Остатки образцов мы вернули в упаковки.

– А отпечатки? – спросила Энджи, имея в виду фотографии окровавленных пальцев и ладони на дверцах «ангельской колыбели».

– Оцифровали.

Новый прилив адреналина немного разбавил тревогу: теперь отпечатки можно пропустить по базам данных!

– Это ваша копия содержимого коробки, – Андерс подвинул по столу флешку.

– Не знаю, как и благодарить вас, Джейкоб, – Энджи спрятала флешку в нагрудный карман и подхватила коробку.

– А почему канадская полиция вновь открыла дело?

Энджи остановилась, наткнувшись на твердый взгляд волчьих глаз Андерса. Он уже знает, что она та самая девочка из бэби-бокса, но не рассказывать же направо и налево о совпадении ее ДНК с останками из детской кроссовки! Вдруг это все-таки ошибка? Энджи отвела глаза и взглянула на монитор, куда транслировалось происходящее под водой: свиную тушу облепили морские вши. Сегодня туша казалась круглее и больше раздулась. По дну к клетке направился данженесский краб на длинных и тонких, как у паука, ногах. Из верхнего правого угла экрана появился осьминог и спикировал на краба, накрыв его, как мясистый платок. Поднялась туча ила – подводные обитатели боролись. Морские вши, извиваясь, поплыли в разные стороны. Энджи лишилась дара речи, когда осьминог начал пожирать придушенного краба, и отчего-то вспомнила слова Андерса: «Конфиденциальность и тщательность – основа нашего бизнеса».

Облизнув губы, она проговорила:

– Вы слышали по телевизору о детской ноге, найденной на берегу пять дней назад?

– Слышал.

– ДНК этой ноги совпала с моей. В свое время ванкуверский детектив, который расследовал дело с «ангельской колыбелью», направил мои данные в отдел идентификации и чрезвычайных ситуаций при коронерской службе. И сейчас автоматический поиск по базе выдал полное совпадение.

Наступила пауза. Когда Андерс заговорил, его голос слегка изменился.

– Интересно. И сейчас они делают повторный анализ, перепроверяя совпадение?

– Да.

– Это вызовет проблемы с полицией? – он кивнул на коробку.

– У вас проблем не будет, вещдоки мои. Я предоставила их в частную лабораторию для исследования, а сейчас по просьбе полиции возвращаю им. – Энджи подняла коробку со стола, вздрогнув от боли в руке. – Еще раз спасибо, мне нужно ехать на работу.

– Я вам позвоню, – сказал Андерс.

У двери Энджи обернулась:

– Мне казалось, даже у монозиготных близнецов не может быть одинаковой ДНК?

– Идентичные близнецы получаются из одной оплодотворенной яйцеклетки, поэтому у них действительно одна ДНК. Если использовать стандартную панель из тринадцати локусов, то монозиготных близнецов не различишь. Однако близнецы растут и развиваются в материнской матке, клетки продолжают делиться, и репродукция исходной ДНК не идеальна. Начинаются небольшие ошибки, и уже к моменту появления на свет ДНК близнецов немного различаются. По мере взросления каждый из близнецов подвергается влиянию внешних факторов, которые опять-таки влияют на репликацию ДНК. Сейчас эти вариации выявляют методом однонуклеотидного полиморфизма, который позволяет выявить всю последовательность ДНК в изучаемой цепочке…

– Значит, в результате внешних стрессов даже моя собственная взрослая ДНК потенциально может отличаться от моей детской ДНК?

– Строго говоря… – телефон на столе Андерса зазвонил. – Я должен ответить, – сказал он, взяв трубку. – Я вам позвоню, как только будут результаты.

– Еще раз спасибо.

Выйдя, Энджи поспешила к выходу, с трудом протолкнувшись в двери с коробкой. На улице за нее сразу взялись дождь и ветер. Прикрывая коробку, Энджи дошла до «Ниссана». Повернув ключ, она сразу нажала на газ, не дав мотору прогреться: даже без пробок она неминуемо опоздает на работу.

Веддер и Кº останутся недовольны, а ей сейчас очень нужно сохранить работу, чтобы прогнать по полицейским базам результаты анализов. Улучив минуту, она сегодня же загрузит в автоматизированную систему идентификации кровавые отпечатки пальцев и ладони.

– Что?! – недоверчиво заморгал Мэддокс. Звонивший повторил новость. Нажав отбой, детектив тяжелым взглядом уставился на Хольгерсена. – Она мертва, – произнес он со странным онемением чувств. – София Тарасова мертва. Медсестра в полвосьмого нашла ее на кровати в луже крови. Коронер и патологоанатом уже едут.

Хольгерсен привстал на стуле, расширив глаза:

– Как?!

Мэддокс вскочил – от шока сердце усиленно гнало кровь по жилам – и схватился за пальто, не попадая в рукава.

– Отправляй в больницу экспертов и выходи на парковку.

– А остальные живы? – только и спросил Хольгерсен.

– Насмерть перепуганы, не издают ни звука, но живы, – Мэддокс вытащил из-под стола Джека-О. – Да, звони переводчице, пусть тоже в больницу едет. По словам Тарасовой, еще минимум одна девочка говорит по-русски…

На ходу отдавая приказы, Мэддокс шел к лифту. В голове образовался вихрь. Нетерпеливо стуча по кнопке вызова, Мэддокс одновременно звонил старшему из приехавшего на вызов патруля.

– Констебль Даттон, – раздался мужской голос.

– Сержант Мэддокс, – детектив шагнул в подъехавший наконец лифт и ткнул кнопку первого этажа. – Я веду это расследование. Полицейский, занимавший пост у палаты, – я хочу знать его фамилию и время дежурства. Если он там, не отпускать, задержите до моего прихода. Если уже ушел, верните. Если ночью кто-то его сменил, чтобы присутствовали оба.

– Вас понял, сэр.

Подойдя к кабинету Флинта, Мэддокс стукнул в дверь и распахнул ее, не дожидаясь ответа. Шок быстро переплавлялся в добела раскаленную ярость.

Флинт резко поднял голову, невольно покосившись на собаку под мышкой у Мэддокса.

– София Тарасова, – начал Мэддокс, – найдена мертвой в луже собственной крови на больничной койке. Никто ни хрена не видел, разумеется. Я еду туда с Хольгерсеном.

Флинт моргнул и резко встал. Выправка как никогда выдавала в нем бывшего военного. Не выказав удивления, он приказал:

– Держите меня в курсе и действуйте быстро – дело вот-вот заберут. Нужно успеть максимум, чтобы довести наши местные расследования до логического конца.

– Человек, с которым вы вчера говорили, – начал Мэддокс, – из Ванкувера, руководитель объединенной следственной группы…

– Да, им что-то известно, но откровенничать не торопятся. По крайней мере, по телефону.

– Имеющаяся у них информация могла предотвратить трагедию?

Флинт выдержал бешеный взгляд Мэддокса. Губы у него превратились в тонкую линию, но глаза остались холодными и жесткими.

– Надеюсь, что нет, черт побери. Но интуиция подсказывает обратное.

Блин!..

– Я вам сообщу, – бросил Мэддокс, идя к выходу.

Хольгерсен курил возле «Импалы», мечась из стороны в сторону, как гепард в клетке, и отскочил в сторону, как только Мэддокс подошел и пискнул пультом, открывая замки. Они ехали с включенной сиреной и работающими дворниками – дождь по-прежнему заливал город, на некоторых улицах начались подтопления.

У больницы Мэддокс остановился вплотную к фургону коронера.