Она корчит рожицу.

– А вот и нет. Мое имя – от материнских корней. Ее предки родом из Уэльса. Ну, парни, что вам принести? Какие-нибудь напитки, пока вы выбираете еду?

Парни заказывают разные сорта крафтового пива, и она оставляет их болтать у теплого очага, отправившись за заказом к Хэнку, бармену.

Наливая пиво, Хэнк говорит:

– Они всегда начинают с пива, но если входят в раж, то сметают весь односолодовый виски высшей пробы, – он ставит стаканы пива ей на поднос. – Каждую пятницу как часы, профессионалы. Иногда приводят кого-то еще, но в основном составе всегда эта четверка.

– Да я уж слышала.

Именно поэтому она устроилась работать в «Красный лев». Профессор Том Брэдли имеет привычку приходить сюда в «счастливые часы», а доктор Лили Брэдли имеет привычку проводить вечера пятницы в книжном клубе, иначе говоря – пить вино с подругами. Брэдли завершают выходные, уравновешивая эти алкогольные привычки привычкой бегать и привычкой ходить в церковь по воскресеньям. Очищая голову и очищаясь от грехов.

А еще по пятницам юная Фиби Брэдли сидит вечером дома с младшим братом, Мэттью. Фиби утыкается в айпад, а Мэттью прячется у себя на чердаке, пока их родители шалят.

Арвен несет поднос с напитками к столику мужчин. Вечера пятницы дарят Арвен максимум возможностей.

Подросток, ждущий Ру в приемной, – высокий, у него явно азиатские корни.

– Меня зовут Джо Харпер, – дрожащим голосом представляется он. – И у меня пропала мама.

Она ведет его в отдельную комнату со столом и двумя стульями и закрывает за собой дверь.

– Садись, Джо. Не спеши. Принести тебе что-нибудь – воды, чая, кофе?

Он качает головой и садится за стол. У него дрожат руки. Сердце Ру сразу переполняется жалостью. У нее сын примерно того же возраста.

Ру садится, и Джо передает ей через стол свой айфон. На экране – фотография.

– Это… Это недавнее фото мамы, – говорит он.

Ру берет у него телефон, и у нее перехватывает дыхание. Ее бросает в жар.

Это могла бы быть она – незнакомка, которую Ру преследовала до таверны «Красный лев». Она толком не разглядела лица, но в матери Джо Харпер есть нечто до боли знакомое. Она медленно, глубоко вздыхает, успокаивает мысли, а потом поднимает глаза и встречается взглядом с подростком.

Он совсем не похож на женщину с фотографии. У его матери очень бледная кожа и темно-каштановые волосы с рыжеватым оттенком. Светло-голубые глаза. Словно небо жарким летним днем. На фотографии она смеется, запрокинув голову. Длинная, бледная шея напоминает Ру грациозного лебедя. И с левой стороны этой лебединой шеи отчетливо видно татуировку – мифическое существо с головой льва и хвостом-змеей, – которую Ру видела на теле погибшей. На фотографии она такая живая, прислонилась к бледно-серому стволу гигантского дерева. Свободная копна волос колышется на ветру. На поднятой вверх руке – множество браслетов. Ру приближает пальцами ее лицо. И видит маленькую сережку в носу.

Она предполагает, что Джо Харпера усыновили, как ее саму. Ру совершенно не похожа на родителей. Потребовались годы поисков и исследований улик и две поездки в Южную Африку, чтобы узнать, что ее биологическая мать была метиской с малайзийскими корнями и выросла в Кейптауне. Ее биологическая мама, ныне покойная, видимо, говорила в основном на африкаанс. О биологическом отце Ру знает лишь то, что он был черным и какое-то время жил недалеко от Мапуту в Мозамбике, бывшей португальской колонии, и говорил на португальском и на махува.

– И твою маму зовут Арвен? – тихо спрашивает она.

Джо кивает, трет губы.

– Арвен Харпер.

– Джо, когда ты заметил, что мама пропала?

– Я не видел ее со вчерашнего дня, когда мы ходили на барбекю к соседям через улицу, Коди, – они живут прямо напротив.

– А вы живете в конце Оак-Энд?

– Прямо рядом с тропой, ведущей в парк Спирит Форест, да. Я ушел раньше, чем она. Я… был не в восторге.

– Значит, ты не знаешь, во сколько твоя мать ушла с вечеринки?

– Я… Вообще-то нет. Мне следовало убедиться, что она вернулась и все в порядке, и, может, так и было, но я просто пошел спать, – его глаза наполняются слезами. Он их вытирает. – Она часто работает в студии всю ночь, поэтому я не ожидал ее увидеть. И спит она тоже в студии. Но мы всегда завтракаем вместе, особенно в дни школы. Это ее фишка, ее единственное правило, ее долг передо мной – что в это время мы едим вместе… – у него срывается голос. Он долго смотрит на стол, пытаясь собраться. – Мы редко ужинаем вместе или видимся на протяжении дня, но она всегда устраивает завтрак. Так она заботится обо мне, следит, чтобы я нормально питался. Я… простите, – он снова вытирает слезы.

– Все в порядке. Не торопись.

– Сегодня утром, когда она не вышла к завтраку, я заглянул к ней в студию, но ее там не было. Тогда я увидел, что ее вещи для бега тоже исчезли, и подумал, она на пробежке, хотя это необычно для утра понедельника. Тогда я попытался ей позвонить, но услышал только автоответчик. Тогда… тогда я услышал сирены, и увидел толпу на улице, и полицейские машины на дороге, и услышал про тело – тело женщины, – найденное на пляже.

– Твоя мама обычно берет на пробежки телефон?

Он кивает.

– Особенно если бегает одна, – он пристально смотрит на Ру. В его глазах – мольба. – Это она? Та женщина на пляже – моя мама?

Ру думает о телефоне, не обнаруженном у погибшей.

– Мы пока не можем точно сказать, кто она, Джо, – мягко говорит она. – Есть ли какая-нибудь особая примета…

– Татуировка, – он показывает на ее шею. – У нее на шее татуировка. Химера. И еще одна на бедре. Изображение греческой богини Апаты.

Ру мягко спрашивает:

– Ты сказал, из дома пропали ее вещи для бега. Что твоя мама обычно надевает на пробежку?

Он с силой трет глаза.

– Темно-розовую куртку – она называет этот цвет «фуксия». Она художница. Постоянно использует причудливые названия цветов. Рисует в основном маслом. И… У нее кроссовки «Найк». Для бездорожья. И черные легинсы.

– А на голове? Налобный фонарик? Или какой-то другой?

– Розовая кепка под цвет куртки. И фонарик «Петцль» из туристического магазина. Она берет его, если темно.

– Значит, она бегает в темноте?

– Ну, иногда в сумерках, а вернуться может, уже когда стемнеет.

– Какого цвета фонарик?

Он напуган, у него остекленевший, безумный взгляд.

– Оранжево-белый. Это она?

Совпадает с описанием фонарика, обнаруженного дроном на отвесной скале.

– Джо, у тебя в доступе есть другой родитель? Или близкий родственник?

– Нет, только я и мама. У меня нет папы. В смысле, я никогда не встречал биологического отца. Я даже не знаю его имени и кем он был. Какое-то время у меня был отчим. Питер Харпер. Он усыновил меня, когда женился на маме. Но несколько лет назад они расстались, а потом Питер умер. С тех пор только я и мама.

Ру думает об искалеченном теле, увиденном на пляже. Мать-одиночка. Ребенок остался один.

– У твоей матери нет близкого человека, нет партнера?

Он опускает взгляд и медлит, будто чего-то смущается или стыдится, а потом качает головой. Очень тихо он говорит:

– У нее много друзей-мужчин, и иногда они остаются на ночь, но… – он прочищает горло и снова смотрит Ру в глаза. – Никого особенного.

Ру медленно кивает, не сводя с него взгляда.

– Джо, сколько тебе лет?

– Шестнадцать.

У нее внутри все сжимается. Он на два года моложе ее сына. Ру вспоминает незнакомку, которую преследовала до «Красного льва», и задается вопросом, не следует ли ей объявить о возможном конфликте интересов. Но ей этого не хочется. Нужно понять, что происходит, и взять ситуацию под контроль. К тому же она пока сомневается, что ее муж встречался именно с этой женщиной.

Ру достает из кармана телефон и находит фотографию. Она показывает ее подростку.