Наконец Арвен садится перед Лили.

– Родители перевезли нашу семью – ее остатки – в Онтарио. В новый маленький город, где можно начать сначала. Где, как они надеялись, я снова научусь говорить. Они сочли благословением мои утраченные воспоминания о случившемся. И не хотели этого менять. Держали меня подальше от судов и новостей. Они решили называть меня вторым именем, Арвен, пытаясь начать все сначала. С посторонней помощью я снова начала говорить. Но не восстановила воспоминаний о том проклятом дне. Это случилось гораздо, гораздо позже. После рождения Джо. Мы ведь обе знаем, верно, Лили, что тело никогда не забывает даже заблокированную разумом травму? И в конце концов она просачивается наружу в виде дисфункций. Это проявляется в поведении – например, в саморазрушительной сексуальной зависимости – да, эта часть о Пейсли правдива. А еще в злоупотреблении психоактивными веществами и психических расстройствах, – Арвен медлит. – И в попытках самоубийства.

Она делает большой глоток. Ветер снаружи усиливается, и на крышу падает все больше обломков.

Лили переводит взгляд на шрамы на запястьях собеседницы. Она страдает. И виновата во всем Лили.

– Потом, когда Джо было шесть, я пошла на фильм ужасов, – продолжает Арвен. – Там показали жестокую поножовщину. И меня перемкнуло. Я совершенно утратила разум – сцена спровоцировала психотический эпизод. Причин я не знала. Полиция подобрала меня в трех кварталах от кинотеатра, в бреду и пораненную битым стеклом, и я попала в больницу. Я вредила себе, била окна, испытывала галлюцинации, защищалась от людей, пытавшихся перерезать горло мне и моему ребенку. Меня отправили в психиатрическую лечебницу, где поставили диагноз и лечили от шизоаффективного расстройства. Джо попал во временную приемную семью. Меня выпустили под его ответственность. И мне повезло – если это можно назвать везением – наткнуться на врача, который посчитал, что, возможно, у меня посттравматическое стрессовое расстройство, а не шизоаффективное, и оно могло быть спровоцировано кровавой сценой из фильма. Он работал со мной, и я решила связаться с матерью, которая рассказала о моем прошлом и о случившемся с Харрисоном, моим младшим братом. Я никогда не читала об убийствах в Глен Дэнниге в 1989 году. Мне никогда не говорили, что я жила в Глен Дэнниге. Мне только сказали, что у меня был младший брат, который умер от болезни. Но потом, когда я узнала правду, я начала вспоминать и стала искать тебя, Софи.

Она наклоняется вперед, и внезапно ее черты вновь становятся жесткими, свирепыми и сдержанными.

– Я видела, – говорит она. – Видела из-под кровати, что произошло в спальне Дэнни. Ты думала, знаете только вы с Винсентом. Но нет, Лили, знаем ты и я. Винсент умер в тюрьме, и теперь только мы вдвоем знаем, что действительно случилось в той комнате.

Винсента Элвуда и Софи МакНейл судили по отдельности.

Софи почти не проявляла на заседании раскаяния и эмоций. Свидетельства ее друзей-готов не помогли. Все они считали, что Винсент в ней души не чает и готов ради нее на все. Двое одноклассников утверждали, что слышали, как Софи говорила о ненависти к младшему брату и желала смерти родителям. Друзья Винсента подтвердили, что она просила его убить свою семью.

Кроме того, присяжных шокировали жестокие и кровавые фотографии с места убийства. Им показали их без предупреждения. Совещание продлилось всего четыре часа. Они вернулись с обвинительными приговорами по четырем убийствам первой степени. Софи МакНейл стала самым молодым в истории Канады человеком, осужденным за массовое убийство.

Максимально возможное наказание для ребенка в Канаде – шесть лет содержания под стражей, после чего следуют четыре года под условным надзором в обществе. Поскольку у Софи диагностировали расстройство поведения и оппозиционно-вызывающее расстройство, она имела право отбывать наказание в рамках программы интенсивной реабилитационной опеки и надзора, предназначенной для совершивших тяжкие преступления молодых людей с диагностированным психологическим или эмоциональным расстройством.

К восемнадцати годам Софи МакНейл отбыла свой срок. При проверке перед освобождением ее назвали образцовым ребенком после реабилитации. Больше преступлений она не совершала, и в возрасте двадцати двух лет ее судимость была аннулирована. А поскольку канадский закон об уголовном правосудии для несовершеннолетних защищает правонарушителей моложе восемнадцати лет, гарантируя им анонимность, никакой опознавательной информации – например, фамилии члена семьи – законно обнародовать нельзя.

Как сказал при ее освобождении один правовой эксперт из Калгари, Софи МакНейл, или С.М., как ее называли в СМИ, «теперь может полностью исчезнуть. Ей не придется ничего рассказывать о своем прошлом, если она не захочет. Ей не запретят работать с несовершеннолетними. Она сможет свободно выбрать любую профессию и стать кем угодно, от учителя до юриста, медсестры или сиделки». Или даже психотерапевтом.

Например, доктором Лили Брэдли.

А вот Винсента Элвуда приговорили к пожизненному заключению без возможности условно-досрочного освобождения в течение двадцати пяти лет.

Во время следствия выяснилось, что Винсент резал сам себя. Не руки, а только бедра, которые можно скрыть от посторонних. Однажды он даже ударил себя ножом в ногу. В двадцать три года он не мог удержаться ни на одной работе. Он был интеллектуально неразвит, жил с матерью-алкоголичкой в трейлере в неблагополучном районе, в детстве с ним жестоко обращались пьяные дружки матери, и его сильно травили в школе. Его любимым фильмом был ужастик про мальчика, над которым издевались, и в отместку он убил и изрезал своих мучителей. Винсент желал лишь любви. Уважения. Чувства принадлежности. Толпа готов в торговом центре считала его потрясающим. Он одевался, как они, ходил с ними на панк- и готические концерты. Он выглядел весьма притягательно – светло-голубые глаза с черной обводкой. Молодые девушки считали его веселым, добрым, восхитительно активным и крутым. Когда Винсент встретил в торговом центре юную красотку Софи МакНейл и она в него влюбилась, он потерял голову. По словам друзей, ради ее привязанности он был готов на все.

После обвинительного приговора подруга Деллы МакНейл сказала журналистам: «Софи слишком быстро повзрослела. Это случилось в одиннадцать лет, буквально за одну ночь. У нее выросла грудь и изменился мозг. Она сексуализировалась. Это отдалило ее от одноклассниц. Возможно, Винсенту было двадцать три, но интеллектуально он был подобен подростку. Со всеми признаками фетального алкогольного синдрома. Софи и Винсент встретились где-то посередине, и между ними возникла странная психологическая химия.

Это было похоже на идеальный психологический шторм. Думаю, если бы Софи никогда не встретила Винсента, ее семья была бы жива по сей день. Превратилась ли бы Софи в полного социопата? Не знаю. По последним данным науки, с подростковым мозгом происходят странные вещи, особенно у молодых девушек, взрослеющих слишком быстро. Возможно ли полностью ее вылечить? Не знаю. Софи всегда была умной. Умела устроить все себе на пользу».

Полиция думала, что кто-то удерживает Софи. Но она оказалась одержимой сама.

Она забрала жизнь моего младшего брата. Забрала мою жизнь. Забрала мою привычную семью. Даже забрала и съела меренговый торт, купленный моей матерью. У меня все забрала женщина, которая теперь живет в прекрасном зеленом районе, как идеальная, привилегированная принцесса. Женщина, которая носит маску. И защищена законом, запрещающим называть в этой стране ее имя.