– Его таблетки! – заорал Коул, вскакивая с места и бросаясь к графину с водой. – Они на буфете. Дай их сюда.

Коул налил воды в стакан.

Оливия метнулась к буфету, схватила таблетки, сбросив на пол газету. Заголовок бросился ей в глаза.

«Убийство на берегу Биркенхед – эхо убийств в Уотт-Лейк?»

У Оливии зазвенело в ушах.

– Давай сюда таблетки, черт тебя дери! Быстрее!

Она поспешно протянула Коулу лекарство.

– Сколько? – спросил он у нее, срывая крышку. От тревоги и адреналина у него жгло глаза.

Но Оливия потеряла способность думать. Звон в ее голове становился все громче. Она ощущала страшную слабость. Майрон поднял два пальца. Коул вытряс две таблетки на ладонь, вложил их в рот отца и поднес стакан к его губам.

Майрон захлебнулся, проглотил, закашлялся. Он вцепился в подлокотники кресла, опустил голову и крепко зажмурился, ожидая, пока подействует лекарство. Постепенно дыхание стало свободнее, и все его лицо как будто изменилось. С плеч Коула спало напряжение. Оцепеневшая Оливия смотрела на них, не в силах полностью осознать настоящее. Она сглотнула, деревянной походкой вернулась к буфету, подобрала с пола газету.

Над заголовком крупными печатными буквами были написаны ее имя и фамилия. Взгляд упал на подпись, предлагавшую прочесть еще одну статью на странице шесть. Она открыла газету на указанной странице.

Оливия чувствовала, что Коул на нее смотрит.

Что-то вылетело из газеты и приземлилось у ее ног. Маленький пластиковый пакетик. Она нагнулась, подняла его.

Внутри была большая искусственная приманка для рыбы. Мушка связана из геодезической ленты цвета лайма. Три блестящих красных глаза. Переливающаяся голографическая нить вокруг крючка с зазубриной на приспособлении для направления снасти.

Звон в ушах Оливии превратился в визгливую какофонию. Над верхней губой выступили капельки пота.

– Откуда… это взялось? – Оливия произнесла это хриплым шепотом.

– Это было в газете, которую доставили в офис сегодня утром, – ответил Коул, стоя рядом с отцом. Его рука лежала на спинке инвалидного кресла, как будто защищая старика. – Я принес ее сюда.

– Нам не доставляют газеты.

– Я подумал, что ее принесли с почты. На ней было твое имя и адрес ранчо.

Оливия уставилась на приманку.

– Это было в офисе?

– На прилавке.

Кровь отлила от головы. К горлу подступила тошнота.

– Это невозможно, – прошептала Оливия.

– Что невозможно? Что происходит, Оливия?

– Ты видел, кто ее там оставил?

– Я понятия не имею, кто оставил газету. Кто бы это ни был, он, вероятно, заходил после того, как ты уехала, но до того, как в офис пришел я, чтобы связаться с тобой по радио.

«Это невозможно. Это не может быть он. Он мертв…»

Она развернулась и, крепко сжимая в руке газету и пакет с приманкой, деревянной походкой направилась к двери, аккуратно ставя одну ногу перед другой, как пьяный, старающийся казаться трезвым.

Оливия открыла дверь, вышла в коридор и тихо закрыла ее за собой.

– Что ее так огорчило? – спросил Майрон.

– Кроме того, что ты оставляешь ей ранчо, и того, что я повел себя как подонок? Думаю, эта история об убийстве. – Коул нахмурился, глядя на закрытую дверь, через которую Оливия только что так странно вышла. – Новость сообщили по телевидению, когда мы были внизу. Когда Оливия увидела это, ей как будто выстрелили в грудь двенадцатым калибром. Она рухнула на пол.

– Какое убийство?

– Два подростка нашли обнаженное тело женщины, повешенное за шею на дереве. Ее выпотрошили, словно оленя. Внутренности наружу, глаза вырезаны.

Майрон внимательно смотрел на сына, на его лице появилось выражение тревоги.

– Известно, кто это сделал?

– Копы почти ничего не говорят. Но в газете есть статья, связывающая это убийство с убийством в Уотт-Лейк десятилетней давности.

Глаза Майрона сузились, он явно волновался.

– А в пакете? Что было в пакете, который она держала в руках?

– Искусственная приманка для рыбы. Кто-то оставил это внутри газеты. На газете было написано ее имя.

– Иди, – негромко, настойчиво попросил Майрон. – Иди за ней.

Он резко покатил свое кресло к двери, как будто хотел встать и сам побежать за Оливией, если бы ноги повиновались ему.

– Не оставляй ее одну. – Глаза старика расширились. – Она однажды уже пыталась покончить с собой, и это случилось незадолго до того, как она появилась здесь. Когда она приехала в Броукен-Бар, шрамы были совсем свежими и багровыми. Эта новость явно имеет какое-то отношение к ее прошлому. Она ей о чем-то напомнила.

Коул замешкался, потом быстро вышел в коридор, перегнулся через перила лестницы.

– Оливия! – позвал он.

Хлопнула входная дверь.

Коул побежал вниз по лестнице следом за Оливией.

– Ты только не дави на нее слишком, ты ее напугаешь! Она в этом смысле совершенная дикарка! – крикнул ему отец с площадки лестницы.

«Проклятье. Проклятье. Проклятье».

Оливия вылетела на лужайку, сжимая в кулаке газету и приманку. Ей хотелось только одного: добраться до своего домика, и как можно быстрее, а потом закрыть дверь, отгородиться от мира, от жутких ночных кошмаров. Это желание гнало ее в ольховую рощу. Когда она оказалась там, деревья со светлыми стволами вдруг показались ей зловещими. Ветер дул сильнее, и листья злословили и насмехались над ней. Они касались ее кожи своими сухими и острыми краями.

Оливия изо всех сил старалась похоронить ту женщину, которой она когда-то была, запереть наивную, глупую жертву, эту Сару Бейкер, в подвале своей души и выбросить ключи. Она сражалась за новую себя, за эту новую жизнь.

И вот теперь странные совпадения открыли замки, заставляя ее снова заглянуть в страшную пропасть прошлого.

У Оливии щипало глаза. Мышцы напряглись. «Будь оно все проклято».

Нет, это всего лишь совпадение. Должно быть совпадением. Потому что он мертв.

Убийца из Уотт-Лейк превратился в пепел.

Журналист из газеты «Провинция» всего лишь хотел создать сенсацию, отыскивая сходство. Убийство на реке Биркенхед не имело никакого отношения к Себастьяну Джорджу. Это просто невозможно. А если и были какие-то совпадения в расположении тела, то это работа имитатора. Какой-то псих, вдохновившийся «подвигами» серийного убийцы.

А следы, параллельные ее следам, на тропе сегодня утром? Всего лишь рыболов, охотник или турист, шедший по своим делам. Шарф из Аризоны, который она нашла поверх собственных следов, могло занести ветром. Его просто потеряла какая-нибудь женщина, гулявшая на рассвете. Корзинка с дикой черникой у ее двери? Но ведь она так и не спросила об этом Неллу. Возможно, девочка просто поблагодарила ее за помощь с домашним заданием.

Ее мозг просто проводит глупые параллели. Ветер подул сильнее, снова осыпав ее и Эйса дождем из мелких сухих листьев. Оливия глубоко, судорожно вздохнула, идя по сужающейся тропинке, петляющей между деревьями. Просто время года такое. Пряные ароматы осени, надвигающийся снег, крики гусей, улетающих на юг, эхо выстрелов, сезон охоты на оленей, ощущение того, что зима зажимает природу в кулаке. Это время всегда было для нее непростым.

Запахи, образы – все это может воскресить воспоминания. Психотерапевт говорил ей об этом.

«Пришло время… Пришло время для охоты, Сара…»

Она крепче сжала газету, стараясь не слышать его голос.

«Хищник… Отличное название…»

Так почему же кто-то оставил копию той самой мушки рядом со статьей об убийствах в Уотт-Лейк? В газете, на которой было ее имя? В груди снова возник страх. Горло сдавило. Она пошла быстрее.

За спиной она услышала топот шагов. Быстрых шагов. Кто-то бежал – гнался за ней.

Паника возникла мгновенно. Желание убежать победило рассудок. Оливия бросилась в лес. Она бежала, ничего не видя, не по тропинкам, а между деревьями, уворачиваясь от веток, спотыкаясь о корни, тяжело дыша. Краем сознания она понимала, что где-то свирепо лает собака. Сучья, ветки трещали. Шаги стали ближе. Тяжелое дыхание у нее за спиной…