– Я должен рассказать Мэг.

– Она спрашивала?

– Пока нет. Но я расскажу ей прежде, чем она спросит. Сегодня вечером. – Блейк сделал паузу. – Джефф, я не хочу ее потерять. Не на этот раз. Не из-за этого идиотского секрета.

– Дай мне еще один день. Всего один.

– Зачем?

Джефф выругался, отвел взгляд, пригладил ладонью мокрые волосы.

– Потому что Мэг отправится его искать. Люди сложат два и два и догадаются насчет нас. Этот человек держит свои предпочтения в тайне, и если о нем узнают, это разрушит его брак. Это… Это убьет его. Поверь. Я… Мне нужен еще один день, чтобы поговорить с ним, дать время подготовиться. Может, он сам признается жене.

Налетел ветер. В заливе начался прилив.

– Серьезно, Блейк, какова цена этой правды? Жизнь человека за книгу Мэг? Тем более наше присутствие на косе никак не связано с тем, что она ищет. Подумай. Лучше бы ты вообще оставил эту затею.

– Чем дольше я молчу, тем меньше мне это нравится.

– Об этом пустяке вполне можно забыть. Говорю же.

– Это не пустяк. Тут вопрос доверия. Мэг никому не доверяла с тех пор, как ей исполнилось четырнадцать. Мне нужно, чтобы она смогла мне поверить.

Тряпки, лестницы и подмостки были убраны из кафе «Крэбби Джек». Белоснежные стены сияли от свежей краски. Снова вернулись на место столики. На одном из них, рядом со стеклянными дверями, выходящими на пристань, был разложен огромный пазл, над которым работал Ной. Он привел Ирен в восторг. И теперь она сидела за столом, с довольным видом собирая пазл. Не зная точно, как вести себя с тетей, Мэг пока оставила ее там, пообещав принести печенье и чай.

– Вы с папой сегодня время не теряли, – сказала Мэг Ною, доставая из кухонного буфета чашки. – Похоже, «Крэбби Джек» совсем готов к открытию.

Ной сидел на стуле, наблюдая за Мэг. Его выгодная позиция еще позволяла тайно подглядывать за папой и Джеффом в боковое окно.

– Папа сказал, что хочет открыть кафе весной. Летом я смогу помогать ему, – ответил мальчик, не отрываясь от окна. – О чем они спорят?

– Наверное, обсуждают что-нибудь как братья. Ух ты! «Нутелла»! – Она подняла находку высоко в воздух, как трофей – лекарство от всех детских тревог. И некоторых взрослых. Она бы и сама не отказалась от порции, на свежем хлебе с кружкой горячего чая. Мэг наполнила чайник.

– Ной, братья иногда ругаются, это нормально. Любишь «Нутеллу»?

Он испуганно поднял бровь. Посмотрел на банку, кивнул. Но потом вдруг сморщился и умоляюще посмотрел на Мэг со слезами на глазах. У нее екнуло сердце, она быстро поставила чайник на стол.

– Ной, что случилось?

– Папа говорит, я не должен есть вредную еду, когда прихожу домой.

Мэг наклонилась, заглянула ему в глаза и поднесла палец к губам.

– Тсс. Тогда это будет наш маленький секрет, ладно? – прошептала она. – И вообще, зачем ему в шкафу шоколадная паста, если не для еды?

У него по щеке прокатилась слеза.

– Так говорила мама.

– Ох, милый, иди сюда. – Она быстро подошла к нему, крепко прижала к себе. И почувствовала, как внутри просыпаются глубинные силы. Энергия. Драйв. Желание помочь маленькому мальчику. И вдруг Мэг словно поразило громом. Вот кто она на самом деле. Она любила Шерри всем сердцем, пыталась спасти ее. И не смогла перенести собственную неудачу. Ей нужно защищать, спасать, оберегать слабых. Ради этого она готова убить. И это осознание стало ответом на все вопросы. Она утратила часть себя. Оставила ее здесь, в Шелтер-Бэй. И вновь обрела сейчас, обнимая сынишку Блейка. Сына Эллисон. Мэг охватила жалость. И любовь. К отцу этого мальчика. К этому месту. К Саттонам. К своему дому. Океану, небу, приливам и отливам – они окутали Мэг, как аромат прильнувшего к ней ребенка. Его тепло, мягкие волосы под ее пальцами, стук сердца.

Она вздохнула, покачивая его, утомившись от противоречивых эмоций. Потом отодвинулась, взяла его за плечи.

– Ну ты как, в порядке?

Он кивнул.

– Почему ты плачешь?

– Боже. – Она вытерла слезы и рассмеялась. – Глупо, да?

Он молча смотрел на нее, с детской наивностью дожидаясь ответа.

– Потому что я люблю тебя, Ной.

Он вздохнул.

– Знаю. Звучит странно. Но это так. Ты мне как родной. Часть этого места, часть твоего папы. А у меня здесь глубокие корни. Кажется… мне нужна «Нутелла». – Она улыбнулась и утерла слезы. – Только это секрет, ладно? Никому не рассказывай, что я плакала. Я не нытик. Я не плачу.

Он неуверенно улыбнулся.

– Мама говорила, что хорошо иногда поплакать.

– Да. Моя тоже.

Мэг поставила чайник и пошла к гостиную, к камину.

– Ной, покажешь, как разводить здесь огонь?

Он спрыгнул со стула и начал подавать ей сначала щепки, а потом поленья побольше. Вскоре с треском разгорелся огонь. Мэг наблюдала за ним, пряча улыбку, с любовью, которой толком не понимала сама. Но сейчас ей не хотелось с этим бороться. Бороться с собой. Мэг хотела завоевать сердце мальчика.

Засвистел чайник, Мэг сделала чай себе и Ирен и налила Ною стакан молока.

– Можешь отнести Ирен эту кружку и тарелку с печеньем? – попросила она.

– Конечно. – Он замешкался, скривив губы. – Она… В порядке?

Мэг улыбнулась.

– Ага. Просто иногда забывает некоторые вещи. Иногда ее память хуже, чем у других. Постарайся быть с ней тактичным. Это называется деменция, так бывает, когда стареешь. Спросишь у нее, не хочет ли она посидеть с нами на кухне, ладно?

Ной понес чай с печеньем, а Мэг тем временем намазывала на свежий хлеб мягкую «Нутеллу», думая о том, что не ела такого с тех пор, как уехала из Шелтер-Бэй.

Ной вернулся и снова залез на стул с искрящимися глазами.

– Ирен отказалась, сказала, что хочет поработать над пазлом.

Он отхлебнул молока, откусил немаленький кусок бутерброда и широко улыбнулся.

– У тебя в зубах шоколад, – сказала Мэг.

Он тихо засмеялся. Мэг откусила от своего куска и продемонстрировала покрытые «Нутеллой» зубы.

Ной расхохотался, согнувшись пополам и хлопая рукой по столешнице. Потом, со слезами смеха на глазах, откусил еще кусок и тоже изобразил обезьянью гримасу. Хихикая, они доели бутерброды и допили молоко и чай под треск огня в печке. Вдруг явилась Люси и улеглась на свое место у камина. Снаружи стало темнеть. На пристань налетел ветер, скрепя канатами и гремя буями. По окну, выходящему на море, поползли капли дождя.

Ной болтал ногами, сидя на стуле.

– Мама всегда сидела со мной после школы.

– Похоже, она была потрясающей мамой. Наверняка ты ужасно по ней скучаешь.

Он кивнул, сжав зубы. Опустил взгляд на последний кусок бутерброда.

– Твой папа тоже очень по ней скучает.

Он медленно поднял голову, посмотрел ей в глаза.

– Он так сказал?

– Да.

Ной долго не сводил с нее взгляда. Люси закряхтела и перевернулась на спину, ее губы обвисли, обнажив зубы, придавая ей обманчиво грозный вид.

– Твоим родителям повезло, что они провели вместе все эти годы. И что у них появился ты.

– Папы почти все время не было дома. Он ушел из армии только после маминой смерти, потому что ему надо было за мной приглядывать.

– Армия – непростое дело. Военные служат своей стране. Герои: люди во всей стране, и здесь, в Шелтер-Бэй, могут спать спокойно, потому что армия не пропустит врагов. Границы и небо в безопасности. Все они – храбрецы. Но при этом, чтобы бороться и защищать, солдатам приходится быть вдали от своих семей, своих любимых. Отмечать дни рождения и праздники вдали от дома, если придется. На Рождество им иногда приходится сидеть в окопах, под обстрелом противника, голодными, мучимыми жаждой, – и довольствоваться крошечным перекусом из сушеной индейки.

Он слушал ее, широко раскрыв глаза.

– Иногда они умирают и не возвращаются домой. Но твой папа помог вернуться многим из них, даже после ранений, потому что был медиком. Раненые солдаты, попавшие под взрыв или под пули, спешили к нему в палатку. Иногда они лишались рук или ног. Твой папа лечил их, останавливал кровь, помогал продержаться, чтобы большие вертолеты довезли их до более крупных больниц. Многие из этих раненых мужчин и женщин могли никогда не добраться домой к детям, Ной, если бы не твой папа.