Блейк выехал со школьной парковки. Тротуары были заполнены детьми – они шли пешком, ехали на велосипедах и скейтбордах. В своих зимних куртках они напоминали яркие конфетки. Один чеканил баскетбольный мяч. Мэг снова подумала о Ное, который шел в одиночку. И вспомнила себя в старшей школе – каково ей было там в первый день после смерти сестры. Подросток с отцом-убийцей в тюрьме. Она чувствовала себя хрупкой, зыбкой, словно проекция ребенка, которым была до убийства Шерри. Словно окружающие могли смотреть через нее насквозь.

– Непросто тебе приходится с Ноем, – сказала она.

Блейк фыркнул.

Мэг повернулась к нему:

– Не хочешь обсудить тот вечер?

– Не особенно.

Ответ вызвал у нее раздражение.

– Тебе следует беречь его, – холодно заметила она.

– Думаешь, я сам не знаю? – сердито сверкнув глазами, огрызнулся Блейк.

– Слушай, я прекрасно понимаю, что это личное, но я не хочу доставлять лишних проблем. Наверное, будет лучше, если я…

– Мэг, если что? Сейчас Ноя куда сильнее расстраивает, что его дядю загребли в полицию, чем твое пребывание в нашем доме. Пока Ковакс не арестует виновных или пока за тобой… кто-нибудь не присмотрит, этим займусь я, ладно? Возражения не принимаются.

Мэг сжала зубы. Поднесла руку ко рту, наблюдая за матерью с коляской. Она что-то кричала вслед двум девочкам, видимо сестрам, едущим перед ней по дороге на велосипедах. Ей вспомнился вопрос Джонаха, заданный однажды среди кукурузы.

Мэг, ты счастлива?

– Знаешь, когда я была счастлива? – сказала она, наблюдая за сестрами. – Когда была в возрасте Ноя. Была счастлива в этой же самой начальной школе. Была счастлива быть собой – в девять, десять, одиннадцать, может, даже двенадцать лет. Во мне была невинность ребенка, но при этом я была достаточно взрослой, чтобы самостоятельно брать лодку и ездить на велосипеде куда вздумается. Я была свободна. Пока не заиграли гормоны и вся эта девичья ерунда. Неудобное осознание того, что ты недостаточно красива. Или популярна. А с этой тревогой приходит самокритика, самоосмысление. Ненависть к себе.

– Ты всегда была красивой, – резко возразил Блейк. – Что за чушь.

– Вполне реальная чушь. Пугающая чушь. Из-за этой чуши дети убивают себя, их позорят в интернете.

Он изумленно посмотрел на нее.

– О чем ты? Это по поводу Ноя?

– Блейк, дети должны быть счастливы.

Он так долго смотрел на Мэг, что чуть не выехал на встречку, прежде чем снова не переключился на дорогу, выровняв машину.

– Если я останусь в вашем доме, ты должен рассказать мне, из-за чего Ной так сорвался в тот вечер, когда мы ели пиццу. Рассказать про Эллисон.

Он облизнул губы и повернул в сторону ее квартала чуть резче, чем нужно, крепко вцепившись в руль.

– Хорошо. Ной сказал правду, лишь слегка ужесточив ее. У нас с Эллисон был спонтанный секс. Она забеременела после связи, которую мы оба считали случайной. Но это не значит, что я его не люблю.

Блейк глубоко вздохнул.

– Значит, вы поженились, потому что она ждала Ноя?

– Я приехал к папе на Рождество, в перерыве между командировками, после Ирака, и, как понимаю сейчас, искал то, чего не смог найти дома. Я скучал по тому, что было между нами, Мэг. Ты уехала. Все вокруг опустело. Я боролся. В конце концов в мрачном настроении отправился в «Хай Дайв», тот старый бар в Чиллмоуке. Там была Эллисон с друзьями. Мы все напились. Она только закончила непростые отношения, мы оба искали утешения. Ту ночь мы провели вместе, а потом я узнал, что должен родиться наш мальчик. Поэтому да – мы решили расписаться ради ребенка. Я уехал служить дальше, а она осталась здесь, в Шелтер-Бэй. Переехала на пристань, к папе. Они с папой как бы разделили дом на две части.

– Она не хотела поехать с тобой?

– Нет. Жизнь жены военного ее не интересовала. Она не хотела уезжать от моря и от семьи. Если честно, подозреваю, что мои долгие отъезды были для Эллисон облегчением. Подозреваю, что она встречалась с кем-то еще, тщательно это скрывая. Она во многом взяла на себя руководство причалом, и это доставляло ей большое удовольствие. Разумеется, Булл был просто в восторге, в восторге от нее. Она готовила ему еду. Мне не казалось, что я ее бросаю. Здесь ей было лучше, чем на какой-нибудь незнакомой базе. У Ноя был дедушка. И я убедил себя, что выполняю благородный долг, служу отечеству. Военный медик. Я лечил солдат, раненных в бою. Жестокая, но дельная работа. Мне удавалось помочь парням, разорванным на куски, истекающим кровью, остаться в живых, отправить кого дальше на лечение, а кого снова в армию. Некоторые уезжали домой. Я видел, чувствовал, что меняю мир.

– И так продолжалось, пока не умер Булл?

Он кивнул.

– Потом мы узнали о диагнозе Эллисон. Все случилось очень быстро. – Его голос дрогнул. Он сглотнул, повернул к ее дому. – Я уволился из армии и вернулся домой, знакомиться с собственным сыном. Попытаться создать с ним семью. – Он мягко фыркнул. – Никогда не думал, что превращусь в отца-одиночку, растившего сына на старой пристани. – Долгая пауза. – Забавно, как повторяется история. Поджидает нас. Неважно, как ты пытаешься ее обхитрить.

Он взглянул на Мэг. Словно говоря, что вот, она тоже вернулась сюда. Копаться в прошлом, в связанных с ним эмоциях и чувствах.

– Черт, – пробормотал он, когда они подъехали к дому. – Копы все еще здесь.

– Лори-Бэт, большинство мужчин смотрят порно.

– Это не порно. – Она махнула рукой в сторону его компьютера. На ее щеках разгорелись два ярко-красных пятна, глаза горели безумным блеском. – Это… Ненормально. Как ты мог? Ты болен, ты в курсе? Ты отвратителен, ненормален. Как я могла позволять тебе ко мне прикасаться?

– Ты и не позволяла.

– А, так вот какой у тебя повод? Этим ты себя оправдываешь? Ты не можешь заниматься сексом с бедной парализованной женой, которую нельзя возбудить, и поэтому обращаешься к этой дряни? Так вот каков ты на самом деле?

У него в ушах застучала кровь. В голове загудело. На коже выступил пот. Нужно отсюда выбраться. Прочь. Ему нужно срочно отсюда выбраться. Но он не может. Не может убежать. Ему некуда свернуть. Он пленник. В ловушке.

– Ты поэтому на мне женился, Генри? Я для тебя лишь прикрытие? Обложка? Вот где ты был той ночью – потворствовал своим больным желаниям? На фотографиях и видео в твоем компьютере – мальчики. Сколько им лет? Одиннадцать? Двенадцать? За такие вещи сажают в тюрьму.

Он шагнул к ней. Лори-Бэт сжалась в своей коляске, внезапно замолчав и широко раскрыв огромные глаза. Испугалась.

– А ты, – очень тихим, вкрадчивым голосом спросил он, – почему ты вышла за меня замуж? Из-за моего низкого либидо? Потому что я никогда не тревожил тебя своими потребностями? Потому что со мной было безопасно? Потому что, поверь, ни один другой мужчина не стал бы тратить свою силу, свою молодость на кого-то вроде тебя, на беспомощную женщину с кучей странных тревог, с мрачной младшей сестрой-алкоголичкой, которая кружит над тобой, как измученная виной ворона, потому что много лет назад она вела машину пьяной и попала в ту аварию, из-за которой ты теперь прикована к креслу, а я вынужден терпеть ее в своем доме. Она постоянно здесь, подслушивает, подглядывает. Это невыносимо!

Кровь схлынула с ее лица. Костяшки пальцев побелели, судорожно сжав подлокотники. Ее затрясло.

– Хочешь этого ребенка? – спросил он, пристально глядя ей в глаза. – Тогда закрой рот, поняла? И никому не рассказывай о том, что видела. Сама понимаешь, что иначе Холли и ее семья откажут нам в удочерении.

Она подъехала к нему с горящим, безумным взглядом.

– Нет. Давай я расскажу тебе, как все будет, Генри. Я ничего не расскажу, и мы получим малышку Джой. А потом, когда она подрастет, ты согласишься дать развод и уберешься из нашей жизни.

Он смотрел на нее, свою кроткую Лори-Бэт, полную железной решимости.