Дейзи по-прежнему не поворачивалась к мужу. Вместо этого она смотрела вниз, на свои руки, которыми крепко сжимала бедра.

– Ты не рассказывала ему, как до этого додумалась, Дез? Откуда позаимствовала идею?.. – Кэт повернулась к Джону. – Она ведь ничего тебе не сказала, правда? Ну, тут и гадать-то особенно не стоит: яблочко от яблони недалеко падает, а дочери учатся у своих матерей. Аннабель Уэнтворт заплатила целое состояние нищим украинским иммигрантам, родителям изнасилованной шестнадцатилетней девчонки, когда те узнали, что их дочь забеременела. Она передала им эти деньги при условии, что жертва изнасилования избавится от ребенка Риттенберга, а сами они не будут настаивать на продолжении расследования.

– Это был не мой ребенок, – злобно прошипел Джон. – Это мог быть ребенок любого из парней!

Кэт замолчала. На ее лице появилось жесткое, почти пугающее выражение.

– Вот оно что… – протянула она. – Значит, ты подтверждаешь, что изнасилование все-таки было?

Прежде чем ответить, Джон поднял голову и посмотрел по сторонам, выискивая взглядом камеры системы безопасности.

– Кто наблюдает за нами сейчас? – требовательно спросил он, но Кэт пропустила его вопрос мимо ушей. Подавшись вперед, она сказала:

– Наверное, Аннабель показалось, что оставлять ребенка будет слишком опасно. И вообще… нежелательно. Ведь если бы он появился на свет, провести тест на отцовство было бы проще простого и, если вдруг оказалось бы, что это все-таки твой ребенок, через него ты оказался бы крепко связан со мной на долгие, долгие годы. Фактически, до конца жизни нашего ребенка. А поскольку для своей Дейзи, для своей Принцессы, Аннабель хотела вовсе не этого, ей казалось, что наилучшим выходом из положения будет решить проблему с нищей школьницей. Девчонке придется исчезнуть. Нет, не физически – существовал более простой и безопасный путь: деньги. Для Аннабель они ничего не значили, но для моих родителей, Джон, они значили очень много.

Кэт встала и двинулась через комнату, громко топая по ковру квадратными каблуками своих туфель. Не дойдя до противоположной стены, она обернулась к сидящим на краешке дивана супругам.

– Если судить по содержанию договора о неразглашении, – сказала она, – Аннабель Уэнтворт была прекрасно осведомлена о том, что произошло тем вечером на горнолыжной базе. Вопрос – откуда? Ответ напрашивается сам собой. Она все знала, потому что это знала ее дочь. Дейзи знала правду, как знали ее все остальные богатенькие парни и девушки. Но знаете, что больнее всего? То, что моя мать так и не призналась мне в том, что за документ подписала. Я была в отчаянии, когда она сказала мне, мол, мы должны все забыть и жить дальше, как будто ничего не случилось, потому что бороться с богатыми бесполезно. Их не осудит ни один суд. Она научила меня молчать. Она сказала, что, если я попытаюсь поднять шум, Уэнтворты отправят всех нас за решетку по обвинению в диффамации, клевете и бог весть в чем еще. Наверное, этим ей пригрозила Аннабель, но я не уверена… Как бы там ни было, моя мама заставила меня молчать и молчала сама. О договоре и деньгах она ничего не сказала даже моему отцу. Он был человеком старой закалки: консервативное воспитание, если вы понимаете, о чем я… С него хватило и того, что я забеременела, что я была пьяна. Даже то, что я стала жертвой изнасилования, было для него позором. Он презирал меня. Ненавидел. Со всех сторон он слышал, что я солгала, что на самом деле я была пьяной маленькой шлюхой, которая сама вешалась на шею Джону Риттенбергу и его друзьям, забеременела и попыталась обвинить их в изнасиловании в надежде скрыть свою распущенность. – Кэт взяла с каминной полки какой-то предмет, похожий на телевизионный пульт.

– В общем, мне пришлось сделать аборт, – продолжила она, – но операция прошла неудачно. Инфекция, которую занесли врачи, привела к поражению матки. В результате я стала бесплодной. Я больше никогда не смогу иметь детей.

С этими словами Кэт нажала кнопку на пульте, и из белого мраморного пьедестала начал медленно подниматься огромный, словно окно в далекое прошлое, телевизионный экран. Следующей кнопкой, которую она надавила кончиком пальца, было «Воспроизведение». Экран включился, и на нем замелькало дергающееся, зернистое изображение, а из невидимых динамиков послышались смех, музыка, пьяные выкрики.

Джон почувствовал, что горло жжет как огнем. Еще немного, и он не выдержит. Дейзи вскочила на ноги.

– Выключи это! Выключи немедленно!

Кэт нажала на «Паузу».

– Что тебе нужно? – торопливо проговорила Дейзи. – Просто скажи, чего ты хочешь!

Казалось, Кэт ненадолго задумалась. Наконец она посмотрела на Джона.

– Помнишь те газетные заголовки, Джон? – спросила она. – Помнишь, как газеты наперебой кричали «Ничего не было!»? Посмотри мне в глаза и скажи: «Это было». Признайся. Ты и твои друзья опоили и изнасиловали меня. Я хочу услышать, как ты произнесешь это вслух!

Взгляд Джона метнулся к Дейзи. Он думал о всех тех вещах, которые Кэт уже сделала с ним, и очень боялся того, что еще она может сделать. Она сумасшедшая, помешанная. Ему нужно выиграть время. Нужно как-то улестить ее, успокоить, выбраться из этого дома, а потом… потом они найдут способ заставить ее замолчать, исчезнуть из их жизни.

– Ну, хорошо… – начал он нерешительно. – Все это действительно… было. Все было так, как на этой записи, но… так сложилось. Случайно. Я не хотел причинять тебе зло. Мы были молодыми и пьяными… А еще соревнования… мы упивались нашими победами, успехом, славой. Вот почему ситуация, гм-м… несколько вышла из-под контроля. Да, я поступил неправильно и сожалею об этом. Очень сожалею, и мне хотелось бы исправить вред, который я…

– Девятьсот тысяч долларов.

– Что? – Джон удивленно моргнул.

– Она говорит, что хочет девятьсот тысяч. Почти миллион, – пояснила Дейзи. Ее слова прозвучали на удивление спокойно, но он видел, что сухожилия на шее жены натянуты как проволоки, вены набухли, а губы превратились в бескровную тонкую линию.

Джон покачал головой.

– Боюсь, это невозможно.

– Я хочу, чтобы эта сумма была переведена с вашего счета в «СитиИнтраБанке» на мой счет в том же банке, – проговорила Кэт, словно не слыша. – Обычная внутрибанковская операция. С помощью вот этого планшета подобный перевод можно осуществить за считаные секунды. – Кэт взяла с каминной полки планшет и шагнула к Джону. – Я заранее зашла на сайт банка и предупредила своего персонального менеджера, что ожидаю перевод крупной суммы в качестве подарка от отца моего ребенка. Так что все уже готово. Тебе остается только зайти в свой личный кабинет и перечислить мне деньги.

– Это какой-то бред! Я – отец твоего ребенка? Да это просто…

– Ложь? Ты это хотел сказать?

Джон вытер губы ладонью.

– Я… У меня на счете нет таких денег. Я не смогу… столько… сразу…

– Заплати ей, Джон, – тихо сказала Дейзи.

Он повернулся к жене. Она смотрела на него ледяным взглядом. Ее напряженное, отекшее лицо сейчас казалось на редкость уродливым.

– Ты с ума сошла?!

– Заплати ей, – шепотом повторила она.

– Но у нас нет такой суммы на текущем счету. Мы…

– Заплати с нашего общего счета в американских долларах. Сейчас. Давай, Джон!

– Но, Дейзи…

– Я ей верю. Верю каждому ее слову. Она отправит эту запись в прессу, в полицию. Ты сам знаешь, что на ней. На ней есть ты. И все твои друзья, которые видели, что происходит. Опознать их не составит труда даже после стольких лет. Опознать и назвать имена. У этих людей теперь тоже есть жены и дети, есть работа, и они – попомни мои слова! – будут сражаться до последнего, чтобы все это защитить. Стоит им почувствовать запах крови, и они набросятся на тебя как пираньи. Они пойдут на сделку со следствием и укажут на тебя… Заплати ей. Может, тогда ты увидишь рождение нашего сына не из-за решетки.

– Какого хрена ты вообще хранила эту запись, Дейзи? Это ты во всем виновата! Если бы не ты, мы бы сейчас здесь не сидели. И вообще, где ты ее взяла?