Рэйчел положила аптечку на стол и подтащила стол к кровати. Ее движения были скованными, когда она зажигала старую керосиновую лампу. Пляшущий язычок пламени отбросил золотистый свет на стены сарая, ветхие снегоступы, удочки и резную деревянную рыбу. Старинная черная дровяная плита стояла в углу на керамических плитках; дрова были сложены рядом в аккуратную поленницу.

Джеб внезапно вернулся в свои восемнадцать лет, когда они с Рэйчел отдыхали здесь, лежа на тряпичном коврике перед горящей плитой. Трикси свернулась клубком в корзинке у огня, а снаружи, в тишине, валил густой снег. Отсюда они бегали за напитками из холодильника в жаркие летние месяцы, ныряли с причала в ледниковую воду, лежали на солнце, плавали на каноэ через озеро для исследования призрачного поселения сквоттеров в лесу на противоположном берегу.

Трикси легла на плетеный тряпичный коврик перед холодной плитой; старые привычки уходят нелегко. Некоторые из них встроены в нейронные связи мозга. Они являются частью живого существа, как дерево обрастает кусок металла, который становится частью ствола, и его нельзя извлечь, не погубив дерево.

– Здесь по-прежнему нет света? – спросил он, перекрывая свист ветра под дверью.

Рэйчел озабоченно посмотрела на него. Она быстро открыла аптечку и натянула латексные перчатки.

– Нет. Мой отец собирался провести электричество, но… – Ее голос пресекся. Она отодвинула стул, села перед ним и придвинула лампу поближе.

– Мой отец любил романтику керосиновых ламп, свечей и костровой ямы на пляже. – Она достала несколько пачек запечатанных антисептических салфеток. – После его смерти мы собирались провести реконструкцию, но… – Она замолчала и надорвала пачку.

– Мы?

– Хм-м. – Она достала салфетку.

– Ты имеешь в виду, вы с Трэем? – настаивал он.

Ее темные глаза вспыхнули. Она на мгновение удержала его взгляд, и Джеб был вынужден заморгать и отвернуться от света ее налобного фонарика. Рэйчел вернулась к работе. Ветер снаружи завывал, как стая голодных волков. Его руки покрылись мурашками.

– Давай посмотрим. – Она подняла окровавленный перевязочный пакет, который он до сих пор прижимал к голове, и начала вытирать кровь дезинфицирующей салфеткой. Чтобы отвлечься от сильного жжения, Джеб смотрел на ее губы.

– Как давно ушел твой отец, Рэйчел?

– Десять месяцев назад. Рак.

– Так много потерь за такое короткое время. Сначала твой отец, потом София и Питер. А теперь еще и Трэй?

– Да, я теперь отверженная. – Она замолчала, очищая его рану.

– Отец оставил тебе это место?

– И газету.

Он вздрогнул и удивленно посмотрел на нее.

– «Сноу-Крик Лидер»?

– Лежи спокойно, Джеб.

Он подумал о Кэсси Руссо – редакторе, с которой он разговаривал вчера.

– Значит, ты владеешь газетой?

– Я издатель.

– Кэсси Руссо – твоя сотрудница?

Она стиснула зубы.

– Я сказала, лежи спокойно, черт побери. Мне нужно видеть, не попал ли в рану какой-нибудь мусор.

– Я не видел, – ответил он и скривился, когда она нажала на салфетку. – Значит, ты пошла по стопам своего деда и отца. – Он попытался улыбнуться. – Возглавила крестовый поход за справедливость.

Она резко отложила салфетку и разорвала пачку клейких медицинских пластырей для работы с неглубокими ранами. Ее губы сжались в тонкую линию.

– Газетный бизнес – это не крестовый поход. Это просто бизнес в чистом виде. Крестовый поход за справедливость был делом Софии, а не моим. – Она свела вместе края раны и наложила один узкий стягивающий пластырь, потом другой. – Это София всегда говорила о равенстве и общественной справедливости. У нее была проницательная, философская натура, как у моего отца и деда. Я была больше похожа на мою мать. Я была спортсменкой, привыкшей жить одним мгновением. Любимым ребенком в семье.

В ее словах звучала горечь, и Джеб угадывал презрение к себе.

– Была? Ты говоришь о себе в прошедшем времени.

Она снова встретилась с его взглядом. Потом снова отвернулась, и волна темных волос скрыла ее лицо. Джеб глубоко сочувствовал ей; она выглядела совершенно одинокой.

Рэйчел молча закончила накладывать пластырь. Деревянные ставни дребезжали на ветру. Вертолеты продолжали летать наверху, и вдалеке слышались звуки сирен.

– Тебя нужно как следует заштопать, если не хочешь, чтобы остался шрам, – сказала она. – Но рана неглубокая. Тебе повезло.

– Да, ты все правильно поняла. Мне повезло.

Она глубоко вздохнула, выключила налобный фонарик и убрала его перед тем, как снять перчатки.

– Ты что-то говорил про монтировку?

– Да, я откатился в сторону. Зацепило острым концом.

– По-моему, это удача, иначе ты был бы мертв. Лежал с разбитым черепом. Еще остается риск слабого сотрясения и внутренней гематомы.

Повисло молчание. Ветер стонал и пытался проникнуть под дверь. Паутина в углах слегка раскачивалась. Рэйчел изучала его лицо, его глаза, и Джеб ощущал, что она старается проникнуть за пределы физической травмы. Она по-прежнему была не уверена в нем.

– Что еще у тебя болит? – поинтересовалась она.

Он криво улыбнулся.

– Ладно, где больше всего болит? Объясни.

– Ребра. Легкие. Повсюду.

– Куртку долой.

Он попробовал и скривился от боли. Она помогла ему. Ее волосы упали ему на щеку, и он почуял запах дыма. Ее руки были теплыми и мягкими. Рэйчел состояла из воспоминаний – из всех хороших вещей в его жизни до того, как прежняя жизнь была украдена у него.

Она набросила его кожаную куртку на спинку стула.

– Теперь давай снимем футболку, чтобы я смогла посмотреть на остальное.

Джеб со стоном попытался поднять руки. Боль вспыхнула в его груди, когда Рэйчел помогла ему стащить футболку через голову.

– О, господи, – прошептала она, когда увидела вспухшие красные полосы, быстро синевшие по краям. – Ты можешь лечь?

Она уложила его на спину. Когда он снова поймал ее взгляд, ее глаза потемнели от тревоги. Рэйчел осторожно ощупала его ребра. Он смотрел на ее серьезное лицо. Без рубашки в сарае было холодно. Снаружи бушевал ветер и тихо лязгал флагшток. Вода плескалась у причала. Он невольно задрожал.

– Скоро я разведу огонь, и здесь будет тепло, – заверила она.

– Ты помнишь, как мы прятались здесь, Рэйч? – прошептал он.

Она кашлянула.

– У тебя сломано несколько ребер. Тебя нужно отвезти в больницу. Нужно правильно заштопать рваную рану на голове, сделать рентгеновский снимок грудной клетки и наложить повязку на ребра.

– Сделай это. Наложи повязку.

– Джеб…

– Просто сделай, – тихо сказал он. – Пожалуйста.

– У меня есть только элементарная аптечка. Тебе нужен рентгеновский снимок…

– В тюрьме мне приходилось и похуже. Я как-нибудь выдержу.

– Тебя били в тюрьме?

Он не ответил.

Рэйчел отвернулась и начала разматывать катушку медицинской ленты.

– Как это случилось? – резко спросила она, сама удивляясь внезапной вспышке.

– Я приехал домой и обнаружил, что там все загажено подростками. Тогда я развернул спальник под елью на берегу реки и решил начать уборку с завтрашнего утра. Я спал там, когда они приехали.

– Кто приехал?

– Не знаю. Их было трое, на двух автомобилях. Темно-синий или черный пикап с длинным кузовом. И светлый внедорожник. Может быть, серебристого цвета.

– Ты можешь поднять руку и завести ее за голову?

Он выполнил просьбу. Она ощупала его грудную клетку. Он закрыл глаза и поморщился, когда она нашла больное место.

– Тут?

Он кивнул. Она оторвала кусок ленты и начала перевязку с вертикальной линии от болевой точки.

– Ты заметил номер?

– Нет. – Он скривился, когда она провела ленту наискось через туловище. – Только букву D на номерном знаке.

– И ты уверен, что это были мужчины, а не пьяные подростки?

Он фыркнул.

– Совершенно уверен.

Она наложила еще один кусок ленты параллельно первому на другой стороне от болевой точки.