Три дня назад Александр Петрович приехал к ним под вечер и передал небольшую посылку. Внутри находились все компоненты и радиодетали, заказанные по списку, переданному генералу.

— Костя, — он как-то по-дружески обратился к парню. — Теперь все проблемы с этим прибором будешь решать через меня.

— Вы теперь в курсе? — Иванов удивлённо поднял на него глаза.

— По сути, я теперь начальник твоей Службы Безопасности, — усмехнулся тот. — Так что если кто-то будет бузить или чего похуже, сразу докладывай мне. Это даже не обсуждается. И ещё… в Москве интересовались твоим аппаратом. Не надавливают, но просили максимально ускориться. Есть проблемы у САМОГО, но я тебе ничего не говорил, понял? И сразу вопрос: кто будет первым пациентом?

— Парторг нашей площадки. У Елены Михайловны застарелая хроническая форма. Вот и попробуем. Вреда точно не будет, а польза… ну не должны ошибиться ТАМ. Я же собрал всю значимую информацию по всем разработкам.

— Ты начал игру, в которой нет права на ошибку. Моё руководство ТАМ тоже отслеживает все твои действия. В хорошем смысле, конечно. Но и у них не всё так гладко, как кажется на первый взгляд. Мы с напарником даже семьи сюда выдернули, чтобы не быть подверженными давлению. Так что пан или пропал.

А сегодня платы пошли в настройку. Иванов достал всю заначку перевезённых из своего мира приборов, запустил диагностические программы на ноутбуке и к полуночи, устало откинувшись на спинку стула, улыбнулся. Катя увидела это и подошла к нему, обняв его сзади.

— Ну, как успехи?

— Всё, солнышко… всё заработало как надо. Завтра… точнее — уже сегодня, соберём платы в кучу, зальём эпоксидкой и начнём сборку аппарата.

— Значит, тёте Лене недолго осталось маяться с почками. Её иногда так жалко бывает.

31 июля 1982 года. Окрестности г. Рябиновск. Ближе к обеду

Тот субботний день Ивановы и Шмелёвы решили посвятить отдыху. Череда авральных трудовых дней порядком надоела, и, взяв с собой тётку, они махнули на речку.

Елена Михайловна с пониманием отнеслась к роли подопытного кролика, хотя и были сомнения, но желание излечить болезнь, появившуюся ещё в юности, стало решающим фактором. Всю прошлую неделю она ездила по вечерам к Ивановым, где Катя, поднаторевшая в эксплуатации прибора «Прометей-Антинефрит», прикладывала провода-электроды к пояснице тётки ровно на полчаса. Затем следовало обильное чаепитие на травах, и после посещения парторгом уборной Костя увозил Елену Михайловну домой. В начале недели последствия лечения не были заметны, а вот к её концу… Ещё вчера Куницина встретила Константина в слезах.

— Что случилось, тёть Лен? — опешил он.

— Костя… представляешь, у меня больше не болит в пояснице… — тихо плакала она. — Ничего там не болит, и таблетки стали не нужны… да что же это такое… тут поневоле поверишь в посланника Судьбы и начнёшь поклоны отбивать… Я никогда не расплачусь с тобой…

— Тёть Лен, хватит. Ты для нас столько хорошего сделала, что это сущий пустяк. Я, как узнал от Кати, что ты страдаешь с почками, сразу решил тебя подлечить в качестве испытателя аппарата. Тут радоваться надо, а не плакать.

— Тебе не понять моё состояние, — вздохнула она. — Когда из калеки превращаешься вновь в энергичного человека. Это я на людях не показывала вида, а придёшь в свой кабинет, и выть хочется. А теперь такая лёгкость во всём теле…

— Но мы договорились, тёть Лен? Говорить пока нельзя никому, даже самым близким подругам. Я сейчас не могу тебе объяснить, почему — дал подписку в КГБ, когда генерал приезжал. Как и Катя.

— Ну, мог бы не повторять. Я ж коммунист со стажем, понимаю, что такое государственная тайна.

Сегодня обе девушки решили обновить купальники, купленные ещё в первый поход в другой мир. Ира сразу сказала, что приобретать «мини-бикини» они не будут, чтобы не смущать людей 82-го года, а вот закрытые, но переливающиеся на солнце — самое то. В тот день они выбрали небольшой пляжик в предместье Рябиновска, где народу было всего ничего.

Пока мужчины готовили шашлык, все три дамы искупались в тёплой реке и собрались помочь накрыть на стол. Спустя несколько минут к ним подошли четверо молодых парней в наколках и явно с недобрыми намерениями.

— О, я вот ту биксу оприходую! — заржал один, показывая на Иру.

— А не пошёл бы ты куда подальше? — от улыбки Мишки не осталось и следа.

— Ты чё, сука, ты кого это послал? — парень сунул руку в трико и выудил оттуда выкидной нож.

Костя и Мишка переглянулись и отодвинули всех женщин к себе за спины, приготовившись встретить шпану кулаками и ногами. Но буквально через минуту с другой стороны подошли трое крепких мужчин. В руках одного из них все увидели красную корочку.

— Комитет госбезопасности. Что здесь происходит?

— Да это… мы ничё… мы так… просто подошли… — заюлил возмутитель спокойствия.

— Собирайте свои вещи, и чтобы через пять минут вас на пляже вообще не было, — предупредил его второй. — Узнаю, что где-то еще пристаёте к кому-то, закрою. Наглухо.

— Да ты чё, командир… — начал было другой урка.

— Я всё сказал! — отрезал тот.

После ухода и тех, и других, Елена Михайловна задумчиво посмотрела на Костю.

— Теперь я понимаю, что такое быть под колпаком. С одной стороны лишнего не сделаешь или не скажешь, с другой… такая защита дорогого стоит.

— Так мы ничего плохого не делаем, — улыбнулся ей Иванов.

— Надо бы мужчин к нам пригласить, — предложила Ира. — Мяса много, фруктов и овощей — тоже. Почему не сделать алаверды?

Те отнекивались недолго. Все трое сотрудников оказались людьми подполковника Остапова — негласной охраной Кости и его семьи. За трапезой разговор пошёл на разные темы, и Миша с Костей пару раз упомянули о своей службе. Конечно вскользь, но один из кагэбэшников неожиданно спросил:

— Константин, я слышал, что вы здорово помогаете ветеранам Великой Отечественной, а как относитесь к воинам-афганцам?

— С почтением и уважением. А к чему вы спросили?

— Со мной рядом живёт парень. Сергею всего двадцать два, а он инвалид. Ему уже дембель светил через две недели, а тут его взвод послали на перевал Саланг. Нужно было прикрыть колонну с ранеными, ну и попали они под миномётный обстрел. Сергей тогда прикрыл собой медсестричку, оказывавшую первую помощь раненым. Ей-то ничего, а ему обе ноги срезало до колен. Галя — та медсестра, не бросила его и вышла замуж за Серёгу, но живут они, еле-еле сводя концы с концами. Проблема в том, что его на работу никуда не берут. Вообще. А на зарплату жены-медсестры и его маленькую пенсию живут почти на хлебе и воде… Я к чему это всё говорю… Сергей же радистом там был, паять умеет — я к нему пару раз по-соседски обращался. Руки у него золотые, но не повезло ему в жизни. Жаль их обоих.

— Если так, адрес скажите. Я к нему наведаюсь. Думаю, такому специалисту смогу помочь.

Чекист назвал адрес.

— Только они там комнату в общаге снимают — на своё жильё денег нет.

— Костя, рядом с нашим предприятием живёт престарелая женщина, сдающая полдома, — проинформировала его парторг, сразу поняв задумку. — А у нас есть должность медсестры. Если девушка согласится поменять место работы, у них обоих она будем рядом с жильём.

1 августа 1982 года. г. Рябиновск. Сразу после обеда

Константин, сам не понимая, почему, но решил сдвинуть с места вопрос об инвалиде-афганце именно в выходной день. Явно осознавая, что такой человек уже обижен на весь мир, Иванов логично надеялся на моральную поддержку его супруги. Он без проблем добрался до семейного общежития, где проживали супруги Никоновы. Поднялся на второй этаж, добрался до двери и негромко постучал. Дверь открыла хмурая девушка. Пристально оглядев гостя, она задала сакраментальный вопрос:

— Здравствуйте. Вы по какому поводу?

— Добрый день. Хотел поговорить с Сергеем. Можно войти?

— Если вы из домоуправления, то имейте совесть — мой муж воевал в числе воинов-интернационалистов! Нам некуда съезжать! Да что же вы за люди такие! — начала распаляться она.