— Хорошо, младший лейтенант, очень хорошо, — одобрила Хадиша. — Стрельба в движении и затем взаимодействие с товарищами, иначе рядовые просто перестреляют друг друга. Обкатка тварями. А вы чем заняты?

— Чем я занят, товарищ лейтенант? — машинально переспросил Роман.

— Стрельбой по мишеням.

— И работой с личным составом, — чуть упрямо ответил Роман.

Который был достаточно опытен и все это знал, только не рвался навстречу тварям. В то же время, в словах лейтенанта Макферсон была какая-то суровая и жесткая правда. Если Роман рассчитывал принять участие в операции, возглавляя взвод, то взвод этот следовало подготовить не только к меткой стрельбе.

— Работайте и дальше, младший лейтенант Калашников, — сказала Хадиша, — я доложу майору Дуканти о результатах проверки.

Пару секунд Роман стоял, мысленно бессвязно восклицая разное, испытывая полную гамму эмоций. Когда он пришел в себя и осознал недопустимость такого поведения, лейтенант Хадиша Макферсон уже удалилась прочь, призывно покачивая бедрами. Ну или просто удаляясь быстрым, энергичным шагом, но у Романа сейчас все немного помутилось в голове и воспринималось как-то размыто.

Вот поэтому и недопустимы подобные чувства в боевой обстановке, подумал он упрямо, зная, что бывает и иначе. Федерация просто не могла позволить себе вырывать из своих рядов такое количество населения, поэтому армия воевала, отчасти обеспечивала сама себя и размножалась в процессе. Много было связано с этим и трагедий, и подвигов, помех и вещей, поднимающий боевой дух, по разному. Но то, что в училище воспринималось отстраненно, через призму рассказов, сухих донесений, моментов чужой жизни, в личном столкновении выглядело совершенно иначе. Никакой трезвости разума и отстраненности, выполнения боевого долга, несмотря ни на что.

Как Лев с этим справлялся? Наверное, всю любовь обратил на Федерацию!

— Смогу ли я? — спросил Роман сам у себя и пустого стрельбища.

Не совсем пустого, ладно, но занятия проводились в отдалении и легко можно было представить, что Роман тут один. Следовало зажать себя в кулак, ради долга и цели, отбросить мысли о Хадише, но почему-то не получалось. Роман себя уже и влюбленным слюнтяем и предателем обозвал, но не помогло. Отдельную обиду причиняло то, что Хадиша пришла проверять его по приказу майора Дуканти.

Неужели того, что он показывал своему ротному, было недостаточно?

Превращаться в боевую машину, следующую только букве устава, Роману не хотелось, но и превращаться в мечтателя-неврастеника, рефлексирующего по любому поводу и нарушающему правила, он тоже не собирался. Как и во всех остальных задачах, следовало найти какую-то точку между, чтобы быть и командиром, и в то же время проявлять отеческий подход, например.

— Да, жизнь не подкидывает легких задач, — пожаловался он самому себе в зеркало.

Признаваться в личных делах и жаловаться другим командирам взводов? Нет, не настолько они сдружились, да и вообще, Роман все больше убеждался, что надо бы как-то разделить личное и рабочее, то есть военное. Основная цель никуда не делась и бурный служебный роман (он невольно усмехнулся, уловив злую иронию ин насмешку такого каламбура) мог ей только помешать.

Роман не хотел признаваться в себе, что хватил лишнего в своем хвастовстве с самыми трудными и невыполнимыми задачами. Операция скорее всего состоится в ближайшие месяцы, до конца сухого сезона, думал Роман, водя бритвой по подбородку, поглядывая в зеркальце для контроля. Разве что командование специально распространяет слухи, чтобы потом ударить во время сезона дождей, но это было маловероятно. Для такого следовало допустить наличие шпиона тварей в рядах людей, а также желание верхнего начальства устраивать эти самые шпионские игры.

Такое было оправдано во времена Волн, в условиях, когда у людей не хватало сил, когда они проигрывали. Но здесь и сейчас? Бессмысленно. Даже в качестве эксперимента. Новый тип шпионской твари, не обнаружимый прошлыми методами, скорее отправили бы на препарирование вместе с носителем.

Не хотел он признаваться себе и в том, что не хочет отказываться от Хадиши. Впрочем, эту слабость можно было обратить и в сильную сторону, стремиться получить опыта, совершить подвигов столько, чтобы заслужить благосклонность лейтенанта Макферсон. Но было в этом что-то… странное? Слишком попахивающее Прежними и их рыцарями?

С этими мыслями Роман взял себя в руки и отправился к майору за советом.

У майора кто-то находился, но Романа сразу пустили внутрь.

— А, младший лейтенант Калашников, отлично! — обрадовался Дуканти, белозубо улыбаясь. — Как раз речь о тебе шла.

Роман только вытянулся, не зная, что сказать. Наверняка дело было в третьем, сидевшем у майора. Какой-то сержант, но с дополнительными знаками отличия. Невысокий, может даже чуть ниже майора, черноволосый, с непроницаемым лицом, по которому невозможно было угадать возраст. Уловив внимание Романа, сержант поднялся легко, быстро, но без излишней суетливости и отрапортовал:

— Заслуженный сержант-инструктор Федерации Андрей Мумашев!

Роман не знал, что и думать, машинально еще раз окинул взглядом сержанта-инструктора. В училище у них было несколько сержантов-инструкторов, все в возрасте, с богатым боевым опытом, но заслуженных среди них не имелось. Стоял сержант Мумашев легко, ничуть не смущаясь вниманием начальства, не пытался взирать на Романа снисходительно, с высоты опыта и возраста. наверняка все это уже было в его жизни сотни раз, подумал Роман отстраненно. Нет, возраст сержанта все так же не угадывался, хотя тело его наверняка несло на себе немало отметин прошлых сражений. Тут следовало смотреть личное дело либо просто спросить в разговоре, но возраст по большому счету не имел значения. Что имело, так это слова майора Дуканти, дескать, он не будет помогать, а потом приглашение этого сержанта-инструктора.

Заслуженного сержанта-инструктора.

— Еще месяц назад, когда стало известно о предстоящей операции, я отправил заявку на выделение сержанта-инструктора, для оценки и переподготовки тех частей полка, что примут участие, — неспешно заявил майор Дуканти. — Я как раз говорил сержанту Мумашеву, что немного удивлен скоростью выполнения заявки и качеством.

Звание заслуженного сержанта-инструктора требовалось заслужить, ничуть не смущаясь тавтологией подумал Роман. Оно означало, что сержант-инструктор повоевал на всех материках Земли, успешно подготовил огромное количество рядовых, получил ряд орденов и медалей и так далее. Звание невозможно было получить за выслугу лет или просто подвиги или еще что. Требовалось сочетание всего этого, потом отдельное представление с рекомендациями чуть ли не десятка вышестоящих офицеров и потом комиссия в Риме при генеральном штабе отдельно рассматривала это самое представление.

В Риме при генштабе!

— Скажите, сержант, встречали ли вы лично генерала Льва Слуцкого? — не удержавшись, спросил Роман.

Вообще, конечно, звание у Льва было иным, но как-то так уж сложилось традиционно, что про спасителя Федерации говорили «генерал Лев» и все понимали о ком речь.

— Неоднократно и разговаривал с ним так же, как сейчас разговариваю с вами, товарищ младший лейтенант, — ответил сержант-инструктор.

На лице его впервые что-то промелькнуло, тень эмоции или воспоминаний? Впрочем, неудивительно, подумал Роман, одновременно с этим испытывая отчаянную зависть — ведь сержант лично говорил с Львом и не раз! — и в то же время удовлетворение правильностью выбранной цели. Боевой опыт, подвиги и вот, личная встреча с Львом будет практически гарантирована, все правильно, так и должно быть.

— Доходил до меня слух, товарищ майор, что командование придает исключительное значение предстоящей операции. Возможно, скорость выполнения заявки связана именно с этим, — добавил сержант.