После химии я не пошёл вслед за одноклассниками в спортивный зал — направился к стендам с расписаниями уроков, около которых скучала Лена. О просьбе Петрова я Кукушкиной не сказал. Лишь попросил, чтобы она дождалась меня после уроков. Увидел, что Кукушкина встала спиной к зеркалу, словно опасалась в него случайно взглянуть. Косичка (что со стороны «подбитого» правого глаза) зацепилась за пионерский галстук — походила на ухо Чебурашки. Вторая коса лежала на груди семиклассницы — такая же поникшая и печальная, как и её владелица. Заметил, что Лена опустила голову, украдкой посматривала на проходивших мимо неё школьников, демонстрировала им лоб и тонкий яркий белый пробор. Девочка переминалась с ноги на ногу, сжимала двумя руками ручку пухлого портфеля — чуть раскачивала его, постукивала им себя по ногам.

Я подошёл к семикласснице — задал «стандартные» вопросы («как дела», «как самочувствие»), получил на них «стандартные» ответы («нормально», «уже лучше»). Объяснил Кукушкиной, что мы ждём «моего друга». Лена кивнула головой, снова махнула портфелем. Она не поинтересовалась именем «друга» и не выяснила, почему тоже должна его ждать. Только спросила, не опоздаю ли я на урок. Улыбнулась, когда я махнул рукой и озвучил название следующего занятия («физра»). Я поправил очки, бросил взгляд на выход из школы — не заметил там долговязую фигуру Руслана. Поинтересовался планами Лены на сегодняшний день. Та послушно озвучила мне своё расписание («сделаю уроки, потом проведаю Барсика»). Я посоветовал Кукушкиной «не слишком усердствовать» при обучении игре на гитаре — сказал, чтобы «поберегла пальцы». Лена в ответ лишь неопределённо повела плечом.

Петров вошёл в школу под звуки звонка к уроку. Старшеклассники к тому времени разошлись по кабинетам, а шумные пионеры всё ещё суетились около гардероба. Руслан остановился в фойе, повертел головой: взглянул на настенную мозаику, на детей в пионерских галстуках, на приоткрытые двери актового зала. Вздохнул, словно почувствовал тоску по школе. Ухмыльнулся: увидел меня и Кукушкину. Поприветствовал нас взмахом руки, взглянул на часы. Он не двинулся в нашу сторону, застыл в пяти шагах от главного входа. Рядом с пионерами он выглядел настоящим великаном. Но те без стеснения толкали его плечом, когда проходили мимо. Я подошёл к Петрову — Кукушкина осталась около стендов с расписанием уроков. Пожал Руслану руку, поинтересовался у своего бывшего одноклассника, что его «сюда привело» и что ему «удалось узнать». Руся положил мне на плечо руку и попросил «немного» подождать.

Он снова посмотрел на циферблат часов. Нахмурился. «Чего подождать?» — собрал уже озвучить я. Но очередной вопрос буквально застрял у меня в горле — я кашлянул. Руслан заметил мою реакцию, обернулся. Теперь мы оба смотрели на замерших около входа в школу девиц. Уставились на явившихся в первую школу трёх старшеклассниц и вдруг притихшие пионеры. «Оба на!» — произнёс один из мальчишек. Я мысленно повторил его слова. Мазнул взглядом по красной куртке, взглянул на лицо её владелицы: моей бывшей одноклассницы, а ныне учащейся ПТУ — той самой, что бросила в мой почтовый ящик письмо на имя Котёнка. Двух других девиц я тоже узнал. Но не по именам: видел их лица в прошлую субботу на танцах, в толпе девчонок около сцены. Сообразил, почему эти девицы выглядели похожими: у всех троих под опухшим правым глазом наливались схожие гематомы.

— Это они? — спросил я.

— Они самые, — ответил Руся.

Он махнул рукой.

— Входите, красавицы, чего застеснялись? — сказал Петров.

Руслан повысил голос:

— И морды свои наглые не прячьте! Приподняли подбородки! Мы на вас полюбуемся. Приподняли, я сказал!

Девчонки вздрогнули — приподняли лица, показали нам и пионерам свои украшения под правым глазом (их гематомы пока «не доросли» до размеров того кровоподтёка, что красовался на лице Кукушкинай, но стремились к его цвету и размерам). По щекам девчонок скользили слёзы. Моя бывшая одноклассница хлюпала носом, едва сдерживала рыдания. На меня и на Руслана она не смотрела. Девица уставилась поверх голов пионеров: на застывшую около стендов расписания Кукушкину. Мне почудилось, что у Лены задрожал подбородок. Я протиснулся мимо приоткрывших рты детишек в красных шейных платках, подошёл к застывшей с портфелем в руках соседке-семикласснице. Положил руку на её плечо. Кукушкина сдвинулась в мою сторону, прижалась к моей руке. Я шепнул ей на ухо: «Они?» Лена кивнула. Она стиснула челюсти (я услышал зубной скрежет), исподлобья смотрела на старшеклассниц.

— Чего стали, дурёхи?! — сказал Петров. — Я вас за руку водить не буду! Что вы обещали? Забыли?!

Помеченные кровоподтёками под правым глазом девицы синхронно помотали головами и хором выдохнули: «Нет». Они размазывали по щекам слёзы, шмыгали носами, тёрлись друг о друга плечами, топтались на месте. Но лица не прятали — держали линию подбородка параллельно полу. Выходившие из гардероба школьники замечали эту троицу, удивлённо таращили на девиц глаза, останавливались на полпути к выходу: ждали продолжение представления.

— Ты, в красном! — сказал Руслан.

Он щёлкнул пальцем и указал на девицу в красной куртке, потом на нас с Кукушкиной.

— Первая, — произнёс Петров. — Пошла!

Моя бывшая одноклассница вздрогнула и сошла с места. Стоявшие с приоткрытыми ртами пионеры расступились, освободили ей прямой коридор — тот вёл ко мне и к Кукушкиной. Девица прошла по нему, безвольно повесив руки и шаркая ногами. Держала спину прямой, лила слёзы. Не опускала голову. Не смотрела в глаза ни мне, ни Лене — рассматривала царапину на лице Кукушкиной. Она замерла в трёх шагах от семиклассницы. Сбивчиво и невнятно попросила у Лены прощения.

— Я не слышу! — сказал Руслан. — Мы не слышим! Громче говори!

Девица в красной куртке вздрогнула, слёзы по её щекам заскользили чаще. Она взглянула мне в глаза, но тут же отвела взгляд. Откашлялась. И повторила всё то, что мы с Кукушкиной уже слышали, но громко и с надрывом. Моя бывшая одноклассница попросила у Лены прощение за нападение, побои и оскорбления. Пообещала «никогда в жизни» не подходить к Кукушкиной «близко», поклялась не говорить о ней «плохо» и не думать о Лене «всякие гадости».

— Что происходит?! — раскатом грома прокатился по фойе голос директора школы.

Михаил Андреевич шёл к нам со стороны третьего школьного корпуса. Полковник хмурил брови, глазами скользил по головам школьников: оценивал диспозицию. Я закусил губу — сдержал ухмылку. Ни словом, ни взглядом не выдал, что заметил Снежина ещё пару минут назад, когда тот стоял в соединявшем корпуса коридоре и молча следил за устроенным Русей «шоу». Директор прошёл мимо гардероба, остановился за спинами ватаги пионеров. Посмотрел на Руслана.

— Петров? — сказал он. — Какими судьбами? Соскучился по школе?

Полковник скрестил на груди руки.

Руся смотрел ему в лицо, радостно улыбался.

— Соскучился, Михаил Андреевич! — ответил Руслан. — Вот, стою, вспоминаю.

Он развёл руками.

И тут же взглянул на застывшую напротив Кукушкиной старшеклассницу.

— Ты, в красном, свободна! — сказал Петров.

Он повернулся к другим старшеклассницам.

— Ты следующая. Вперёд!

Девица вздрогнула, словно Руслан не пальцем на неё указал, а выстрелил её в грудь из пистолета. И на прямых ногах пошла навстречу моей бывшей однокласснице, уже повернувшейся к Лене спиной. Сжимала кулаки — прятала внутри них большие пальцы.

— Отставить! — скомандовал Полковник. — Петров! Что происходит?!

Девица не остановилась, даже не замедлила шаг. Только вздрогнула всем телом, услышав слова директора школы. Она горбила спину, но тянула шею: удерживала подбородок приподнятым — целила ним в меня и в прижавшуюся к моему плечу Лену Кукушкину.

— Сейчас узнаете, Михаил Андреевич, — пообещал Руслан.

Старшеклассница вскоре замерла на том же месте, где недавно стояла её наряженная в красную куртку подельница. Она взмахнула рукой: ладонью смахнула со щёк слёзы. И громко, чуть заикаясь, оттараторила примерно те же фразы, что и её предшественница.