Эрика с несколькими пересадками сначала на старом дребезжащем трамвае, потом на ободранном такси, управляемом вертлявым итальянцем, добралась до кафе, название которого в переводе с английского звучало как «Вечерний Люблин». Там ее, казалось, ждали, но сделали паузу, и она сама тоже не торопилась. Заказала кофе и аппетитную булочку, посыпанную какими-то крошками. На корабле с питанием было совсем плохо, но там новые впечатления притупили чувство голода, которое проснулось вновь, едва она переступила порог заведения, и из декабрьской нью-йоркской мороси попала в мир запахов свежего хлеба, чего-то мясного и рыбного. Когда она насладилась чудесным кофе, осилила сдобу и сделала вид, что собирается уйти, к ней со счетом подошел кругленький толстощекий еврейский мальчик в переднике.
— Это ведь заведение дяди Семы?
— Да, мэм.
— А могу я переговорить с хозяином?
— Проблемы с расчетом, мэм?
— Что ты, малыш. Вот, возьми... — она протянула банкноту в сто долларов, явно озадачив молодого официанта. — Теперь вы позовете хозяина? И сдачу не забудьте!
— Легко, мэм.
Только вместо хозяина из-за барной стойки вышел сам Павел Судостроев, чем вверг новоявленную американку даже не в изумление, а в панику.
Спустя несколько часов в купе экспресса Нью-Йорк – Вашингтон они пили дорогущий коньяк, и Эрика вспоминала, каких ужасов натерпелась и по дороге в Гавр, и в морском путешествии, и особенно в поездке по Нью-Йорку. Даже всплакнула. А Судостроев не очень утешал ее, но все равно рассказал, что из почти сорока разведчиков, которых он пытался забросить в Америку, пользуясь массовым исходом беженцев из Европы, она прошла первой. Остальные пока не смогли пройти. Несколько девчонок погибли на военных дорогах Франции. Одна была убита пьяным матросом на пароходе, когда попыталась оказать сопротивление при изнасиловании. Пожилую чету расшифровали американские контрразведчики. Молодых парней всех отправили служить в американскую армию, скорее всего они уже на пути к островам в Тихом океане. Поэтому он считает, что и у тех, кто пока не вышел на связь, шансов остаться в живых почти нет, и все силы будут направлены на обеспечение ее работы.
На следующее утро, после того как, прибыв в Вашингтон, они устроились в гостинице, Хорхе Родригес, так сейчас звался Судостроев, побывав в нескольких квартирных бюро, а потом за огромные деньги, по причине военного времени, взял в прокате автомобиль, и они поехали выбирать жилье в аренду для Эрики. Приглянувшийся домик в Арлингтоне, пригороде Вашингтона, Судостроев оплатил, не скупясь, за полгода вперед, обговорив обязательные комиссионные, как для «себя», так и для своей «юридической конторы», чем вызвал неподдельное восхищение маклера.
А для Эрики, выросшей в коммуналке Наро-Фоминска, это жилье предстало как сказочный дворец. Вообще, на нее произвели впечатление и небоскребы Нью-Йорка, и построенные в помпезном стиле неоклассицизма административные здания Вашингтона, но вот свое гнездышко — это не укладывалось в голове. Шикарная гостиная, кухня — на первом этаже, красивая лестница на второй этаж, две спальни с ванной наверху, уютный солнечный дворик, о таком стоило бы мечтать. Эрика побродила по дворику, не решаясь почувствовать себя хозяйкой такого богатства, но вскоре Хорхе закончил переговоры с маклером и пригласил ее в дом.
— А теперь о деле... — Судостроев устроился на диване в гостиной, придвинув журнальный столик к нему. — Вот на первое время. — Он достал из своего портфеля увесистый сверток. — Здесь сто тысяч, особенно деньгами не сори, помни, что ты бедная эмигрантка.
— Сто тысяч! Долларов?
— Больше пока не могу, это тебе на полгода, при разумной экономии можно спокойно прожить. Тем более что Америка вступила в войну, всякие крутые деликатесы исчезнут, так что соблазнов не будет.
— Павел Анатольевич, да куда такие деньжищи!
— Меня зовут Хорхе, Эрика, привыкай, здесь нет Павлов, а тем более, Анатольевичей. Далее, руководство пока задач разведывательного плана тебе не ставит. Поэтому — учи язык, привыкай к обычаям, вливайся потихоньку в жизнь «общества». Понимаешь, о каком обществе идет речь. Информации о профсоюзах и рабочих кружках у нас по уши. Нам нужен выход в самые верха. Как?
— Действительно, как?
— А вот на этот вопрос ты сама мне должна дать ответ в следующую встречу. Как вариант, предлагаю попробовать себя в чем-нибудь интеллигентском, например в рисовании. В школе какую отметку по рисованию имела?
— Пять баллов, но ведь это же только школа...
— Открою страшную тайну, наша средняя школа, по сравнению с американской — как два московских университета. Попробуй, авось звездой станешь. Будут у тебя великие художники зависать, старого доброго Хорхе и не вспомнишь.
— Шутите все, товарищ Хорхе!
— Какие уж тут шутки. В общем, твоя основная задача — стать своей в столице. Ты под патронажем товарища Берии, поэтому любые, даже самые экстравагантные выходки в Союзе никого не смутят. Побольше хорошей, доброй наглости, американцы это любят. Если возникнут действительно серьезные проблемы — связь через дядю Сему. Но это — на самый экстренный случай. Помни, что девяносто девять процентов разведчиков провалились на связи. Эрика, постарайся решать свои вопросы сама.
— А какие вопросы могут возникнуть?
— Какие? Ну, например, откуда деньжишки?
— Наследство.
— А как ты его через границу перевезла, ведь в декларации его не было. Потом, а почему вы, фрау, не ходите в церковь, вы ведь представитель дворянского рода, должны соблюдать правила приличия...
— У нас, у нацистов... — в шутку начала оправдываться девушка.
— Забудь про нацистов! — Голос Судостроева вмиг приобрел жесткость и даже злость. — Забудь вообще про немцев. Если тебя и будут колоть, так это как раз та тема, к которой прицепятся. Никаких гансов в окрестностях! От любого бежишь к ближайшему полицейскому.
— Так серьезно?
— А ты что, до сих пор не поняла всю серьезность своей работы? Да то, что ты до сих пор жива — чудо! Ты думаешь, я от нечего делать трачу столько времени на твое устройство. Нет, наверно, действительно придется заняться тобою вплотную.
Решение ее вопроса Судостроев нашел поздно ночью, проведя несколько телефонных переговоров. В итоге «бывшая баронесса» пригласила к себе на службу некоего Вернера Штольца, «беженца» от режима Гитлера, который перебрался в США три года назад, но до сего времени так и не нашел себя на «земле обетованной», бродяжничая по южным штатам. На следующий день Вернер Штольц, сухонький старичок неопределенного возраста, появился в доме баронессы и сразу приступил к обязанностям мажордома.
А еще через день Судостроев покинул гостеприимный дом, и Эрика наконец по-настоящему почувствовала себя хозяйкой своего гнездышка.
Вашингтон. Осень 1941 года.
Обладательница немалого богатства, Эрика Фон уже на второй день своей новой жизни отправилась знакомиться с местными достопримечательностями. Парикмахерская, бакалейная лавка, булочная, почта — все находилось в двух шагах от ее дома. Не обманули риелторы. Действительно, чуть более высокая цена за дом сторицей оправдывалась удобным его расположением. Невдалеке — протестантская церковь. За углом — полицейский участок и аж два пивных бара. Такое ощущение, что американцы изголодались по спиртному за время «сухого закона» и теперь пытаются впрок создать запас спирта в организме. Всезнающий Вернер объяснил ей самые простые правила поведения в США, все гораздо проще, нежели учили ее в разведшколе, но простота эта требует не просто знания — привычки.
Здесь не принято улыбаться незнакомым мужчинам, а то еще подумают черт знает что, и уж упаси Бог, улыбнуться негру. Их вообще не принято замечать. Зато в общении с «равными» просто необходимо излучать дружелюбие. Видимо, привычка ведет свою историю со времен освоения Дикого Запада, когда за кривой взгляд могли и пристрелить, а улыбка в тридцать два зуба спасала от такого исхода.