Далее девушке перекрашивали волосы, наряжали в богатую роскошную одежду и меняли старые документы на новые — «липовые».

Первая часть плана была успешно выполнена, сейчас она находилась в гостинице, расположенной на расстоянии одного дня пути до столицы. В соседнем номере заселились двое сопровождающих ее мужчин, молчаливых, спокойных и сдержанных, которые за все время пути обмолвились с ней едва ли больше, чем десятком фраз.

Перед мысленным взором Елении вставали умиротворенные спящие лица Намии, Лидии и Мирайи, которым вечером, накануне той ночи, в которую она должна была исчезнуть, дали легкое снотворное — они не должны были ничего знать, чтобы случайно не проболтаться.

Сердце Елении разрывалось от горя, когда она целовала подружек в лоб, нежно заправляла непослушные кудрявые пряди Намии за ухо и тихо прощалась с каждой — вряд ли они ещё когда- нибудь увидятся. На память от каждой она взяла милую безделушку.

Больнее всего было прощаться с Ником. Мальчик сладко спал, не подозревая, что завтра, когда проснётся очень рано и тихо прокрадётся в женскую половину приюта, чтобы, как последние полгода, снова "мешаться" под ногами у старших подруг, задавать детские вопросы и учить их жизни, он не найдёт той, к которой привязался, как к старшей сестре, которой у него никогда не было.

Еления не хотела даже думать о том, что он подумает и к каким выводам придет, как и о Рональде, с которым последняя прощальная встреча вышла совсем не важной.

Рон, конечно, не догадывался, что они видятся в последний раз, и не мог нарадоваться нежному и внимательному отношению Ели.

Еления была стеснительной и скромной в выражении чувств, поэтому за все время они поцеловались лишь два раза.

Но в тот день, когда Еления понимала, что видит эти обожающие ее глаза, скорее всего, в последний раз, что нежные и сильные руки Рона больше никогда не обнимут её, на неё нашло какое-то отчаянное затмение.

Они гуляли по зимнему вечернему саду приюта, углубившись, как полюбилось недавно, в самый дальний уголок. Рон что-то рассказывал ей, но разные отчаянные мысли молоточками стучали в висках, и девушка не могла сосредоточиться, чтобы вникнуть в суть рассказа.

Когда же Рон осторожно, но уверенно привлёк ее к себе, она запрокинула голову и заглянула в темно-зеленые глаза, утонув в их глубине, а потом с внутренним отчаянием тесно приникла к нему и сама потянулась к губам.

Поцелуй был жадный, долгий, сумасшедший. Взрослый. Она задыхалась, но цеплялась пальчиками за лацканы его дорогого тёплого пальто. Он крепко обнимал ее, зарываясь лицом в душистые волосы, которые растрепались от жадных пальцев.

— Я люблю тебя, — шептал Рон, нежно целуя милое лицо. — Как же я люблю тебя, солнышко моё.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А я тебя, — шептала она с закрытыми глазами, чтобы он не видел глаз, наполненных слезами, подставляя лицо под нежные губы, замирая от счастья и горя одновременно.

Но мелкие слезинки все равно вырвались из плена, и Рон почувствовал под губами соленую влагу.

— Почему ты плачешь? — испуганно зашептал он, отстраняя ее и с тревогой заглядывая в заплаканные глаза, которые широко раскрылись и с отчаянием смотрели на него.

Еления только покачала головой, не в силах что-то ответить — огромный ком стоял в горле, и она боялась разрыдаться.

— Еля, ты должна знать, что я больше жизни люблю тебя, — серьезно прошептал Рон, — мы всегда будем вместе, слышишь?

Она кивнула, снова промолчав, но слезы ещё быстрей стали оставлять дорожки на нежных щеках.

Рон нежно привлёк ее в объятия и очень крепко обнял.

— Солнышко моё, я не говорил тебе, — пробормотал он в макушку. — Когда ты выпустишься из приюта, я заберу тебя, слышишь? Ты станешь моей ластаной. Я уже обо всем переговорил с отцом, он не против и поддерживает меня — ты ему очень нравишься.

Еления молчала, приникнув щекой к груди Рона, засунув руки под пальто и крепко обняв его. Сердце юноши взволнованно билось, пальцы зарывались в ее волосы, нежно перебирая распущенные пряди, губы шептали признания, а ее сердце разрывалось одновременно от нежности к нему и от боли расставания.

Ластана… Он никогда не узнает, что она все равно не стала бы ею. Не стала бы делить с другой женщиной его нежность и поцелуи, время и внимание. Разве можно делить с кем-то любовь? Либо она есть… одна на двоих… либо это не любовь, а издевательство над человеком и его чувствами. Почему Рон не понимает этого?

Рано или поздно они бы расстались.

Только почему так рано?!

Она не думала, что будет так больно.

Рон взял в ладони любимое лицо и снова наклонился за поцелуем. На миг что-то странное больное отразилось в ее глазах, которые тут же поспешно закрылись, и она уже не увидела, как он замер, настороженно разглядывая нежное лицо с длинными слипшимися от слез ресницами.

— У нас все будет хорошо, Еля. Я обещаю тебе.

Хорошо? Он просто не знал, кто вышел за ней на охоту.

Когда около одиннадцати вечера в дверь номера в гостинице постучали, Еления сначала встревожилась, но, услышав за дверью спокойный голос Сандра, одного из сопровождающих до места назначения, немного успокоилась и, заинтригованная, открыла дверь.

Теперь же в совершенном недоумении она взирала на вечерних посетителей, уже вошедших в гостиную и молча смотрящих на неё непонятными любопытными взглядами. Захотелось даже взглянуть на себя в зеркало, чтобы убедиться, что у неё не выросли рога и не испачкано лицо. Того парня, что пришёл с Сандром, мог удивить новый цвет ее волос, хотя… вряд ли он вообще помнит, как она выглядела раньше. Еления узнала того, кто в день ее рождения грубо оскорблял Рона и насмехался над ним, и абсолютно не понимала, что он «забыл» в ее номере.

Тревожила беспокойная мысль о том, что могло случиться, и почему один из сопровождающих полицейских решился побеспокоить ее в такое позднее время, ещё и в сопровождении незнакомца.

Мужчины все ещё молчали, внимательно разглядывая ее, и беспокойство Елении росло по нарастающей, а их заинтересованные непонятные взгляды стали раздражать и настораживать, хотя командир полиции Диннар Роннигус заверил, что его люди — Сандр и Алекс — лучшие в своём деле, и она может во всем рассчитывать на них.

Согласно легенде обращаться к ним необходимо по именам, изображая близких людей (Сандр — брат, а Алекс — друг семьи), поэтому и сейчас не стала отходить от легенды.

— Сандр, что-то случилось? — Еления очень требовательно посмотрела на своего сопровождающего, высокого, крепкого и серьёзного мужчину, с коротко остриженными темными волосами и мужественным лицом, но, к своему удивлению, так и не дождалась ответа, и вынужденно спросила: — Зачем он здесь? — кивком указала на курсанта.

— Случилось, — поначалу немного растерявшийся Дан взял себя в руки. — Встретил друга — Колина Мароу — он захотел извиниться за недостойное поведение.

Брови Елении поползли вверх, она переводила удивленный взгляд с одного мужского лица на другое, заметив, что Колин бросил недовольный взгляд на Сандра, и не знала, плакать, смеяться или ругаться! Что за нелепость?!

— Извиниться? Передо мной? Сейчас? Вы с ума сошли?! — и, повернувшись к курсанту, холодно добавила: — Если есть желание извиниться, то вам нужно извиняться перед Рональдом Аверином, над которым вы зло насмехались в тот вечер, а не передо мной.

В голове же билась подозрительная мысль о том, как вообще могли быть друзьями тайный агент полиции тридцати пяти лет и военный курсант, которому от силы двадцать один-двадцать два года?

Парни с удивлением переглянулись, что не ускользнуло от внимательного вопрошающего взгляда Елении.

— Тот случай не даёт мне покоя, — Колин сделал пару шагов по направлению к Елении, заметив, что та сразу напряглась, и почувствовал ее недоверие и раздражение. — Я тогда некрасиво повёл себя…