Она вздрагивала от рыданий — покачивала на руках котёнка.

Барсик не спускал с меня глаз.

Я опустил взгляд, увидел на ногах девчонки испачканные уличной грязью комнатные тапки. В этот раз я не уточнил у соседки, кто такой этот «он»: помнил, кто обидел Барсика. Посторонился.

Велел Кукушкиной:

— Заходи.

Лена послушно переступила порог. Лежавший на её ладонях котёнок пугливо прижал уши, но не замолчал. Девочка баюкала его на руках и тихо подвывала — будто вторила кошачьему мяуканью.

— Вон в ту комнату его неси, — сказал я. — Около своей кровати я постелил полотенце. Видишь? Клади Барсика туда. И под ноги смотри! Не споткнись о порог. Только твоего разбитого носа нам сейчас и не хватало.

Я прикрыл дверь — защёлкнул замок.

Лена протопала в указанном направлении. Но не рассталась с котёнком — замерла в шаге от лежавшего на полу старого полотенца (в «прошлый» раз мама мне выдала его только вечером). Обернулась, всхлипнула.

— Ванечка, он умрёт?

— Да не реви ты так, успокойся, — сказал я. — Ничего с твоим Барсиком не случится — точно тебе говорю. Часа через полтора он уже еду попросит. Блюдце молока выпьет. Вот увидишь.

Кукушкина утёрла нос рукавом школьного платья.

Я едва удержался — не схватился за голову, при виде её поступка. Вновь протянул Лене носовой платок — пионерка его опять будто и не заметила.

— Ванечка, это правда? — сказал Лена. — Барсик поправится?

Барсик поддержал её вопрос пронзительным мяуканьем.

Девочка прижала котёнка к своей груди. Тот осмелел: оттопырил уши.

Я щёлкнул выключателем, зажёг в комнате свет.

— Выживет, — ответил я. — Даже не сомневайся. Поначалу будет слегка подволакивать задние лапы — это недолго. Но к вечеру твой котёнок побежит, как молодой козлик.

Я взглянул на широко открытые кошачьи глаза.

Барсик чуть склонил на бок голову, замолчал.

Я мысленно добавил: «А ночью этот пушистый зассанец заминирует лужами весь пол в моей комнате».

— Ладно… — произнесла девочка. — Ванечка, я его… положу. Можно?

Я кивнул.

Лена нерешительно опустилась на колени. Дрожащими руками она уложила на махровое полотенце вновь заголосившего белого котёнка. Тонкие тёмные косички соскользнули с её плеч и на пару секунд повисли, подобно сталактитам. Я вспомнил, что в «прошлый раз» не сразу нашёл место для пушистого гостя: помнил и тогда о маминой аллергии на кошачью шерсть. Девчонка в прошлый раз выпустила Барсика из рук лишь при появлении своего папаши: она котёнка попросту выронила на пол — под ноги своему родителю. И обзавелась набором свежих царапин на руках: зверёк неохотно покинул пригретое место на девичьих ладонях. Около часа мохнатый в тот день просидел под моей кроватью. Пока не проголодался.

Кукушкина погладила Барсика по голове. Взглянула на меня.

— Ванечка, это я виновата, — затараторила Лена. — Если бы я не забыла ключи, папа бы не вступил в ту большую лужу. И не разозлился бы. Он уставший с работы пришёл. Понимаешь? А там… лужи.

Она покачала головой.

— Барсик ещё маленький, — сказала Кукушкина. — Он пока не знает, куда нужно писать. Я ему объясняла, но… Раньше я протирала пол — после школы. И проветривала квартиру. А сегодня не успела.

Она всё же взяла мой платок — громко высморкалась в него. Рукавом платья пионерка утёрла слёзы. Махнула головой — отбросила на спину косички.

— Это потому что я раззява, — сообщила она. — Я не взяла ключи. Они так и висели на гвоздике около двери. Хорошо, что не потеряла их. Сделать новые ключи — денег стоит! А папа…

Шмыгнула носом.

— Нужно было мне первой в квартиру зайти, — заявила Кукушкина. — Тогда бы я сразу дала папе тапочки. И он не намочил бы носки. А Барсик… Барсик бы тогда не упал с высоты.

Лена снова скривила губы и заскулила.

Котёнок поддержал её завывания жалобным мяуканьем. К дуэту их голосов добавилась громкая трель дверного звонка. Соседка замолчала, насторожилась.

«Явился, не запылился», — подумал я.

Бросил через плечо взгляд — в прихожую. Лена схватила меня за руку (сдавила моё предплечье холодными влажными пальцами). Барсик вновь испуганно прижал к голове уши.

— Кто это? — прошептала соседка.

Она затаила дыхание — прислушалась к доносившимся со стороны лестничной площадки звукам.

— Это ко мне пришли, — ответил я. — Не волнуйся.

Высвободил из девичьего захвата руку.

Сказал:

— Всё будет хорошо, Лена. Оставайтесь здесь. Я скоро вернусь.

Дверь в свою комнату я прикрыл — чтобы не травмировать психику юной гостьи сценой моего общения с её нетрезвым папашей. Не спеша сменил домашние тапки на уличные ботинки (ещё холодные и влажные). Я не гадал, кто именно сейчас топал ногами, шумно пыхтел и терзал кнопку звонка за дверью. Потому что знал: этот шум предшествовал появлению на пороге моей квартиры разъярённого толстощёкого соседа. Я не сомневался, что слышал точно такие же звуки и в «прошлое» третье сентября. Ведь ещё по дороге из школы домой я воскресил подробные воспоминания о событиях того дня: и конкретно — о непрошеном визите в мою квартиру пьяного отца Лены Кукушкиной.

В «тот» раз Кукушкин ворвался в нашу прихожую, будто рассерженный бык. Он тогда буквально отбросил меня со своего пути. Я врезался после его толчка плечом в стену и неподвижно замер — ошалело таращил глаза, следил за беспардонными действиями своего соседа. Кукушкин в тот раз ещё с порога увидел свою дочь; вбежал в мою спальню — отвесил Лене звонкую оплеуху. Звук от его удара прочно засел в моих воспоминаниях. Как и визг котёнка, которого Кукушкин пинком отбросил под кровать. «Стерва!» — вспомнил я крик соседа. Не забыл и то, как он схватил свою дочь за тонкую косичку и поволок жалобно скулившую Лену прочь из моей квартиры — точно непослушную собачонку на поводке.

Я завязал на обуви шнурки, топнул толстыми подошвами по полу. В дверь застучали кулаками — под напором соседа затрещала дверная коробка. Я снял очки, сунул их в карман висевшей на крючке куртки. Мир тут же утратил чёткие очертания, превратился в скопление разноцветных пятен. Я несколько раз сжал и разжал кулаки — размял пальцы. Отметил, что сердце в моей груди билось неторопливо и спокойно — будто перед обычным тренировочным спаррингом. Выстроил в мыслях цепочку дальнейших действий: продумал её сегодня ещё до появления на моём пороге Лены и Барсика. Не дал волю своему воображению — оно не превратило пьяного соседа ни в грозного соперника, ни в стихийное бедствие.

Правой рукой я вцепился в дверную ручку — левой открыл замок. Дверь тут же рванула к моему лицу. Но не добралась до него: ударилась о мой ботинок. В нос мне ворвался украшенный ароматом чеснока спиртной запах. Я невольно затаил дыхание. Сощурил глаза. В дверном проёме увидел силуэт Кукушкина. Не разглядел выражение его лица. Но не сомневался, что сосед (как и в прошлый раз) кривил губы и сверлил мою переносицу грозным взглядом. Не изменился и его наряд. Кукушкин пока не облачился в домашние треники. Но снял дома рубашку. Полосатые подтяжки свисали с его мешковатых брюк подобно аксельбантам. А на его ногах я скорее угадал, нежели рассмотрел, одетые на босые ноги тапки со стоптанными задниками.

— Уйди, пацан! — выдохнул мне в лицо толстощёкий сосед.

Он и навалился на дверь — подошвы моей обуви заскользили по полу.

Я не выпустил дверную ручку (да и дверные петли выдержали напор нетрезвого Кукушкина).

— Где эта стерва?! — прошипел сосед.

Я вновь едва не задохнулся от смрада его дыхания. Но не задохнулся — лишь прослезился (мутная мокрая пелена заволокла мои глаза, плохо видевшие без толстых линз очков).

— Где она?! — повторил Кукушкин.

Он ринулся в щель между стеной и дверью — натолкнулся на преграду в виде моего худощавого тела.

Но он не снёс меня со своего пути: в этот раз я не сдался и не отступил.

— Стоять, бояться! — прокричал я ему в лицо.