— Поняла, что любишь его, — тоже тихо ответил Рон.

Еля подняла лицо и внимательно всмотрелась в спокойное лицо друга.

— Нет. Не очень, — осторожно ответила она, чувствуя себя странно неудобно.

— Ясно, — с невозмутимым лицом ответил Рон. — А он любит тебя?

— Не знаю, — Еля уже удивлённо смотрела на необыкновенно серьезного парня. — Я ему нравлюсь, но любит ли, не знаю. Он никогда… ничего не говорил, — тоскливо добавила она.

Что-то странное мелькнуло в глазах цвета бутылочного стекла.

Тоже тоска? Решимость? Отчаяние?

Еля не успела разглядеть — Рон прижал её головку к груди, обнял и пробормотал:

— Пока я жив, никому не позволю тебя обижать.

— Он не обижал, — шёпотом возразила Еля, прислушиваясь, как гулко бьется сердце…

Кого? Кто в итоге ей Рон? Друг? Бывший возлюбленный? Несостоявшийся фиктивный жених?

— Я знаю, что не обижал, — вздохнул Рон. — Но из-за него ты плачешь, а я не могу выносить твои слёзы.

Еления затихла и прикрыла глаза.

Некоторое время они молчали, каждый думая о своём. А потом Рон вдруг спросил:

— Ель, станешь моей невестой, наконец? Надо же оградить тебя от ухажеров. А потом подумаем, как сделать из тебя императрицу Ровении.

— С ума сошёл? — с недоверием пробурчала Еля, пытаясь поднять голову и снова посмотреть в глаза… сумасшедшего Рона?

— Давно уже, — непонятно ответил Рон, сильнее сжимая Елю в объятиях, придерживая рукой голову, не давая ей посмотреть на него. Он не хотел, чтобы она узнала, как ему сейчас больно. — Только мое сумасшествие, как недавно выяснилось, не лечится. Только хуже становится.

Конечно, хуже. Если бы Ричард или отец узнали о том решении, которое он сейчас принял, то, однозначно, отправили бы его в дом для умалишённых.

Рональд Аверин решил, что сделает всё возможное и невозможное для того, чтобы девушка, которую он любит, стала счастливой. Если для этого она должна выйти замуж за императора Ровении, значит, так тому и быть.

Земля Фурий давно уже не помнила такой многочисленной делегации на своей территории. Караван из людей принца Эдварда Данери из Ровении оказался бесконечным, а сам принц… невозможно злым.

Красивое породистое лицо аристократа из древнейшего рода было перекошено, серые глаза горели яростью, а губы так крепко сжаты, что интуитивно Фурии обходили стороной высокопоставленного гостя.

— Не остыл ещё? — Бердайн Огдэн в простой домашней одежде вышла из своего дома, холодно и величественно взглянув с каменных ступеней на спешившегося мужчину.

— Где она? — резко повернулся к ней Эдвард.

— Кто? Твоя учтивость и вежливость? — Фурия в недоумении приподняла бровь. — Даже не знаю.

— Бердайн! — проскрежетал зубами бывший шпион. — Не провоцируйте меня!

— Даже так? — Верховная Фурия презрительно скривила губы. — А то, что будет? Ваше великое высочество мне угрожает?

Свита Данери и Фурии, тоже окружившие место представления, замерли в напряженном ожидании. Эдвард тоже напрягся. Он не ожидал ласкового приема, но такое?!

— Мое великое высочество? — холодно переспросил он, наконец, что-то поняв для себя. — Вы решили, что я… — он опустил голову, а когда поднял её, то взгляд стал невозможно колючим. — Вы долгое время скрывали от меня состояние Мадлен. Я считал, что она не желает видеться со мной, игнорирует меня, а она… все это время находилась между жизнью и смертью. Я же об этом не имел понятия. Вы считаете, я не понимаю, чьим был приказ не ставить меня в известность? — последнюю фразу Эдвард почти прорычал, а все слушавшие его зрители вздрогнули от неожиданности.

— Моя внучка много раз находилась в похожих ситуациях за… последние двадцать — пятнадцать лет, — сухо процедила Бердайн. — Где ты был, Эдвард, когда был ей нужен? Очень далеко? Вот и сейчас возвращайся туда, откуда приехал и оставь Мадлен в покое.

— Оставить в покое?! — некоторое время мужчина в полнейшей прострации смотрел на королеву фурий. — Я приехал просить руки Мадлен.

— Вот и говорю: возвращайся, потому что согласия я тебе не дам, — ты не достоин даже ее ноготка, а ты хочешь целую руку.

Зрители застыли. Эдвард Данери тоже замер, не отрывая взбешённого взгляда от Верховной Фурии, унижающей его на глазах его людей и ее подданных.

Что это? Месть? За все года, которые Мадлен была несчастна по его вине? Теперь старая мымра не позволит им пожениться? Но Мадлен… любит ли его Мадлен?

Эдвард почувствовал внутреннюю панику. Если бы Мадлен любила его и хотела за него замуж, то не позволила бы состояться этому цирку.

О чем он думает?! Мадлен без сознания уже много дней и понятия ни о чем не имеет.

А если она говорила бабке о том, что не пойдёт за него замуж? Наверняка говорила, как и ему.

— Я никуда не уеду, — жестко ответил принц Данери. — Я привёз с собой лучших целителей Ровении и хочу лично услышать ответ вашей внучки. Если она откажет мне, тогда я уеду.

«Все равно вместе с ней», — мысленно добавил сам себе мужчина.

— Я не окажу вам гостеприимство, — сухо и высокомерно ответила Бердайн. — Там лес, — неопределенно махнула она рукой, — можешь там лагерь поставить, — она повернулась и скрылась в доме, облегченно выдохнув, посколько устала изображать из себя высокомерную стерву.

Все получилось так, как она и хотела. Унизила этого засранца Данери при всем честном народе, хоть немного отомстив за свою кровиночку. Раз. Дала понять, что так просто Мадлен ему не достанется. Два. Эдвард все стерпел и остался. Три. Потому что любит Мадлен!

Осознание последнего факта наполнило пожилую Фурию практически счастьем. Неужели её внученька умница-красавица, наконец, спустя многие годы, станет счастливой? Исполнится её мечта и она выйдет замуж за засранца Данери?

Бердайн мысленно усмехнулась. Если бы его императорское высочество смог прочитать её мысли и то, как она его мило называет, то, скорее всего, у него случился бы сердечный приступ.

А если бы потом узнал, что на самом деле королева фурий все же считает его очень даже достойным мужчиной, который сможет сделать её внучку счастливой, то получил бы второй.

Прошло уже два дня, как делегация из Ровении разместилась в лесу, недалеко от Главного дома, где проживала Верховная Фурия, и госпиталя, где находилась Мадлен.

Эдвард возвращался с водопада, в котором искупался, потому что другой возможности освежиться у него и его людей не было, когда заметил в лагере знакомую светлую головку Елении. С ней он расстался всего час назад, но сейчас худенькая, изящная, светловолосая фигурка беспокойно металась по лагерю, скорее всего, в поисках него. Сердце защемило: с какой новостью девушка ищет его?

Эдвард вышел из-за деревьев и замер на окраине лагеря, боясь сделать ещё один шаг.

— Господин Эдвард! — бросилась к нему Еления, как только увидела. — Она пришла в себя! — выдохнула она, а огромные прекрасные глаза на уставшем личике засияли от счастья.

Да, эта малышка определенно любит его Мадлен! На сердце отлегло: как же он оказывается испугался, что новости могут быть плохие.

Потом Еля еле успевала бежать за широким шагом Данери, который, не теряя времени, отдав распоряжения в лагере, сразу направился к госпиталю. Он буквально летел на крыльях, невольно мысленно сравнивая себя с влюблённым юнцом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Как Мадлен чувствует себя? — с опаской, наконец, спросил Елению, с трудом поспевающую за ним. Но замедлить шаг он не мог и не хотел.

— Очень слаба, но всех узнаёт и все помнит, — ответила Еля с видимым облегчением, и Эдвард понял, что тоже почувствовал невероятное облегчение, потому что очень боялся того, что Мадлен придёт в себя и ничего не вспомнит, — целители Ровении предупреждали его о подобном.

Последние дни понимание того, что Мадлен может забыть и его, как Елю, приводило Эдварда в ужас.