Когда он понял, что сможет прожить без Елении?

В первый раз ещё до событий в Тюрьме Пустоши, когда смирился с её выбором.

А после страшных и кровавых событий десятилетней давности, наверное, тогда, когда исчезла Дария, и он мог думать лишь о дочери и о том, как её найти.

И тогда, когда его жизнь находилась на волоске между жизнью и смертью, и его охватила страсть к нежданной спасительнице из Эннии — к Мирии, которая почему-то вместо того, чтобы его добить, решила спасти.

В те тяжёлые дни он совсем перестал думать о Елении, своём разбитом сердце, её исчезновении и о том, кто был в этом виновен.

Лишь когда Мирия решила открыть кулон, который он никогда не снимал, чтобы узнать, кто ему так дорог и всегда находился рядом с сердцем, он словно очнулся от непозволительно долгого затмения и остро осознал, что Еля так и не вернулась, и что с ней случилось, никто не знает.

Что он почувствовал тогда?

Прежде всего, боль. Неожиданно резкую, острую, пронизывающую. Отрезвляющую. Которая со временем притупилась, но больше никогда не отпускала. И огромную вину. Как он смог забыть о Елении, о том, что сейчас ей возможно плохо, страшно и одиноко?

Ещё охватило сожаление — о том огромном чувстве, напоминавшем беспощадный пожар, в котором он горел и сгорал долгие годы, и которого больше не чувствовал. А потом принятие очевидного — со временем пожар в груди превратился в скромный огонь, — тот, который зажигают раз и навсегда в храмах мира Арде, который невозможно потушить ни водой, ни дуновением воздуха и который ничего не сжигает вокруг, а лишь вселяет в сердца веру и надежду на чудо.

Ещё он почувствовал непривычную для себя беспомощность, ведь он ничем не мог помочь той, которая сейчас в этом очень нуждалась, которую обещал защищать.

Будучи правой рукой герцогини Мадлен Данери, Рональд понимал, что если Еления Огдэн вернётся, он одним из первых об этом узнает.

Иногда он подслушивал разговоры наместницы императора с Верховной Фурией и императором Ровении, поэтому знал, что проходил месяц, другой, год, пять лет, и ещё долгие годы с момента исчезновения Елении, а она не возвращалась.

Временами, когда становилось совсем невыносимо, Рон открывал кулон и любовался двумя милыми лицами — маленькой девочки и девушки, которые когда-то давно искусно изобразил художник… В этот момент его нельзя было трогать или отвлекать…

И вот, спустя долгих десять лет, Еля вернулась.

Из другого мира.

К его удивлению, Мадлен Данери узнала о возвращении приёмной дочери лишь спустя два месяца после появления той на Земле Фурий. Как и Майстрим Данери. Который умудрился ввести в заблуждение весь мир Арде своей фиктивной женитьбой. И Рональда в том числе.

Что он почувствовал в тот момент, когда отец сообщил ему последние новости из столицы и заявил о том, что нужно явиться для присяги Елении Данери, ставшей фурией, тёмным магом и императрицей Ровении?

Наверное, сперва — огромную растерянность и недоверие; затем — беспокойство и волнение, ведь Еля стала тёмным магом, скорее всего, сильнейшим в мире Арде, о чём не знал разве что ленивый.

Как и о том, что тёмная магия является запрещённой в Ровении.

Но, как оказалось, не для императрицы Ровении, для которой немедленно был составлен и подписан необходимый указ императора, одобренный не только Хранителями порядка Ровении, но и Хранителями мира Арде.

Рон часто задавался вопросом: почему именно с этой девушкой постоянно случаются совершенно невероятные вещи?

Она стала приёмной дочерью фурии — прекрасной и невероятной Мадлен Огдэн, а потом и всего клана фурий, а ведь раньше фурии никогда не принимали в клан людей…

Именно она потребовалась самому сильному и кровожадному монстру их мира, живущему в Тюрьме Пустоши…

Из-за опытов сумасшедшего и гениального Оливара Варниуса Еля и сама стала фурией; спасла императора и его семью; стала тёмным магом… и императрицей Ровении…

Ответ пришёл сразу — Еления Роннигус… Огдэн… Данери… невероятная девушка, особенная. И поэтому судьба у неё совершенно необыкновенная.

Сейчас, когда он смотрел на молодую прекрасную женщину, принимающую от самых могущественных и знатнейших ровенцев клятвы верности, Рональд совершенно отчётливо осознал, что у него никогда не было шансов пройти мимо Елении и не влюбиться.

Она одна такая.

И он всегда будет любить её, пусть уже и не так, как в юности.

В памяти возник образ молодой женщины, который стал тоже дорог. Когда он собрался в столицу, его ластана Мирия вышла вместе с сыновьями проводить его.

Мылыши тут же забрались на него, Рон подхватил младшего Илана на одну руку, а старшего Мирала — на другую. Младший рос копией Мирии, а старший с каждым годом все больше становится похож на него.

— Ты едешь к ней? — спросила его ластана.

Тонкая, высокая, гордая, с заплетёнными по-эннийски каштановыми косами до пояса, аристократка Мирия Орис смотрела пристально и с укором.

— К её величеству. Если ты об этом, — сдержанно ответил он. — Я должен принести клятву верности. Вместе с представителями своего рода.

— Ты всё ещё любишь её? — голос молодой женщины не дрогнул, прозвучал резко и враждебно.

Рональд тогда со скрытым удивлением всмотрелся в лицо ластаны, в невероятные шоколадные глаза с золотистыми крапинками, полные неожиданной для него тоски и ревности. Мелькнула мысль, откуда Мирия узнала о его чувстве? Они никогда не говорили об этом и о том, кого он хранит у сердца рядом с Дарией.

— Мирия, я должен ехать. Я не буду задерживаться. Вернусь быстро, — он поцеловал сыновей, опустил мальчуганов на землю, взъерошил им красиво уложенные тёмные волосы, а потом посмотрел на застывшую рядом молодую женщину.

— Ты не ответил на вопрос, — глухо проговорила Мирия.

— Потому что тебя это не касается, Мири. Тебя должно волновать моё чувство к тебе и к нашим детям, а не моё отношение к императрице Ровении, — сдержанно ответил Рональд.

— Это она в твоём кулоне, — отрывисто прошептала ластана, отворачиваясь, уводя за руки сыновей. — Она стоит между нами.

Рон смотрел, как Мири уходит, в груди стало тесно, на душе паршиво. Хотел вернуть её, но не стал. Мири была не права. Он точно знал, — Еля не стояла между ними. Ни тогда, ни сейчас. Совсем нет.

Он любил Мири, сильно, страстно, готов был отдать за неё жизнь, но любил по-другому.

Так, как он любил Елю, вряд ли сможет ещё кого-то когда-нибудь полюбить.

Такое чувство бывает лишь однажды.

Майстрим Данери внимательно наблюдал за церемонией принесения аристократами Ровении клятвы верности его жене. Он «читал» каждого ровенца, подходящего к Елении, определяя искренность говорящего.

Двоих из всех присутствующих пока для себя отметил. Теперь ими займётся разведка — от неприятных и нежданных сюрпризов как-то подустал за много лет.

Когда к Елении подошёл Тинар Корденис с женой и уже взрослыми детьми, Май подумал, как и много лет назад, когда получил письмо о помощи от бывшего смертника, скрывающегося от власти, что правильно сделал, настояв на амнистии у Хранителей мира для бывшего Главы полиции Ровении.

Сейчас Корденис занимал высокий пост в полицейском управлении на севере империи и приносил родной земле и её жителям много пользы, так как справедливый и честный полицейский преданно служил своему императору и империи.

Супружеская пара Корденисов выглядела очень представительно, помолодевшей и совершенно счастливой. Как и их симпатичные дети.

А потом в тронном зале появилась последняя за сегодняшний приём ровенка, которая должна была принести клятву верности своей императрице, — та, которая заставила взгляды всех присутствующих мгновенно на ней скреститься.

Придворные затаили дыхание, пока его первая жена, в девичестве Эмия Онери, а сейчас ставшая ещё одной герцогиней Данери, шла через весь зал к императрице, мягко ступая, крепко держа за руку маленького мальчика — его приёмного сына, принца Касса Данери.