Тангор печально покачал головой и посмотрел на Фишура. Тот развел руками – мол, я же предупреждал… Потом они ушли, и у постели Рангара осталась только Лада. Она присела на краешек кровати, и по ее щекам медленно скатились две слезы.

Они покинули гостиницу на следующее утро, когда еще даже не начало сереть. Грустно поскрипывали колеса фургонов, цокали, тоже грустно, копыта тархов; звуки вязли в липкой, казавшейся зловещей тишине. У самых ворот, распахнутых настежь и никем не охраняемых, их ожидало странное приключение. Серая тень отделилась от стены и какая-то женщина, приблизившись с поклоном, протянула скакавшему верхом впереди головного фургона Рангару сверток.

– Кто ты? – спросил удивленный Рангар. – И что ты мне дала?

– Я вдова Энориса Пукурфита, – прошелестело в ответ. – Ты отомстил за него и достоин носить это.

С этими словами она еще раз поклонилась и исчезла не хуже самого Рангара.

Тем временем к нему уже подъехал замыкавший обоз Тангор и подбежали соскочившие с козлов Фишур и Лада, правившие соответственно первым и вторым фургоном.

– Какая-то женщина назвалась вдовой убитого Керчермаром гладиатора Энориса Пукурфита и дала мне этот сверток, – ответил Рангар на немые вопросы в глазах друзей. И начал разворачивать плотную ткань.

– Очень странно, – сказал Фишур, – откуда эта женщина могла знать то, что никто, кроме нас четверых, не знает? Что-то здесь не чисто. Знаешь… – и осекся. Потому что в этот момент Рангар закончил разворачивать сверток, и Фишур только и смог, что судорожно глотнуть воздух.

Тангор громко ахнул.

Мягкая, невесомая, текучая чернота заструилась по рукам Рангара; в ее глубине, на грани восприятия, вспыхивали и гасли нежные серебристые звездочки, что-то едва уловимо переливалось и сверкало там, как паутинка в темной пещере под случайным, заблудившимся лучиком света, как язычки темно-фиолетового пламени в невообразимой дали, в ночи, отодвинутой в беспредельность…

– Черный нифриллит! – выдохнул Тангор с благоговением. – А я-то думал, это все байки… И Дайн говорил, что черного нифриллита нет в природе…

– Ты знаешь, сколько стоит эта кольчуга? – звенящим голосом спросил Фишур. – Больше миллиона литаров! По слухам, такие кольчуги есть только у Императора и его Первого Маршала! Она стоит дороже, чем дворец принца Дольмерже, чем пинта онгры!

– В чем ценность черного нифриллита? – спросил Рангар почему-то шепотом. – В красоте, уникальности?

– Он неизмеримо прочнее обычного, серебристого нифриллита, – ответил Фишур. – К тому же гораздо легче. Ты говорил, что в поединке с Алларом Гормасом тебе удалось пробить нифриллитовый щит… но то был серебристый нифриллит. Черный нифриллит пробить невозможно.

– Мой мир тоже знает материалы, обладающие поистине фантастической прочностью, – задумчиво произнес Рангар. – Но подобного я что-то не припоминаю… Дело в том, что самый прочный материал, известный у нас, обладает и огромным удельным весом. Как производят черный нифриллит?

Фишур усмехнулся.

– Его не производят. Его находят. Как алмазы, например. И как из алмазов искусной огранкой получают великолепные бриллианты, так из кусочков черного нифриллита, размягчая его в адском огне, куют кольчугу и другие доспехи. Кстати, никому еще не удалось расплавить черный нифриллит. Даже в самой жаркой топке он становится лишь чуть-чуть мягче и едва-едва поддается инструментам кузнецов. И лишь двум-трем кузнецам из всей их гильдии разрешено работать с черным нифриллитом. Это лучшие из лучших, высшая иерархическая ступень гильдии, они так и называются – кузнецы черного нифриллита.

– Ну и что мы будем делать с этой величайшей драгоценностью? – спросил Рангар, так и этак вертя в руках уникальную кольчугу.

– Как что? – воскликнула Лада. – Тебе ее подарили, тебе ее и носить!

– Может, Ладушка, тебе ее надеть? Честное слово, у меня будет на душе спокойнее.

– Нет, – покачала головой девушка. – Нельзя дареное другому отдавать. Да и великовата она мне.

– Да-да, брат, она твоя по праву, – прогудел Тангор.

– Они правы, Рангар: тебе ее носить, – сказал Фишур.

– Что ж… раз вы так считаете… – Рангар еще немного полюбовался на диво в своих руках, мельком взглянув на кольцо. Кольцо не подавало признаков жизни, что означало: магии в кольчуге не было. А значит, была технология – высокая, неведомая. Чужая.

– Так тому и быть, – сказал Рангар, – я надену кольчугу. Только давайте выедем из поселка. А то что-то слишком уж популярной персоной я тут стал.

И вот уже остался позади Поселок Рудокопов, а перед ними стелился, петляя между холмами, Северный тракт. Двигались они на юг, едва заметно сворачивая к востоку; только через сто пятьдесят лиг им предстоит повернуть на восток окончательно и выехать на равнинные просторы северной части долины Яанга. Но произойти это должно не ранее чем через два дня, а до того им придется вдоволь вкусить холмов и взгорий, и главное – миновать Холодное ущелье.

Если удастся.

За световой день карликовый обоз из двух фургонов и двух охранявших их всадников преодолел семьдесят лиг. Фишур играл роль Феопена Китаура, Лада – в мужском платье и с наклеенными щегольскими усиками – была его "сыном" Петеоном, Рангар и Тангор выступали в качестве наемных воинов-охранников. Дважды их останавливали патрули, но документы подозрений не вызвали, и Фишур возблагодарил судьбу, что додумался прихватить настоящие документы, а фальшивые оставил истинному Феопену. Но это было, пожалуй, единственным светлым пятном в том облаке неумолимо сгущающегося мрака, что незримо для глаз, но отчетливо для сердца и души конденсировался вокруг них; это напоминало исполинскую зловещую тень, наползавшую безжалостно и неотвратимо.

На единственном привале, который они позволили себе в первый день пути после Поселка Рудокопов, об этом, не выдержав, заговорила Лада.

– У меня такое чувство, будто вокруг сгущается зло. И чем дальше мы едем, тем сильнее оно становится.

Лада лишь опередила других; подобное испытывали и они.

– Да, что-то такое просто носится в воздухе, – мрачно произнес Фишур. – Гнусное ощущение. Ты тоже чувствуешь это, Тангор?

– Еще бы! Только не носится, а… как это сказать… разлито, во. Как чернила.

– А ты, Рангар?

– Есть что-то, – отозвался Рангар как-то неохотно. – Я воспринимаю это, как… давление на черепушку. Словно кто-то вперил мне в затылок тяжелый, злобный взгляд. Но, что характерно, в этом пристальном, злобном внимании нет магической компоненты, иначе мое кольцо давно бы уже дало об этом знать.

– Кто знает, лучше это или хуже, – философски заметил Фишур. – На твое кольцо можно рассчитывать в борьбе против зла колдовского, а что или кто спасет нас против обычного, человеческого зла?

– До сих пор мы довольно успешно сами спасали себя, – сказал Рангар. Но оптимизм напрочь отсутствовал в его голосе.

– Ты позволишь мне высказаться откровенно? – спросил Фишур. – Не будешь злиться?

– Чего это я должен злиться? – Рангар попытался изобразить усмешку, но неудачно.

– Потому что ты всегда злишься, когда я заговариваю об этом. Так вот, судя по тому, какое зло накапливается и концентрируется вокруг нас, мечам нашим вряд ли суждено отсидеться в ножнах… Нам придется драться и придется убивать, иначе убьют нас.

Желваки комьями вздулись на скулах Рангара. Но ответил он подчеркнуто спокойно:

– Не обижайся на откровенность в таком случае и ты, друг Фишур. У меня складывается впечатление, что ты в последнее время стал слегка забывчивым. Я говорил, говорю и буду говорить, что я против жертв излишних и ненужных, паче жертв невинных, кровью которых, к моему величайшему сожалению, доселе был отмечен наш путь. И именно таких жертв я намерен избегать в дальнейшем. Это не значит, что я буду увещевать врагов, которые покусятся на жизнь кого-либо из нас. К таким я по-прежнему буду беспощаден, и могу заверить тебя, что поднявший на нас меч от меча и погибнет. Так в древности говаривали мои предки. Что касается предчувствий… Да, и я почти уверен, что избежать схватки и кровопролития нам не удастся. К сожалению.