Но и Глезенгх'арр достал его: бритвенный коготь монстра чиркнул по левому бедру Рангара, где уже тело не защищала кольчуга, и теперь кровь струей стекала по ноге.

Глезенгх'арр увидел и почуял кровь; алчно поднялась верхняя губа, обнажая кривые желтые клыки, и он длинным алым языком лизнул окровавленный коготь-нож. Однако подавил желание немедленно броситься на врага, памятуя неожиданный, мощный и, главное, непонятный отпор; теперь он решил быть более осторожным, хорошо понимая, что время сражается на его стороне – с каждым заном человек терял все больше и больше крови, к тому же очень скоро должно было подействовать секретное оружие Глезенгх'арра – парализующий яд на его когтях.

Тревожно зашумели, заволновались трибуны; никто из зрителей не уловил обмена ударами, но окровавленная нога Рангара была видна всем, в то время как о сломанных ребрах Глезенгх'арра знали лишь сами бойцы.

И начался зловещий танец смерти; зрители по-прежнему воспринимали поединок лишь фрагментарно – настолько быстры были атаки и контратаки, каскады ложных и обманных ударов; но Рангар видел, что движения противника стали чуть менее стремительны и что некоторые из них причиняют ему боль, и поэтому Глезенгх'арр начал инстинктивно избегать их, тем самым сузив диапазон своих боевых возможностей, – сказывались сломанные ребра.

Но и Рангару приходилось худо; болела нога, будто жгли ее раскаленным железом, и пока еще малозаметными волнами начала накатываться слабость то ли от потери крови, то ли от какой-то заразы, туда попавшей. И он понял, что до конца раунда в такой изматывающей манере боя, которую навязал ему Глезенгх'арр, ему не продержаться.

И тогда, собрав все силы и максимально сконцентрировавшись, Рангар начал атаку, зная, что она будет последней – либо для него, либо для Глезенгх'арра.

Будто темная молния ударила в монстра, но непостижимым образом тот вывернулся и ушел из зоны атаки, пропустив лишь один скользящий удар в правое плечо; впрочем, и этого хватило, чтобы перебить ему ключицу. Но, падая, полудемон своей невероятно длинной ногой ухитрился ударить и достал-таки правое бедро Рангара, разорвав его чудовищным когтем до самой кости. Рангар упал, обильно окрашивая белый песок Арены в алый цвет и ощущая – внезапным накатом – странную одеревенелость всех мышц, но особенно – в изуродованных когтями полудемона ногах.

Глезенгх'арр приподнялся и медленно встал; левая рука его болталась, как тряпичная, но он уже знал, что победил. Приблизившись к поверженному противнику, он задрал вверх голову и исторг леденящий, торжествующий вопль.

Стон ужаса и отчаяния пронесся над трибунами, выплеснулся в пространство над Ареной и унесся далеко за ее пределы. Казалось, вся столица вскрикнула от боли и сострадания. И тонко, пронзительно, страшно закричала Лада. Голос ее пронзил сознание Рангара, сорвав с него предсмертную пелену; он, как всегда, различил и выделил его из десятков тысяч других, и крик этот словно сдвинул в нем что-то, открыв такое, о чем он сам и не подозревал.

Глезенгх'арр знал, что из того положения, в котором лежал, истекая кровью, его поверженный противник, ударить невозможно, и продолжал издавать вопли, задрав голову и потрясая здоровой рукой; знал об этом и сам Рангар. И все же какая-то немыслимая, запредельная сила подняла в воздух его искалеченное тело, стряхнув цепенящую одеревенелость, и когда монстр заметил движение, было уже поздно, и его не спасла ни феноменальная реакция, ни фантастическая быстрота. Рангар нанес удар левой ногой – страшный и неотразимый; хрустнули, ломаясь, кости черепа, и голова Глезенгх'арра, ставшая вдруг одним плоским куском кровоточащей массы из костей, мозгов и мяса, упала вниз, увлекая за собой отвратительное паучье туловище с еще дергающимися в конвульсиях конечностями, и монстр, не ведавший, что такое поражение и смерть, бездыханный рухнул на песок Арены.

Все рано или поздно узнается.

Рангар, едва передвигая подгибающиеся, чужие, ватные ноги, направился к туннелю, хотя каждый шаг отдавался в мозгу вспышками нестерпимом, непередаваемой боли, и цепенящее одеревенение вновь сковало мышцы. Он знал, что должен самостоятельно покинуть Арену, чтобы не засчитали ничью.

И тут вулкан Арены впервые за весь поединок в полную силу выстрелил торжествующим ревом восторга. Потом рассказывали, что слышали его чуть ли не в Лемаре. Но Рангар ничего не слышал и не видел: черная вязкая пелена поглотила все вокруг, и он упал – но уже в туннеле.

Победителем!

Рассматривая линию судьбы Рангара Ола на Коарме, можно проследить три отчетливо различающихся этапа. Первый, весьма краткосрочный, был связан с его появлением на острове Курку и закончился в тот момент, когда он отправил на небесный остров Таруку-Гарм маркиза ла Иф-Шоона и его телохранителей. Нам он представляется точкой или, точнее, пятнышком невеликих размеров; эта точка или пятнышко могут быть приняты за начало координат. Далее линия его судьбы становится собственно линией, которая, однако, несмотря на все ее изгибы и зигзаги, являлась одномерной (точнее – для читающих эти строки математиков – _однопараметрическим годографом_). Это отнюдь не значит, что не существовало иных параметров, пытавшихся воздействовать на линию и превратить ее в более сложное множество точек – просто их влияние было пренебрежимо малым. После Валкара _линия_ превращается в _поверхность_ – появляется, в качестве второго параметра, новый мощный фактор, хотя еще вполне четко прослеживается _направление_ (и поэтому можно говорить не о поверхности вообще, а о _ленте_).

В точке только что завершившегося поединка лента расслаивается, события становятся многомерными и начинают меняться с калейдоскопической быстротой, чем-то напоминая воронку водоворота. Последнее сравнение тем более уместно, что водоворот имеет ось симметрии и ярко выраженную _линию действия_.

Лада дважды теряла сознание: первый раз от удара ужаса и горя, когда Рангар упал, а из его ноги ударил алый фонтан; но она быстро пришла в себя, готовая грудью броситься на пики ограждения Арены, чтобы оборвать ненужную теперь жизнь, и смогла увидеть заключительный аккорд этого немыслимого боя, и вторично упала в обморок – уже от невыразимого облегчения и счастья.

Охранники-маги тотчас перенесли Ладу с Арены в ее покои.

Рангара внесли в гладиаторскую; он едва дышал, бледный как мел от потери крови и действия яда. Впрочем, ни раны, ни яд не были смертельными, и хороший лекарь-маг смог бы за полтэна устранить угрозу жизни Рангара и за два дня поставить его на ноги. Однако у людей, сгрудившихся возле топчана, куда положили Рангара, были иные цели. И уже не было здесь верзилы Чонкора и гранд-мага лекаря; у ложа Рангара находились другие. Их было трое: высокий человек в черном одеянии с вышитыми серебром знаками мага-грандмагистра Змеи, и еще двое в серых жреческих мантиях. Главный палач Змеи Картек и высокопоставленные функционеры тайной службы жрецов Рион и Верлеф. Рядом с топчаном стоял большой, окованный железом ящик.

– Приступим, – произнес Верлеф и взглянул на Картека. Тот напрягся, лицо его жутко преобразилось, он пробормотал длинное и сложное заклятие, воздел руки… и две синие молнии сорвались с его пальцев и вонзились в грудь Рангару. Тот дернулся всем телом, лицо его мучительно исказилось…

– Все, – сказал Картек. Грудь его ходила ходуном, глаза остекленели, он шумно и хрипло дышал. – Ничего… себе… – сообщил он в перерывах между вздохами, – даже… полумертвый… он сопротивлялся… дико сопротивлялся…

– Но сейчас он мертв? – спросил Верлеф нетерпеливо.

– Мертвее… не бывает, – отозвался Картек, дыша все еще тяжело.

– Хорошо. Теперь давай табиту, – заговорил дотоле молчавший Рион.

Картек отер крупными каплями выступивший на бледном лбу пот и сделал жест, в другое время выглядевший бы небрежно, но сейчас потребовавший видимых усилий. Тут же сама собой откинулась крышка ящика, и оттуда медленно, медленно и страшно встал… живой Рангар.