Сейчас Май наблюдал, как из зала выводили Елению, тоже закованную в амагические наручники. Бледную, растерянную, с потухшим взглядом, вызывающую огромное сочувствие и желание защитить, которая до сих пор была в ученической строгой форме университета полиции, сейчас в мятой и несвежей.

Верховная фурия Бердайн Огдэн, ее сестра целительница и Криста смотрели девушке вслед. Лицо Верховной выражало жёсткость и решительность, а выражения лиц других фурий также не оставляли сомнений в том, о чем они думали и что чувствовали.

Май выхватил из зала встревоженное и потерянное лицо Миры. Их глаза встретились, и брат прочёл ужас и отчаяние в глазах сестры. Он ответил спокойным и уверенным взглядом, пытаясь вселить и в неё уверенность в том, что с ним будет всё хорошо. Увидел, как плечи Миры немного расслабились, а ужас сменился надеждой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А потом Май неожиданно увидел в нижних рядах зала в простой непримечательной одежде мать. Строгое бледное лицо, прямая спина и тонкие пальцы, сжимающие изо всех сил платок. Бывшая герцогиня Данери, жена военнокомандующего не испугалась и появилась на суде. А где тогда отец? И Эдвард? Их лиц Май не увидел, хотя стал жадно рассматривать лица присутствующих. Его взгляд вернулся к матери, и она слегка кивнула, а тонкие нервные пальцы сложились в фигуру, что на языке жестов означало «Надежда». Он должен надеяться и не отчаиваться.

Две жертвы Варниусов. Еления Огдэн и он, Май Данери. Почему именно они?

Зачем родственникам императора Ансара понадобилась Еля, Май уже понял. А какую опасность представлял он? Или, действительно, хотели наказать за покушение на жизнь принца Оливара?

Что являлось правдой из того, что сказали сегодня на суде? Еления — иномирянка? Правда или ложь?

Он понял, что девушка призналась во всех грехах, в каких только можно, потому что ей угрожали. В то, что Еления действительно являлась ведьмой, Май не поверил даже на секунду. Сколько раз он чувствовал её… сколько раз читал искренние чувства… Ведьма не могла быть такой чистой, открытой и невинной. Чем же ей угрожали?

Стражи подали Маю знак, что пора выходить из зала Правосудия. Он повернулся к друзьям.

— Я запрещаю вам что-либо предпринимать для моего спасения, — ровным голосом произнёс он. — Но я не прощаюсь, — губы скривились в улыбке. — Найдите отца и Эдварда.

Колин, Дан, Мик и Анатоль хмурыми взглядами провожали фигуру своего командира с невозможно прямой спиной и гордо поднятой головой. Они не проронили ни слова, слишком поражённые несправедливым судебным заседанием, которое произошло на их глазах.

— Пособник ведьмы… Демон… Предатель… — шептали в спину Мая те, кто пришёл получить бесплатное зрелище, в котором нуждались, как в хлебе.

«Разве такое возможно?.. Разве можно осудить человека практически на смерть за то, что он не совершал?..» — молча думали те, кто пришёл не ради зрелища, а ради самих осуждённых в надежде на справедливый судебный процесс, а столкнулись с полным пренебрежением закона и моральных принципов. Они были в меньшинстве и явно понимали это, поэтому старались сохранять невозмутимые лица, чтобы не вызвать гнев власть держащих.

Бердайн смотрела на внучку и не верила своим глазам и ушам. Эти сволочи сделали это?! Посмели?!

— Я не понимаю, о ком ты говоришь, бабушка, — огромные фиалковые глаза Мадлен на бледном уставшем лице с искренним недоумением смотрели на Верховную Фурию. — Девушка-иномирянка? Еления? Мы приняли её в семью? Зачем? Почему я не помню её?

— Что они сделали с тобой? — с яростью прошипела Бердайн, крепко схватив молодую женщину за плечи, слегка встряхивая похудевшее тело, с тревогой вглядываясь в дорогое лицо, но Мадлен ответила растерянным взглядом.

Верховная Фурия отпустила внучку и резко обернулась к сестре:

— Ордайн, посмотри, что с ней!

Фурия-целительница медленно подошла к сестре с внучкой, Верховная сделала шаг назад, и она внимательно осмотрела недоумевающую Мадлен. Диннар с подозрением наблюдал за каждым её движением.

— А что случилось? Чем вы так расстроены? — удивлённо поинтересовался он.

Но Бердайн Огдэн не ответила ему, с напряжением провожая взглядом каждое движение сестры. Наконец, та оставила в покое заинтригованную Мадлен и подняла мрачный взгляд на Верховную.

— С ней сделали то, чего я больше всего боялась? — процедила та.

— Да.

— Осмотри Диннара, — резко приказала Верховная Фурия.

Также внимательно целительница осмотрела подполковника полиции, который уже с меньшим любопытством, чем сестра, следил за Фурией, — в его взгляде сначала отразилось понимание, а затем — злость.

— Нам подчистили память? — он пристально смотрел в хмурые глаза Верховной, пока целительница Ордайн осматривала его.

— Да, — глухо ответила та. — Хорошо, что ты быстро это понял.

— Что мы должны забыть? — севшим голосом спросил мужчина, сильно побледнев.

Мадлен подошла к Верховной и тоже заглянула той в лицо с вопросом во взгляде.

— Не что, а кого, — мрачно проговорила Бердайн Огдэн, переглянувшись с сестрой. — Вам убрали любые воспоминания, связанные с одним человеком — девушкой по имени Еления. Только зачем? Они явно понимали, что мы все можем рассказать.

— Чтобы уменьшить привязанность, — спокойно ответила целительница. — Рассказы — это не воспоминания, не память, не сердечная привязанность.

— Память можно вернуть? — Бердайн невольно затаила дыхание в ожидании ответа, но выражение лица целительницы сразу лишило надежды.

— Нет, — Ордайн с сочувствием смотрела на сестру-правительницу. — Если бы им поставили блок, его со временем получилось бы снять, а им стерли память.

— Расскажите нам все по порядку, — Диннар присел в кресло в кабинете Бердайн, — уверен, что рассказ будет долгим.

Лицо мужчины стало каменным, только в глазах горело бешенство.

— Очень долгим, — вздохнула Бердайн Огдэн, у которой сердце от тревоги за одну хрупкую нежную девчушку ещё больше сжалось в тугой комок.

Фурия тяжело присела напротив Диннара в кресло, подождала, когда сядут Мадлен с Ордайн, и начала рассказ.

— Я совсем не помню её, — глухо произнесла Мадлен после долгого и проникновенного рассказа Верховной Фурии.

Они с Диннаром промолчали все повествование, иногда переглядываясь, он — хмуро, она — растерянно, очень внимательно слушая Бердайн.

— Конечно, девочку надо вытаскивать, — задумчиво проговорил Диннар. — Только как вызволить её из Тюрьмы Пустоши? До сегодняшнего дня это было совершенно невозможно.

Следующие полчаса они обсуждали возможные варианты спасения Ели, но так и не пришли к какому-либо решению.

А потом Диннар вышел проветриться и прогуляться, поскольку бушевавшая в нем ярость не давала нормально думать, целительница тоже вышла проверить своих пациентов, а Мадлен сразу же спросила у Верховной, пытаясь казаться спокойной.

— Бабушка, что тебе известно об Эдварде?

— Он с генералом Данери на Востоке империи. Пытаются собрать Хранителей. Они были на судебном процессе: он под чужой личиной, генерал под гримом. Когда поняли, что вам больше ничего не угрожает, а Мая они не смогут сразу вытащить, так как его с Еленией отправили в Тюрьму под конвоем из огромного количества Теней рода Варниусов, они отбыли на Восток.

После недолгого молчания Мадлен тихо спросила:

— Бабушка, что мне делать с Эдвардом? Ещё недавно я была уверена, что никогда не прощу его, а потом он чуть не умер, и я готова была простить ему все. Затем меня забрали в тюрьму, и я снова подумала, что так и не смогла стать счастливой даже на несколько мгновений рядом с любимым мужчиной.

Бердайн внимательно слушала внучку и видела, как той тяжело.

— Я хочу простить его и не могу, потому что обида не даёт это сделать. Сейчас я понимаю, что нужно спасать Елению и Мая, и мы снова увидимся с ним, но как мне с ним себя вести? Что ты посоветуешь, бабушка?