Выпить молодого императора Майстрима?

Пожалуй. Чтобы иномирянка больше о нём не думала. Она сама выберет для неё пару. Если будет нужно. Того же Духа. Смертник для Нее более интересен. Пусть его и любит девчонка. Тем более Дух точно к иномирянке неравнодушен.

А этот ровенец…

Слабый. Недостойный.

Не смог поднять меч, чтобы защитить свою жалкую жизнь.

Не смог драться.

Позволял себя уничтожить. Смотрел на неё и не двигался. С мечом в руках. Пусть скованных амагическими наручниками, но… всё же…

Разве это воин?

Воины мира Арде всегда дрались не на жизнь, а на смерть.

Все, кого Она знала. Даже Сид Умас. И Мираль Конели тоже. Все, кого Она выпила.

Оливар Варниус находился в растерянности. С одной стороны, тюремный целитель понимал, что именно здесь и сейчас создавалась невероятно удачная ситуация для побега сына — Духа. Такая, которая никогда больше не повторится.

Сын находился в лазарете, не в камере и не в карцере, где в последнее время стал частым гостем; в Тюрьме Пустоши сейчас происходило такое светопреставление, что ни тюремным охранникам, ни Стражам сейчас явно не до смертника Духа и его передвижений; Южные ворота Тюрьмы вырваны с корнем, и путь на свободу открыт…

Но, с другой стороны, Оливара останавливало следующее: в Тюрьме Пустоши объявлено чрезвычайное военное положение, и при попытке бегства смертника последнего скорее всего убьют без суда и следствия. Если поймают, конечно.

Целитель понимал, что решение нужно принимать быстро, — времени на раздумья не было: час — другой, и в Тюрьме Пустоши снова всё станет работать как часы, вместо ворот придумают какую-либо магическую преграду, если уже не поставили, вместо Умаса назначат нового начальника тюрьмы, начнется расследование…

Профессор, взвесив все «за» и «против», решительным шагом направился в лабораторию, — ему необходимы эликсиры и сыворотки.

После лаборатории с полным саквояжем всего необходимого Варниус отправился в лазарет.

По тюремным коридорам Южного корпуса уже бежали вооружённые с ног до головы Стражи из других корпусов, с хмурыми и сосредоточенными лицами. Они окидывали фигуру Оливара внимательными подозрительными взглядами, потому что в лицо никто мужчину не знал, отмечали его темно-зелёную форму целителя, и всё же просили предъявить документы. Дополнительно интересовались, куда целитель направляется.

— В лазарет. К тяжело больным, пострадавшим после последних летасов Пустоши, — честно отвечал Оливар, и его отпускали.

В палату пострадавших от летасов он почти влетел. Охраны у дверей, как он и ожидал, не было.

Трое сильных мужчин — Дух, Демон и Рональд Аверин — лежали почти рядом и до сих пор находились без сознания.

У Оливара возникла замечательная идея, которую он и претворил в жизнь, больше не колеблясь ни секунды.

Он вколол сыворотку памяти Рональду Аверину, а потом добавил сыворотку силы. Экспериментов по применению последней целитель пока не проводил, сыворотка силы была из его последних гениальных изобретений.

Учёный стал ждать. Если сразу побочных эффектов не произойдёт, то потом их тоже не будет. В данном обстоятельстве Оливар был полностью уверен. И тогда он вколет сыворотку силы сыну, потому что иначе Дух ещё не скоро очнётся, — весь организм был отравлен сильнейшим ядом растений летасов.

Через несколько минут, которые показались Оливару бесконечно долгими, Рональд Аверин слегка пошевелил пальцами и открыл глаза. Мужчина сощурился, заморгал и стал осматриваться.

Варниус замер и ждал, наблюдая. Он знал, что ровенец сразу его не заметит, так как увидеть его сложно, — он отошёл в дальний угол палаты. Учёный надеялся, что ему удалось создать совершенную формулу без побочных действий.

Ровенец неуклюже и медленно поднялся, сел на больничной койке, стал оглядываться, увидел, в каком изодранном состоянии находится его мощное тело, и замер, с удивлением себя осматривая.

Оливар почти не дышал. Он ждал чуда. И очень надеялся на него. Ровенец должен встать и пойти, несмотря на внешние раны на теле. И должен быть полным энергии и силы.

Аверин спустил ноги на пол, осмотрелся, задержался взглядом на двух бессознательных мужских телах. Мужчину слегка шатало из стороны в сторону. И вдруг мощная фигура напряжённо застыла, Оливар понял, что ровенец почувствовал его присутствие.

Рональд медленно обернулся и уставился на него немигающим внимательным взглядом. Варниус почувствовал, что мужчина узнал его. Именно как Оливара Варниуса, бывшего принца империи, а не как тюремного целителя Тюрьмы Пустоши.

Некоторое время Аверин молчал: видимо, многочисленные воспоминания проносились в голове ровенца, заставляя того мрачнеть на глазах. Когда мужское лицо стало совсем тёмным и хмурым, Рональд спросил:

— Что с Елей? — его голос прозвучал хрипло и надтреснуто.

— Она уже на свободе, — спокойно ответил Оливар, подходя ближе к ровенцу. — Ей удалось сбежать.

Лицо Рональда не отразило испытываемых эмоций, однако с лица учёного он не сводил немигающего холодного взгляда.

— Еления вряд ли ушла бы без тебя, но обстоятельства так сложились, что у неё не осталось выбора, — зачем-то проговорил Оливар, интуитивно поняв, что нужно сейчас сказать окаменевшему мужчине.

— Еля сбежала? — Рональд Аверин смотрел на учёного ничего не выражающим взглядом, и по его застывшему лицу было сложно определить, о чём он думал в данный момент и какие эмоции испытывал.

— Да. За ней пришёл жених — император Майстрим Данери, — бесстрастно ответил Варниус; перед мысленным взором Оливара встала картина с открывшимся порталом. Землянка и её возлюбленный уходили на расстоянии друг от друга, словно чужие.

Неожиданно для себя учёный подумал, что эта картина точно понравилась бы Рону Аверину. Жаль, что он не мог транслировать свои мысли ровенцу.

Аверин молчал.

Смотрел на него немигающим взглядом и молчал.

Молчание затягивались, и Оливар стал нервничать. В конце концов, чего он ждёт? Какой-то речи от ровенца? Благодарности, что спас его от смерти, ещё и не в первый раз? Вряд ли дождётся, а бесценное время, словно песок, утекает сквозь пальцы.

И тут Аверин ровно проговорил:

— Ты снова спас меня. Зачем?

— Ты нужен мне. Поможешь сбежать одному человеку, — немного нервно ответил Варниус.

— Какому?

— Ему.

Оливар кивнул в сторону Духа, взял за ручку саквояж, из которого недавно доставал сыворотки для ровенца, и направился к сыну. Вернее, хотел направиться, когда хриплый сильный голос Аверина остановил его.

— Нет.

Оливар замер на месте и вопросительно посмотрел на мужчину.

— Нет? — с удивлением переспросил он.

Тёмные глаза смотрели на учёного остро и проницательно.

— Сначала ты приведешь в чувство его, — ровенец указал на неподвижное тело Демона.

— Я не могу терять время, — с раздражением заявил целитель. — Долго объяснять, но времени для побега с каждой секундой становится всё меньше…

— Плевать, — Аверин смотрел холодно. — Сначала приведёшь в чувство Демона и его женщину, а потом уже… этого ублюдка.

Оливар побледнел, серые глаза потемнели от гнева.

— Выбирай выражения, — процедил он.

Аверин сощурил глаза.

— То, что эта мразь родилась в законном браке, ещё не говорит о том, что он не ублюдок, — холодно сказал он. — И я как раз подобрал нужное выражение.

— Я не понимаю… — нахмурился Оливар.

— Угу, конечно, — резко перебил его Рон. — Если ты не понимаешь, то я тогда королева фурий Бердайн Огдэн, а этот кусок дерьма совсем не Роланд Варниус, твой сын и предводитель невидимок.

Оливар сжал челюсти, его глаза сузились до двух злых щелей, но Рональд Аверин продолжал говорить, и голос его звучал ровно и спокойно, и от этого его слова воспринимались учёным ещё острее.

— Слушай меня внимательно, великий спаситель человечества. Ты спас мою жизнь, и выходит, что не единожды. Но я плевал на это и не собираюсь целовать твои следы, даже «спасибо» говорить не собираюсь. Ты делал это не из человеколюбия, а я не просил тебя о помощи, сдох бы и сдох, никто особо не печалился бы. Я всегда ненавидел тебя и сейчас тоже ненавижу за то, что долгие годы ты мучил Елю, в ее мире, и в нашем, ставил над ней эксперименты, преследовал, угрожал… — голос ровенца вдруг сорвался, и Оливар невольно вздрогнул. — Я мечтал встретить тебя однажды и свернуть тебе шею.