Некоторое время Рангар стоял, застыв в защитной стойке… какой-то уголок мозга беспрерывно сигнализировал об опасности… затем сделал несколько осторожных шагов вперед. И "надзрением" увидел Фишура, нависшего над сложнейшей конструкцией из разноцветных и разнокалиберных "мыльных пузырей". Тот тоже заметил Рангара, обернулся, уставив на него холодные, чужие глаза… взметнулась рука с предметом, отдаленно напоминающем оружие Черных, но все же заметно отличающееся… Рангар рванулся, уходя влево, но не успел.
Слепящий голубой луч вырвался из трубки, которым оканчивалось оружие, и страшный, обжигающий удар в правый бок швырнул Рангара на пол. Тотчас онемела, точно отнялась, правая половина тела, включая руку и ногу.
– Ты что, Фишур?! – хотел крикнуть Рангар, но лишь хриплый стон вырвался из груди.
– Не дергайся, друг Рангар, – усмехнулся Фишур, по-прежнему незнакомым, чужим взглядом буравя лицо Рангара. – Я не желал и не желаю тебе мучений, и целился, кстати, в голову. Очень уж ты быстр… Твоя помощь оказалась поистине бесценной, но ты выполнил свою миссию, я имею в виду _запланированную мною_ миссию, до _твоей_ миссии мне нет никакого дела, – и должен умереть. Единственное, что я могу сделать для тебя, – это подарить мгновенную и безболезненную смерть.
– Но, Фишур… – прохрипел Рангар, протягивая к нему еще послушную левую руку.
– Не устраивай мелодраму, – поморщился Фишур. – Ты мужественный воин и знаешь, как надо принимать смерть.
С этими словами Фишур подошел почти вплотную к Рангару и нажал на красную кнопку на ребристой рукоятке своего оружия (лазер, вспомнил Рангар, закрывая глаза, да еще совмещенный с парализатором…). Но надзрение не оставило пока Рангара, и даже с плотно зажмуренными глазами он увидел лишь неяркий лучик, на мгновение выскользнувший из лазера и тут же погасший; лицо опалила волна жара, но он по-прежнему был жив.
Ярость исказила черты лица Фишура.
– Проклятие, весь заряд вышел, – прорычал он и, отшвырнув бесполезный лазер, вытащил меч. Глаза его не давали повода даже в малейшей степени усомниться в его намерениях, и тогда, стремительно изогнувшись, Рангар левой рукой выхватил кинжал и метнул.
Все-таки Фишур обладал, по меркам Коарма, превосходной реакцией, но ее явно не хватило, чтобы противостоять фантастической быстроте Рангара. Он лишь чуть-чуть сдвинулся и поэтому умер не сразу, а упал на колени, хрипя и пуская розовые пузыри, и в глазах его невероятное, безграничное изумление вначале сменилось дикой, всепожирающей злобой, чем-то напомнив Рангару взгляд Глезенгх'арра, когда он нанес монстру последний, смертельный удар. Затем чувства медленно погасли в глазах Фишура, оставив холодное, тоскливое безразличие.
– Ты… убил меня… – прошептал он едва слышно. Кровавая пена пузырилась на губах, лицо мучительно исказилось, словно какая-то сила давила его к земле, и он лег, по-прежнему не отрывая глаз от Рангара.
– Если бы я не убил тебя, ты бы убил меня, – с трудом произнес Рангар, ощущая, как душа превращается в ледяную пустыню. – Мне… часто приходилось говорить подобную фразу здесь, на Коарме… но даже в самом жутком кошмаре я не мог предположить, что когда-нибудь я скажу ее применительно к тебе, Фишур. Только теперь, пожалуй, я постиг смысл ужасного пророчества Алькондара, изреченного им в Орнофе, в Храме Змеи. Если я достигну цели, сказал Алькондар, то слишком уж страшной ценой… и все так и оказалось. Кто ты, Фишур, и что все это значит?
Фишур некоторое время лежал, прикрыв глаза; восковая бледность разливалась по лицу, заострялись черты; жизнь медленно, но неотвратимо покидала его.
– Я… все расскажу тебе, если ты дашь слово воина выполнить мою просьбу… последнее предсмертное желание. Теперь уже все не имеет смысла… я упустил последний шанс… поклянись, что ты сделаешь то, о чем я тебя попрошу.
– Но что я должен буду сделать?!
– Взорвать пещеру в Холодном ущелье… ту, где мы нашли прибежище. Взрывчатого вещества понадобится много, пещера хорошо защищена, как ты знаешь… но с техникой твоего мира у тебя не будет проблем. Поклянись, Рангар!
– Кля…нусь, – едва смог выговорить Рангар. Сказать, что он был изумлен, поражен, – значит, ничего не сказать. Даже крепкий глагол "ошарашен" лишь едва передает его чувства в тот момент.
– Хорошо. Я… верю тебе. Теперь слушай. Я… не Фишур… и так же, как и ты, не из этого мира. Более того, я вообще не человек. Моя биология сильно отличается от вашей. Поэтому человеческие существа вызывают во мне… неприязнь, если выразиться очень мягко.
Он помолчал немного, собираясь с силами.
– У меня мало времени, чтобы удовлетворить твое любопытство, поэтому буду краток. Я – воин в моем мире, пилот боевого космического корабля, перехватчик-одиночка, истребитель, рейнджер… Я не ученый, поэтому ничего не могу сказать о причинах катастрофы, приведшей к уничтожению корабля и моей физической оболочки. Я, точнее, мое сознание, уцелело благодаря особой аварийной программе… мой мозг в ничтожный отрезок времени был просканирован и записан в мнемоблоках аварийной капсулы.
Рангар слушал, забыв даже о том, что сам полупарализован. Фишуру (оставим ему это имя) иногда не хватало слов, чтобы передать то или иное понятие, неведомое на Коарме; порой он использовал подобное, хотя и неточное выражение всеобщего языка, иногда заменял его идиомой, но чаще произносил термин на родном языке, одну фразу которого Рангару уже довелось слышать при преодолении энергетического барьера над Тарнаг-армаром. И, странное дело, Рангар понимал все или почти все, отыскивая соответствующие термины в своем родном языке, который он наконец вспомнил полностью.
И вот что он узнал.
Спасательная капсула опустилась неподалеку от того самого ущелья (тогда еще оно не называлось Холодным), где в страшной битве с Ночными Убийцами погиб спустя 108 лет Тангор Маас. Все, что уцелело при посадке, в том числе и мнемонические блоки, роботы перенесли в найденную с помощью интравизионной локации пещеру, надежно скрытую от посторонних глаз. Мало того, автоматы закрыли вход в пещеру толстой плитой из цельного куска скалы, укрепили ее стальной арматурой и соорудили хитроумный отпирающе-запирающий механизм. И потянулось немыслимое, противоестественное существование заточенного в мертвых кристаллах живого сознания. Это была пытка похлеще любого ада, придуманного человеческим или иным воображением. Первые тридцать лет он упорно и с поистине фантастической изобретательностью выискивал способы разрушения мнемонических блоков – иными словами, самоубийства. Однако роботы, во всем подчинявшиеся бестелесному пилоту, отказывались выполнять любые действия, в результате которых – даже с ничтожно малой вероятностью – могли пострадать вместилища сознания их хозяина.
Поймать и привести в пещеру аборигена пилот приказал роботам в рамках все той же идефикс о самоуничтожении. Вначале роботы отказались, выстроив в качестве объяснения этому отказу безупречную (по их меркам) логическую цепь посылок и умозаключений. Пилот разбил эту цепь одним-единственным доводом, продемонстрировав преимущество живого (или полуживого) интеллекта. Он сказал, что абориген не сможет представить угрозы, если его своевременно убить. Роботы долго напрягали свои логические блоки в поисках контрдоводов, но вынуждены были подчиниться, не найдя их. Так в пещере появился первый человек.
Трудно сказать, на что рассчитывал пилот, приказав доставить аборигена. Предварительно собранная о планете информация была крайне неутешительной: во-первых, цивилизация Коарма стояла на низкой ступени развития; во-вторых, по неизвестной причине она свернула с технократического пути; и наконец, разумные существа на планете весьма существенно отличались от собратьев пилота. Тем не менее его ожидала непредвиденная удача: аборигены оказались существами столь легко внушаемыми и с мозгом столь восприимчивым, что даже без специальной транслирующей аппаратуры пилот смог подчинить себе сознание аборигена и, более того, впечатать в него собственную психоматрицу. Конечно, этому в большой степени помогло и то, что раса, к которой принадлежал пилот, обладала достаточно сильными психократическими способностями.