Фишур извлек из принесенной сумы флакончик с плотно притертой пробкой, открыл его, окунул туда кисточку и что-то написал на плите. Вначале буквы были невидимы, но Фишур пробормотал заклинание, и на сером камне отчетливо проступила красивая золотистая надпись: "Здесь покоится вольный гладиатор Тангор Маас из Тиберии, геройски погибший восьмого дня месяца Ширит-Юарм в год Белого Мрурха".

Они еще немного постояли у могилы, затем одиннадцать раз поклонились и ушли.

Квенд Зоал тоже закончил Ритуал и сидел на камне, бессильно уронив руку и опустив голову на грудь.

– Ты так и собираешься сидеть? – спросил Рангар.

– Убей меня, иномирянин, – глухо произнес Квенд, не поднимая головы.

– Я не стану убивать тебя, – сказал Рангар. – Я устал убивать, не хочу даже видеть смерть, а не то чтобы самому…

– Значит, я сдохну сам. Как берх на могиле хозяина. Мне незачем больше жить. Я не хочу жить. Неужели это так трудно понять, иномирянин?

– Зови меня Рангаром. А понять тебя, конечно, можно, но вот приветствовать твое желание нельзя. И ты не прав, когда считаешь свою жизнь утратившей смысл. Разве тебе не важно, кто _на самом деле_ повинен в смерти твоего отца? Ведь ты, надеюсь, уже понял, что моей вины в том нет. Если бы вы не преследовали меня, твой отец жил бы и здравствовал, и твой помощник не погиб бы, и еще многие, очень многие остались бы в живых.

Квенд ничего не ответил.

– Впрочем, поступай как знаешь, – сказал Рангар. – Единственное, о чем прошу тебя, – помоги нам похоронить убитых воинов из охраны обоза и торговцев. Они тоже дрались отважно и достойно встретили смерть. К сожалению, у нас просто не хватит сил похоронить их каждого в отдельности, поэтому сделаем это в общей могиле. В моем мире такие могилы называют братскими.

– Может, дождемся очередного обоза или патруля? – спросил Фишур.

– Нет, Фишур. Неизвестно, когда сюда кто-нибудь заедет. Может, через несколько иттов, а может, и тэнов. Они ведь не стали дожидаться подмоги, когда обнажили мечи на нашей стороне.

Обоз, следующий из Брана в Поселок Рудокопов, появился через полтора тэна, когда тела погибших только-только подготовили к погребению. Обоз состоял из десяти фургонов и отряда охраны из сорока человек. Выслушав немногословный, не во всем правдивый, но вполне правдоподобный рассказ Фишура о происшедшей здесь трагедии, воины дружно взялись помогать в похоронах; чем могли, подсобляли и торговцы. Но только еще через два тэна Ритуал Погребения завершился, и обозы разъехались в разные стороны. Оставшиеся втроем друзья продолжали путь на восток, а встречный обоз – к Поселку Рудокопов.

Квенд Зоал отказался присоединиться к кому бы то ни было и остался у могилы Пала Коора.

Поскольку Ночные Убийцы реквизировали только три фургона, трое друзей нежданно-негаданно добавили к своим фургонам еще пять, да к тому же с товаром (самое ценное, правда, разбойники забрали), и теперь Фишур правил тархами головного фургона, Рангар и Лада ехали верхом, остальные фургоны двигались в связке.

За несколько тэнов пути друзья не перемолвились ни единым словом, каждый глубоко погрузился в печальные думы, и печать невосполнимой утраты лежала на их лицах, и горе стыло в глазах… Несколько раз их останавливали патрули; Фишур рассказывал всем одну и ту же историю и вежливо отказывался от предложения сопровождать их в Бран.

– Уж коли мы уцелели в той страшной переделке, то и до Брана доберемся. А там наймем охрану, – говорил им Фишур.

Так, в печальном однообразии, прошло три дня пути. Горе в душах не только не обмелело – поднялось выше, раздалось вширь и вглубь. Лишь однажды Рангар спросил Фишура:

– Почему ни кхели, ни кхелиты не помогли Ночным Убийцам?

– Кхели днем небоеспособны, они ночные твари. Солнечный свет слепит их и делает вялыми. А кхелиты трусливы. Нам очень повезло, что битва произошла днем.

И Фишур отхлебнул из фляги, с которой в последние дни не расставался.

Ему хоть это помогает, сумрачно подумал Рангар, а тут, если выпьешь, совсем тошно делается.

В Бран они добрались на седьмой день пути. Когда на горизонте в солнечных лучах вспыхнули золоченые башни северо-восточного форпоста империи. Лада задумчиво произнесла:

– После той битвы… и гибели Тангора… нас будто бы оставили в покое. Никто за нами не следит, никто не нападает. Может, все самое плохое и страшное осталось позади?

– Сомневаюсь, – сказал Рангар, вспомнив мрачное пророчество Верховного Мага Змеи.

– Очень хотелось бы, конечно, но…

Он сомневался не напрасно. Впереди их ожидало гораздо больше плохого, чем уже выпало на их долю.

В Бране они поселились в маленькой уютной гостинице неподалеку от базарной площади. На следующий же день им удалось продать перекупщику весь товар оптом и шесть фургонов с тархами. Себе друзья решили оставить один фургон, запряженный двумя тягловыми тархами, и двух верховых тархов. На вырученные деньги они купили новую одежду, доспехи и оружие. Рангар оставил свои мечи, обтягивающее трико и, конечно же, кольчугу из черного нифриллита. Фишур сменил практически все оружие и приобрел красивые доспехи с золотым отливом. Так же поступила и Лада. Отросшая борода и усы неузнаваемо изменили внешность Рангара. Фишур бороду по-прежнему брил, но отпустил усы, придававшие ему вполне респектабельный вид. Лада вновь приняла мужской облик и носила приклеенные черные усики, превратившие ее в юного красавца-кавалера.

Вечером, за ужином, Фишур спросил у Рангара:

– Когда ты думаешь отправляться дальше?

– Даже не знаю. Честно говоря, мне не очень нравится обстановка внутри нашего маленького отряда. Я понимаю, что никто не виноват в этом, но словно что-то надломилось в каждом из нас, совсем притупилось чувство опасности – я сужу по себе, но уверен, что и ты, Фишур, чувствуешь то же самое, не говоря уже о Ладушке, которая совсем потерялась в долинах печали, как говорил поэт. С таким настроением нам дальше ехать нельзя. Первая же атака – и мы хором отправимся на небесный остров. Наша боеспособность сейчас едва ли достигает пятой части от той, которая должна быть. Даже в отсутствие Тангора. И наибольшие опасения вызываю в себе я сам. Просто не знаю, смогу ли после всего убить кого бы то ни было _в любой ситуации_. Даже если мне будет грозить неминуемая смерть.

– И даже если Ладе? – осторожно спросил Фишур.

– Не знаю. Нет, я буду защищать ее изо всех сил, конечно, но… нет, не знаю. Во мне сейчас просто бушует непреодолимое отвращение к насильственной смерти… и в то же время я реалист и прекрасно понимаю, что на нашем пути без нее, как это ни горько, не обойтись. Ни в прошлом, ни в будущем. Просто жуткая ситуация, безвыходная…

– Странно слышать такое из уст лучшего бойца, – Фишур мрачно усмехнулся, – хотя я хорошо понимаю тебя. У самого внутри словно сломалось что-то… Так что будем делать, Рангар? Отступим, сдадимся?

Рангар долго молчал.

– Может, в самом деле бросить эту затею? – робко предложила Лада. – Мы с тобой вернемся домой, Рангар, и вместе с отцом заживем спокойно и счастливо…

Странным блеском сверкнули глаза Фишура, когда он взглянул на Рангара, ожидая ответа.

– Нет, моя милая Ладушка, – вздохнул Рангар. – Не обретем мы покоя на твоем родном острове, как и на всем Коарме, покуда не пройдем предписанный мне путь до конца и не совершим то, что должны и обязаны. А ты, Фишур, не сверкай глазами – я помню о судьбе твоей возлюбленной и о своем обещании. Мы продолжим путь. Я не сдался.

Фишур слегка покраснел.

– Но нам всем надо прийти в себя, – продолжал Рангар. – Ибо ехать сейчас равносильно самоубийству.

– В таком случае – когда? – спросил Фишур.

– Думаю, дня через три. Я посвящу эти дни особым тренировкам… не столько тела, сколько духа. На моем языке это называется медитацией.

– И ты станешь прежним Рангаром, бойцом неустрашимым и непобедимым?