– Зовите меня просто Бун, – сказал он, после того как детективы представились. – Можем мы поговорить снаружи или у вас в машине? Я снимаю дом вместе с целой кучей приятелей, и как раз сейчас там полно народа. И… – Его голос сорвался, в глазах блеснули слезы. – В общем, внутри слишком шумно.

Мэл и Бенуа отвели Селима к своей машине и усадили на заднее сиденье. Сами они сели впереди, повернувшись к нему, и включили лампочку в салоне. Дождь монотонно барабанил по крыше, ручейками сбегал по лобовому стеклу. Температура снаружи упала еще ниже, поэтому Бенуа запустил двигатель и включил обогреватель, от этого стекла почти сразу запотели.

– Когда вы в последний раз видели Кит? – начал Бенуа.

Прежде чем ответить, Бун закрыл глаза, и Мэл, собаку съевшая на допросах, сразу почувствовала, что парень собирается соврать. Хотя, вполне возможно, он просто пытался совладать с эмоциями.

– Кажется, это было два дня назад.

– Кажется? – уточнила Мэл, и он бросил на нее испуганный взгляд.

– Тут вот какое дело, Бун, – сказала она. – Сэм Берковиц, сосед Кит, сообщил нам, что не далее как сегодня вы заходили домой к Кит и выглядели очень обеспокоенным. По его словам, вы разыскивали вашу подругу. Холли Магуайр также сообщила, что вы связались с ней, потому что не могли дозвониться до Кит. Получается, вы разыскивали ее весь сегодняшний день, но затрудняетесь припомнить, когда вы в последний раз ее видели…

– Я что, подозреваемый? Или как?

– Или как.

Бун прищурился, и в его глазах вспыхнул огонек враждебности.

– Сегодня я ее не видел. И вчера тоже. В последний раз мы встречались… за день до Хеллоуина. В среду. Да, точно. Мы играли в П/Д.

– В П/Д? – переспросил Бенуа.

– В «Подземелья и драконы». Это такая настольная ролевая игра. В жанре фэнтези.

– И как Кит вела себя в тот вечер?

– Откровенно сказать, она была на себя не похожа. Хотя это началось еще пятнадцатого июля.

– Пятнадцатого июля? – удивилась Мэл. – Какая точность… А что случилось пятнадцатого июля?

– Это годовщина смерти ее матери. Ее мама умирала долго, мучительно, и Кит вся испереживалась. Ей было нелегко. А потом, когда мама наконец умерла, она долго не решалась развеять ее пепел. Но в этом году, когда со дня ее смерти исполнился год, я сказал, что Кит должна уже это сделать и что я готов пойти с ней. В общем, мы отправились в парк Лайтхаус и высыпали прах с обрыва в воду. Это раз. Два – в тот же день Кит начала работать на новых клиентов… С тех пор она и начала вести себя… странно.

– Вы не знаете, что это были за клиенты? – спросил Бенуа.

– Знаю. Супруги Риттенберг. Они живут в доме, который называется «Розовый коттедж».

Услышав эти слова, Мэл насторожилась.

– Вы знаете, где они живут. Значит, Кит вам о них рассказывала?

– Да. Мы многое друг другу рассказываем… У нас с ней очень близкие отношения. Мы росли в одном городке в горах и учились в одной школе, но я тогда еще не был знаком с Кит – она была на несколько лет младше. Познакомились мы уже здесь: несколько лет назад случайно столкнулись в кафешке в торговом центре.

– А что не так с этими Риттенбергами? – спросил Бенуа. – Ведь это из-за них у Кит начались проблемы?

Бун поерзал на сиденье, потер коленку, откашлялся.

– Я не знаю. Кит ничего мне не говорила.

– Вы только что сказали, что были очень близки, – напомнила Мэл.

– Поэтому-то я и сказал, что она стала странная. Как будто замкнулась. Ушла в себя. Я уверен – что-то произошло, но что? Я даже не знаю, связано ли это с «Розовым коттеджем». Может, Кит просто все еще горюет по матери… Я, конечно, пытался ее расспрашивать, но она отказалась говорить на эту тему. С тех пор между нами все как-то расклеилось, понимаете? Меня это очень огорчало. Я чувствовал, что она больше не пускает меня в свою жизнь, и пытался задавать новые и новые вопросы, но Кит замкнулась и ничего мне не объяснила. В общем, я понятия не имею, в чем дело… Я даже пару раз специально проезжал мимо этого «Розового коттеджа», хотел посмотреть, что и как, но когда Кит об этом узнала, то очень разозлилась. Просто рассвирепела! Сказала, что я перешел всякие границы, что не имею права вмешиваться в ее рабочие дела, но я-то знаю, что работа тут ни при чем. Что бы там ни произошло, это коснулось ее лично. И не просто коснулось, а… – Он тяжело вздохнул. – В последние несколько недель она явно нервничала. Как будто чего-то боялась. Вздрагивала от каждого шороха, от каждого телефонного звонка. Похоже, ей мерещилось, будто ее кто-то преследует.

– Она не говорила кто?

Бун потер подбородок.

– Нет, но мне все-таки казалось, что это может быть как-то связано с этими ее клиентами – Риттенбергами. Возможно, Кит что-то увидела или услышала… – Он выругался и снова с силой потер лицо. – Ладно, я скажу… Но только потому, что очень за нее беспокоюсь. На самом деле беспокоюсь! Кит… очень любопытна. Патологически любопытна. Это у нее что-то вроде зависимости. Кит часто шутит на этот счет, но на самом деле это реальная болезнь. Очень серьезная. Вот я и думаю, что это как-то связано с ее исчезновением. А я ведь предупреждал ее, что любопытство до добра не доводит, но Кит не слушала. Она обыскивала все уголки, стараясь разузнать, что скрывают клиенты. И, похоже, разузнала что-то страшное. Или кто-то застал ее с поличным.

Мэл и Бенуа молча смотрели на Буна. Напряжение в воздухе росло.

– Вы говорите, Кит «обыскивала все уголки»… – негромко начала Мэл. – Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду – она рылась в шкафах, в белье, пыталась вскрывать сейфы, забиралась в хозяйские компьютеры. А еще… – В его глазах снова блеснула влага. – Наверное, с моей стороны это предательство, но… У Кит был аккаунт в Инстаграме – @лисицаиворона. Ну, понимаете, и лисы, и вороны ужасно хитрые, пронырливые, даже вороватые… Так Кит стебалась над миром, который принимает все, что видит в Сети, за чистую монету. Она высмеивала стиль жизни, который пропагандируют социальные сети, – знаете, когда каждый пытается создать себе бренд и втюхать его другим. Вот Кит и притворялась богатой гламурной чиксой, которая только и делает, что путешествует. Я тоже иногда в этом участвовал, потому что это было весело. И в общем-то безобидно. Но в последнее время Кит публиковала слишком много селфи, сделанных в домах клиентов, иногда – в чужих нарядах, в чужих украшениях… Чаще всего она снимала себя в доме Риттенбергов. А один раз… – Не договорив, Бун отвернулся.

– Продолжайте, – сказала Мэл. – Прошу вас, продолжайте. Это может оказаться важным.

Бун нервно облизнул губы.

– Один раз Кит сфотографировалась на фоне детской кроватки, которая предназначалась для их ребенка – ребенка Риттенбергов. В руках она держала результаты УЗИ, так что каждый, кто видел эту фотографию, мог запросто подумать, будто это она ждет ребенка. Если Риттенберги увидели это фото, то… Такое кого угодно напугало бы… А может, Кит нашла в «Розовом коттедже» какой-то компромат. Лично я склоняюсь именно к этому варианту: Кит наткнулась на что-то, что Риттенберги скрывают. Не знаю, что это может быть – может, какая-то семейная тайна… очень важная тайна. Что-то такое, ради чего…

– Тайна, ради сохранения которой можно пойти на убийство? – подсказал Бенуа. – Вы это имели в виду?

Бун опустил голову и уставился на сложенные на коленях руки.

– Да, – проронил он. – Да. Именно этого я всегда боялся. Что из-за своего больного любопытства Кит попадет в большую беду.

– То есть вы считаете, что исчезновение Кит имеет отношение именно к этим ее клиентам? – уточнил Бенуа.

Бун сглотнул.

– Я не знаю. Но Кит стала странно себя вести именно после того, как ей поручили убираться в «Розовом коттедже».

– Вы говорили, что выросли в том же городке, что и Кит, – сказал Бенуа. – В каком?

Бун ответил не сразу.

– В Уистлере. Знаменитый горнолыжный курорт. Я уехал оттуда сразу, как окончил школу. Кит тоже бросила школу и уехала.