– О человеческой жизни? Не преувеличивай, Рэйчел. Он больше не в тюрьме. Он свободный человек. Не знаю, почему ты это делаешь.

Она пододвигает листок бумаги обратно.

– Он не свободен, пока не сможет доказать, что не совершал это преступление. Посмотри, как горожане отреагировали на его возвращение. Посмотри на собственную реакцию.

Она сверкает глазами на меня.

– Это из-за твоей газеты! Из-за того, что он назвал имена.

Я наклоняюсь к ней.

– Трое мужчин попытались убить его еще до того, как он обратился в газету. Они сожгли его дом, и я не верю, что они бы остановились на этом, если бы он не был вынужден обратиться в прессу и припугнуть их. Ты ведь правда не думаешь, что Джеб сжег свою собственность, а потом каким-то образом избил себя монтировкой? Пожалуйста, скажи мне, чей это внутренний номер.

Керриган стискивает зубы. Я радосадованно качаю головой.

– Ладно. Ты можешь хотя бы сказать мне, кто находился на дежурстве вечером восьмого апреля?

– Не уверена, что это публичная информация.

– Разумеется, она публичная. Вы работаете на муниципалитет Сноу-Крик. Налогоплательщики – это ваши работодатели.

– Тогда обратись в мэрию.

Я гневно гляжу на нее.

– Послушай, Рэйчел, ты решила сделаться нашим врагом. Мне и без того достаточно трудно наладить нормальное общение с ребятами. Я не собираюсь выдавать эти сведения.

Я провожу пальцами по волосам.

– Ладно, как насчет тебя? Ты была на дежурстве вечером восьмого апреля?

Она глубоко дышит и продолжает смотреть на меня.

– Пожалуйста.

Она ругается сквозь зубы, снимает со стены пожарный календарь и кладет его на стол. Перелистывает обратно до апреля.

Я замираю, когда вижу фотографию.

– Подожди. – Я опускаю ладонь на календарь. – Там была фотография… Перелистай немного назад.

Она изумленно смотрит на меня и отдает календарь. Я быстро листаю страницы, пока не вижу ту самую фотографию, заставившую меня остолбенеть.

Пожарный стоит, повернувшись мускулистой спиной к фотокамере. Его намасленная кожа блестит, штаны сидят низко на бедрах, открывая верхнюю часть ягодиц. Он работает за водокачкой, но мое внимание привлекает татуировка, которая змеится вверх от обнаженной части ягодиц. Это драконий хвост со стреловидным кончиком.

– Кто это? – шепчу я.

Керриган странно смотрит на меня.

– Многие ребята позировали для этих снимков. Это благотворительный календарь для сбора средств на нужды пожарного депо. Его выпускают каждый год.

– Я о драконьей татуировке.

Извивающийся дракон. Эми, смотревшая, как насилуют Мэрили. Качающийся дракон.

– Да, дракон поперек задницы; эта татуировка у него осталась со школы.

– У кого?

– У шефа Рудигера.

Глухой рев нарастает у меня в голове.

– Ты в порядке, Рэйчел? Что с тобой?

Я кашляю, чтобы прочистить горло.

– Клинт… Рудигер был на работе вечером восьмого апреля? – Я беру листок бумаги с ее стола. – Это его внутренний номер?

До нас доносятся смех и мужские голоса из соседней комнаты.

Керриган заметно бледнеет. Она быстро встает, обходит вокруг стола и открывает дверь.

– Думаю, тебе лучше уйти. Немедленно.

Я гляжу на нее. Ее реакция была подтверждением для меня. Внутренний номер принадлежит Клинту Рудигеру. С татуировкой в виде дракона. Керриган замкнулась в себе; она неподвижно стоит у двери. Но за ее холодным взглядом я различаю нечто еще: шепоток неуверенности и даже страха.

Я медленно поднимаюсь и иду к двери.

– Я не враг, Керри. Мне просто нужна правда.

Она не отвечает. Я ухожу, и она плотно закрывает дверь за мной.

Я быстро иду туда, где оставила Джеба в припаркованном автомобиле. Сажусь на пассажирское место и встречаюсь с его озабоченным взглядом.

– Что случилось?

Я объясняю насчет фотографии Клинта, драконьей татуировки и реакции Керриган.

– Боже мой, – шепчет он.

Я поворачиваюсь к нему.

– Восьмого апреля был четверг, Джеб. Каждую пятницу у Клинта традиционный выходной день, поэтому Керриган всегда работает по пятницам. Если он придерживался своего расписания, то имел возможность быть в Ванкувере в пятницу, когда сгорел дом моей сестры.

Он прищуривается, и жилка у него на лбу над шовными пластырями начинает быстро пульсировать.

– Клинт также соответствует физическому описанию человека, который посетил дом Эми после телефонных звонков.

– Проклятье, – тихо говорит он. Какое-то время мы сидим в молчании, оглушенные новым открытием. Я вспоминаю, как после пожара в доме Софии полицейские из Западного Ванкувера сказали мне, что масса улик была уничтожена службами экстренного реагирования.

– Кто лучше пожарного мог устроить пожар, а потом скрыть факт поджога? – хрипло говорю я. – Он мог забрать из автоответчика кассету с голосовым сообщением, которое Эми отправила Софии. Он мог заткнуть рот Софии. – Внезапно я вспоминаю кое-что еще. – Они так и не нашли ее сотовый телефон, Джеб. А ее ноутбук был безнадежно испорчен.

– Это косвенные улики, – говорит Джеб.

– Но правдоподобные.

– Нам нужны доказательства. Мы ни черта не сможем сделать без доказательств.

– Тогда поехали на карьер, – говорю я. – Мы можем снова посмотреть на место и провести тебя через события того вечера. Возможно, когда ты окажешься там, то вспомнишь что-то еще – как музыка, запах марихуаны и даже рекламное объявление о календаре для пожарных помогли Эми вспомнить, что с ней было.

Пока мы едем на север, я вижу темные облачные массы над горами. Ветер усилился, и на дороге валяются сломанные ветки. Приближается первый грозовой фронт.

Продолжая думать о Клинте Рудигере и о вновь открывшихся обстоятельствах, Джеб свернул с шоссе, переехал через мост и старые железнодорожные пути. Когда внизу забурлили воды Грин-Ривер, его охватило необычное ощущение, как будто они пересекли некий порог и теперь возвращаются назад во времени. Вещи смыкались вокруг них, прошлое сливалось с настоящим.

Он проехал через большую поляну, которая когда-то использовалась в качестве поворотного круга для грузовиков, вывозивших дробленый базальт из карьера. Именно здесь девушки вышли из его автомобиля девять лет назад и побежали через поляну к тополиной роще. Тем временем он повернул на юг, когда выезжал на автостраду, и направился домой. Джеб включил полный привод в начале узкой и неровной лесовозной дороги, которая огибала лес с обеих сторон. Примерно через милю дорога расширилась у въезда в широкий гравийный карьер. Когда-то здесь была каменоломня.

Они остановились и вышли наружу.

Электрокабели линии ГЭС находились поблизости, и воздух гудел и потрескивал от статического электричества. У Джеба сильно забилось сердце, на коже выступил пот.

Ничего не изменилось. Каменный выступ, обрамленный валунами, выглядел как раньше. Повсюду были остатки маленьких костров, разбитые бутылки, мятые пивные банки. Дети по-прежнему приезжали сюда и занимались тем же самым.

Он медленно двинулся по кругу, хрустя гравием. Солнце нагревало его кожаную куртку и черные волосы. Высоко в небе раздавался орлиный клекот.

Рэйчел взяла его за руку. Ее ладонь была прохладной, сильной и надежной. Он заглянул ей в глаза, где калейдоскоп событий превратился в спираль, увлекавшую их в тот вечер, когда все изменилось.

– Знаешь, она пыталась сделать это и со мной, – сказал он. – Ретроградный гипноз. В тюрьме.

– София?

Он кивнул.

– По крайней мере, так она это называла. Она несколько раз возвращала меня в тот вечер. Выгуливала меня, чтобы посмотреть, смогу ли я вспомнить какую-нибудь полезную подробность. Мы не нашли ничего нового. Тогда она говорила, что возвращение сюда и попытка воссоздать события того вечера может подтолкнуть меня к чему-то важному.

– Как она это делала?

– Она вводила меня в гипнотическое состояние, потом шаг за шагом провожала меня в прошлое, как в реальном времени, чтобы воссоздавать и исследовать яркие образы.