Она крепко ухватила Адама за руку и вдруг подалась вперед.

– Понимаешь, Рейф, я не допущу, чтобы Люк разрушил карьеру Адама и испортил ему жизнь, которая еще не началась по-настоящему. Видишь ли, той ночью Люк одолжил джип у Адама. Кровь той девушки осталась на рубашке Люка, и в конце концов это было доказано в лаборатории.

Сердце Адама бешено стучало, спина взмокла от пота.

– Мама… Шейла…

– Да, Рейф, – отозвалась она с задорной улыбкой.

– Ты говоришь, что следы мужской ДНК на толстовке совпадали с ДНК Люка?

Ее лицо болезненно сморщилось. Она выдернула свою руку и начала быстро постукивать по колену.

Адам выпрямился и запустил пальцы в волосы. Его рубашка промокла на спине и под мышками, но в рту было сухо, как в пустыне.

– Так тяжело быть одинокой матерью и растить двоих сыновей, Рейф! Я… я хотела защитить моих мальчиков. Когда Люк попадет в армию, все будет в порядке. И у Адама будет чистый послужной список. Я не могла допустить, чтобы эта грязь прилипла к нему. Я так и сказала ему, Рейф: оставь все в покое. Потому что он должен был сделать выбор. Либо он молчит, либо восстает против своего брата и матери. А какие улики у него были, чтобы обвинить собственного брата? Эти мальчики уже договорились друг с другом. Адам не может предъявить им ничего конкретного. Так лучше для всех. – В ее глазах снова появилась отрешенность. – Джеб был злым мальчиком, он убил своего отца, – прошептала она. – Я поступила правильно. Я сделала то, что любая мать сделала бы для своих детей.

К горлу Адама подступила тошнота. Ему пришлось резко встать, чтобы проглотить комок желчи.

– Что случилось с медальоном? – холодно спросил он.

Его мать потерла висок и облизнула губы. Огонек в ее глазах вспыхнул и погас.

– Да, – сказала она. Потом ее лицо снова омрачилось грустью по утраченным воспоминаниям, и она растворилась в себе, где-то в прошлом.

Адам подошел к окнам и посмотрел на птиц, что-то клевавших среди палой листвы. Иногда, если родители не находили то, что хотели видеть в своем ребенке, они закладывали в него семена будущего развития. Они пытались создать для своих детей то, чего им самим не хватало в жизни. А его мать пыталась превратить Адама в его отца.

Он вспомнил слова Рэйчел:

«Почему вы стали полицейским, сэр? Вы когда-то верили в закон и справедливость?»

– Рейф?

Он вздрогнул и обернулся.

– Это ты? Где ты был?

– Рейф ушел, мама. Это я, Адам. Твой сын.

– Адам? – Ее черты странно исказились. – Пожалуйста, принеси шкатулку из моей спальни. Ту, с раковинами на крышке. Мою последнюю ювелирную шкатулку. Она стоит на туалетном столике.

– Что там, мама?

– Пожалуйста, Рейф, просто принеси ее.

Адам пошел в комнату, взял шкатулку и вернулся обратно. Он протянул шкатулку матери.

Она медленно откинула крышку, и маленькая балерина поднялась на пружинке со своего пьедестала. Забренчала музыка, и балерина начала поворачиваться перед внутренним зеркалом. Изнури шкатулка была обита красным бархатом и наполнена серебряными и золотыми ювелирными украшениями. Его мать, перебиравшая их, внезапно стала похожа на маленькую девочку. Она достала маленький плоский золотой медальон с филигранью по краям, похожий на золотое кружево. Ее рука слегка дрожала, когда она протянула медальон Адаму.

Его сердце дало сбой, когда яркая вспышка узнавания пронеслась в его сознании. Он встретился с взглядом матери. Она смотрела на него и сквозь него.

Это была подвеска Мэрили Цукановой.

Медальон с изображением святого Христофора, традиционного хранителя путешественников. Он не сохранил жизнь Мэрили Цукановой.

Адам медленно взял медальон у матери и положил его на ладонь.

– Ты взяла его? – прошептал он. – Из моего ящика?

Молчание.

Все эти годы он думал, что медальон забрал Люк. Он был уверен, что Люк стер GPS-маршрут в его джипе. Все эти годы он считал совпадением, что окровавленная толстовка, якобы найденная в автомобиле Джеба Каллена, была точно такой же, какую носил Люк, когда вернулся домой на рассвете после той роковой ночи.

В бледно-голубых глазах его матери стояли слезы.

Адам смотрел на нее.

– Ты заваришь чай, Рейф? Я бы с удовольствием выпила чаю с имбирным печеньем.

Адам убрал медальон в карман и пошел в уборную, где его стошнило. Потом он пустил холодную воду, пока она не стала ледяной, и умыл лицо, на мгновение замерев, когда увидел свое отражение в зеркале. Ему показалось, что он увидел лицо своего отца. «Подобное тянется к подобному», – подумал он. А теперь, когда он почти достиг того же возраста, что и отец, когда его убили, то мог видеть его подобие на собственном лице.

Адам вспомнил тот вечер, когда они получили известие о гибели отца. Он помнил выражение материнского лица. Ему было восемь лет, а Люку всего лишь пять. Почти тот же возвраст, как и у его сыновей, Тайлера и Микки.

Его мать пыталась защитить своих сыновей.

Как далеко он может пойти, чтобы защитить собственных сыновей?

Это было сделано ради любви. Ради семьи. И вот до чего все дошло.

Его мать оставила RCMP ради того, чтобы возглавить полицейский участок Сноу-Крик, где – как она считала – ей будет легче и безопаснее вырастить детей. Адам помнил, как она гордилась тем, что стала первой женщиной, занявшей эту должность в их маленьком городе. Но в тот день, поздно вечером, он услышал, как она плачет в своей комнате. Он открыл дверь и увидел, что она держит перед собой обрамленную фотографию их отца. Она взбесилась на него за то, что он обнаружил ее в таком состоянии.

Адам обхватил края раковины и свесил голову.

Он тоже вышел из рядов RCMP ради воспитания своих мальчиков в Сноу-Крик. Чтобы Лили была довольна и счастлива.

«Почему ты стал полицейским, Адам? Потому что ты когда-то верил в закон и справедливость?..»

Он вытер лицо и отправился на кухню, где приготовил чай и положил на тарелку песочные пирожные, потому что не нашел имбирного печенья.

Он сидел рядом с матерью, пока она отхлебывала из чашки, и вытирал ей рот. После инсульта она роняла слюну и еду. Его мать всегда заботилась о нем и его брате; теперь он ухаживал за ней. И присматривал за своей женой. Его мир рушился вокруг него.

Адам подождал возвращения Рубеллы, потом вернулся в свой автомобиль и завел музыку: старое ямайское ска. Он глубоко дышал. Его другое «я» хотело побывать на Ямайке. В детстве вместо катания на сноуборде он хотел заниматься серфингом под ярким солнцем. Поэтому после визита на острова он все эти годы хранил гавайский стикер, приклеенный к заднему бамперу его джипа.

Он должен был сделать выбор.

Его мать ушла в свои воспоминания.

Его брат ушел навсегда.

Он не мог причинить им вред.

«Почему ты стал полицейским…»

Он стал полицейским, потому что его родители были полицейскими и потому что оба они хотели, чтобы их сыновья стали полицейскими. Они заронили в них эти семена и тщательно поливали всходы рассказами о легендарном Сэме Стиле из конной полиции Северо-Запада. Образцовый викторианец, герой империи, громадный мужчина с бочкообразной грудью и роскошными усами, который очищал от грязи салуны золотоискателей, бордели и игорные притоны дикого Северо-Запада Тихого океана, который держал в узде американских торговцев виски.

Адам по-мальчишески верил в справедливость и возмездие. В закон.

До той ночи, когда девушки пропали без вести.

До тех пор, пока он не прикрыл глаза, и все вокруг не распалось на тысячу оттенков серого.

Он думал, что эта серость была частью его взросления, восприятия жизни во всех ее тончайших нюансах. Но потом пришла убежденность в осуждении и заключении невиновного человека. Адам понимал, что его бездействие сыграло определяющую роль. Он был точно так же виновен, как и другие, кто дал ложные показания. Глубоко внутри он еще тогда знал, что они это сделали. А теперь он вернулся в Сноу-Крик с собственными сыновьями. Круг замкнулся. Теперь он встретился лицом к лицу с преступными действиями своего брата и матери… чтобы встретиться с собственной виной.