Журналистка когда-то работала репортером в газете, но теперь она зарабатывала на жизнь рассказами о настоящих преступлениях и пыталась написать роман. Она планировала использовать эти интервью для книги.

Но во время встреч с Сарой наступил такой момент, когда журналистка поняла, что все-таки не сможет написать эту книгу. Или, по крайней мере, опубликовать ее ради денег. История стала для нее слишком личной.

– В самом начале зимы, – заговорила Сара, отсутствующим взглядом уставившись в окно, – я иногда слышала шум вертолетов где-то над облаками… Потом наступила тишина. И темнота. Я думала, что слышать, как они ищут меня, это самое ужасное. Но я ошиблась. Стало еще хуже, когда я поняла, что меня перестали искать. – Она помолчала. – Я выжила только благодаря ребенку. Я была готова на все ради ребенка Этана и ради того, чтобы вернуться к нему.

Сара замолчала, ее взгляд стал еще более отсутствующим.

Журналистка почувствовала, что ей тоже не по себе.

– Хочешь, чтобы я принесла ее? – спросила она. – Хочешь ее увидеть?

– Нет.

– Сара, она всего лишь невинная красивая маленькая девочка, ей только один день от роду.

Сара сжала губы, ее руки, лежавшие на одеяле, напряглись. Она сосредоточилась на колибри за больничным окном. Деревья покрылись пышной листвой. Это был жаркий июльский день.

Журналистка подалась вперед в своем кресле.

– Прошу тебя. Хотя бы взгляни на нее. Ты нужна ей. Возможно, она плод насилия, но в этом крошечном тельце нет ни капли дурной крови. Она воплощенная невинность.

Глаза Сары наполнились слезами. Пальцы скомкали одеяло. Она явно боролась с собой.

Журналистка встала и позвала медсестру. Может быть, она совершала страшную ошибку, вот так вмешиваясь. И все же она не могла остановиться, уже слишком вовлеченная эмоционально.

Медсестра вкатила колыбель. Сара родила дочь меньше суток назад. Ее грудь набухла от молока, натягивая швы на рубцах и оставляя влажные следы на ночной сорочке. Но психически она была мертва для своего ребенка. Она стала такой с того дня, когда анализ ДНК показал, что ребенок не от Этана. Тесты сделали после того, как водитель лесовоза привез ее в больницу. Тогда она была примерно на пятом месяце беременности, и у нее подозревали инфекцию в околоплодной жидкости. Врачи хотели выяснить, как развиваются легкие ребенка на тот случай, если у нее начнутся преждевременные роды. Прокурору и копам тоже нужен был этот анализ. Результаты показали, что отец ребенка – Себастьян Джордж. С этой минуты Сара была обречена носить до срока ребенка чудовища и знать об этом. Лечение от бесплодия, проведенное перед ее похищением, помогло забеременеть.

Копы и прокурор были довольны результатами теста. ДНК ребенка, без сомнения, поможет обвинить Себастьяна Джорджа в сексуальном насилии.

Но Этан был опустошен этой новостью.

Когда у Сары начались роды, ее муж в больницу не приехал. Журналистка через окно увидела его на улице. Под дубом. Кажется, он хотел войти. Но так и не вошел. Мать Сары и ее отец, богобоязненный пастор, тоже не пришли. Это привело журналистку в ярость.

Какой истинно верующий человек отвернется от собственной дочери в такой момент? Как он может обращаться к душам жителей этого города и наставлять их на путь истинный, если не смог поддержать дочь, собственную плоть и кровь, остро нуждающуюся в его помощи?

Журналистка кивнула медсестре, и та тихо вышла из палаты. Тогда журналистка подкатила колыбель к больничной кровати и села возле, молча наблюдая за ребенком. У нее заболело сердце, напряглась грудь. Она знала, через что пришлось пройти Саре и Этану, когда они пытались зачать ребенка. Эту потребность родить журналистка ощущала каждой клеточкой собственного тела.

Сара медленно повернула голову, сглотнула, ее взгляд уперся в крошечное существо в колыбели. Потом она очень медленно протянула дрожащую руку, дотронулась до малышки. У девочки были темные мягкие волосы. Губы, похожие на бутон розы. Темные ресницы. Как у него.

Крошечные пальчики девочки крепко обхватили указательный палец Сары. У нее перехватило дыхание. Тихие слезы покатились по щекам.

Журналистка не произнесла ни слова. Она старалась не заплакать. У нее ныли руки, ныла грудь от желания обнять их обеих. Соединить вместе навсегда. Чтобы все было правильно.

– Она прекрасна, – прошептала Сара.

– Твоя дочь.

У Сары задрожала губа.

– Хочешь подержать ее?

Она кивнула.

Журналистка положила спеленатого ребенка на руки Саре. Через несколько секунд, едва заглянув дочке в глаза, Сара спросила:

– Ты поможешь мне? Поможешь мне покормить ее?

Журналистка помогла ей спустить рубашку с плеча и приложить крошечный ротик девочки к материнскому соску. Раны на груди Сары все еще были заклеены пластырем. Ей явно было больно, когда девочка начала сосать. Сара откинула голову на подушку и закрыла глаза. Из-под ресниц потекли слезы.

– Господи, – прошептала она. – Господи, прошу тебя, помоги мне. Пожалуйста, помоги моему ребенку…

Но Господь давно оставил Сару Бейкер.

Надежда покинула тоже. Журналистка считала, что надежда умерла в Саре в тот день, когда Этан не смог обнять ее и снова заняться с ней любовью. В тот день, когда муж продемонстрировал ей свое отвращение и смущение. Сара так долго продержалась из любви к нему, но, когда он ее отверг, она перестала бороться.

Журналистка не сомневалась в том, что Сара оставила бы дочку у себя, если бы мир оставил ее в покое. Если бы Этан открыл ребенку свое сердце. Если бы ее отец-пастор показал пример другим, как можно прощать, как можно принимать… как можно радоваться этому невинному ребенку. Этого не произошло, и Сара приняла решение отдать ребенка – безымянного – на усыновление.

– Я хочу лучшего для нее. Я никогда не смогу освободиться от него, но я хочу, чтобы она была свободной. Единственный способ этого достичь – позволить ей начать с чистого листа. Ни о чем не знать.

– Во время заточения тебе хотя бы раз приходило в голову, что ребенок может быть от Себастьяна?

– Никогда, – прошептала Сара. – Думаю, сама мысль об этом была бы для меня невыносимой.

Она помолчала и добавила:

– Думаю, тогда я не выжила бы. Мы бы не выжили».

Тори отложила электронную книгу, вылезла из постели и слегка приоткрыла дверь в гостиную. Отец все еще громко храпел. Тори добралась до полки, на которую он сунул скомканную газету. Девочка аккуратно расправила ее на столе и прочла анонс статьи на странице шесть. «Убийство у реки Биркенхед – эхо убийств в Уотт-Лейк? Смотрите страницу 6».

Она открыла газету на шестой странице. Отец заворчал во сне. Взгляд Тори метнулся к приоткрытой двери в его спальню. Но отец что-то пробормотал, повернулся на другой бок. Раздалось его спокойное дыхание. Падавшего из окна света было достаточно для чтения. Тори водила по строчкам пальцем, останавливаясь на именах жертв, которых похитил и убил человек, получивший прозвище убийцы из Уотт-Лейк. Когда она увидела последнее имя, у нее сдавило горло.

Сара Бейкер.

Имя из романа, написанного матерью.

Аромат только что сваренного кофе и звук укладываемых в печку поленьев пробудил Оливию от глубокого сна. Сон был настолько тяжелым, что ей потребовалась пара минут, чтобы сориентироваться. Она полежала минуту, вспоминая комфорт объятий Коула. Он оставался с ней всю ночь. Его сторона кровати все еще была теплой. И все же, когда Оливия полностью проснулась, в ней начало расти чувство неловкости.

Оливия встала с постели, схватила халат, надела его поверх пижамы, в которую облачилась перед тем, как лечь в одну постель с Коулом. Она замешкалась, когда снова осознала, что ему известно, кто она такая.

Он был в курсе всего, что произошло с ней.

Ее пронзило острое чувство наготы, уязвимости. Оливия пошла в ванную, сполоснула лицо, вытерлась и посмотрела в зеркало. У нее защемило сердце.